Сладостное заточение (ЛП)

— Давайте перейдем в гостиную, выпьем чего-нибудь и обсудим, как нам следует подойти к вопросу ликвидации Каморры, — говорю я.
— Сейчас? — спрашивает Примо. — Уже почти полночь.
— Да, сейчас. — Я окидываю их взглядом… — Отпуск окончен, джентльмены.
***
Почти два часа ночи, когда уходит последний мужчина. Даже несмотря на то, что ребята Пеппе патрулируют территорию и следят за домом, я все равно провожу детальный осмотр верхних и нижних этажей, прежде чем подняться по лестнице на второй этаж.
Дверь в комнату Захары закрыта. Я прижимаю руку к деревянной поверхности, как будто это поможет мне приблизиться к ней. Но это не так. Я знаю, что она там, прямо по ту сторону этого барьера, но дуб под моей ладонью стал буквальным представлением препятствий, которые стоят между нами.
Все мое существо вибрирует от желания войти внутрь, просто быть рядом с ней. Тревога, которая мучает меня последние пять часов, с того момента, как она вышла из зала заседаний, скрутила меня до такой степени, что я едва могу дышать. Я не знаю, как подавить эту маниакальную потребность в Захаре. Мой самоконтроль был натянут до предела.
И это не из-за сексуального влечения. Этому было бы гораздо легче противостоять. Захара прекрасна, настолько прекрасна, что один взгляд на нее заставляет мой предательский член твердеть. Но не только ее красота заставляет меня жаждать ее. Это она. Просто… она.
Ее дух.
Жестокий огонь внутри нее.
Ее безграничное сострадание и понимание.
Она — единственный человек, который заставляет меня чувствовать себя самим собой. С кем я могу говорить о вещах, которые я никогда не озвучил бы в присутствии другого. Когда она рядом со мной, я чувствую себя тем человеком, которым я когда-то был. Тем, кем я хочу быть снова. Она — лекарство от моего безумия, отменяющее его своим прикосновением и улыбкой. Так же, как она сделала это ранее сегодня вечером.
И накануне вечером. И еще в тот, что был до этого. В течение нескольких дней я выходил из себя почти со всеми, кто попадался мне на пути. С рабочими по ремонту. С прислугой. С людьми в общественных местах. Но с ее прикосновением, тихим словом, взглядом мое безумное «я» отступает. Захара заземляет меня, как ничто другое. Без нее я боюсь, что ни мир, ни я не сможем выжить.
Она — недостающая часть моей души. Мое спасение.
Я хочу ее. Хочу ее во всех возможных смыслах. Как друга. И любовницу. Но больше всего, как просто… мою.
Прислонившись лбом к двери, я стискивпю зубы.
Она не моя.
Этого никогда не может быть.
И эта мысль повергает меня в полное отчаяние.
Закрыв глаза, я бьюсь лбом о деревянную поверхность.
Она нужна мне. И я не знаю, как заставить эту потребность исчезнуть
Бах.
Я хочу сделать ее своей. Не обращать внимания на гребаный скандал. Мне всегда было наплевать на мнения людей. Я бы смирился с их презрением и пренебрежением. Я бы смирился. Но тем самым я открою ей путь к позорному клейму на всю оставшуюся жизнь. Семья безжалостна в таких делах, а Захара слишком чиста, чтобы заслужить их презрение.
Бах.
Она мне нужна!
Знать, что это неправильно. Знать, что она достойна лучшего. Не меняет того, что она мне чертовски нужна! Было легче сопротивляться ей, пока я не вкусил запретный плод. Теперь я не могу сдерживаться, как бы я ни старался. Словно прекрасное безумие овладело моим разумом. Оно затягивает меня, не давая пощады. Она — все, о чем я могу думать. Мои руки на ней. Мои губы на ее великолепной киске. Я не могу выбросить эти образы из головы. Я хочу ее, но не могу!
Бах, бах, бах.
Дверь распахивается, открывая моего ангела, купающегося в мягком свете торшера у двери. Такая сияющая. Ослепительная. Ярко сверкающая. Как и пятнышки красновато-золотого среди ее роскошных прядей, падающих на ее покрытые кружевом плечи и руки. Ее волосы того же оттенка, что и ее ночная рубашка длиной до колен, а шелк облегает ее восхитительные изгибы. За исключением прошлой ночи, я видел ее только в брюках и топах с длинными рукавами.
  
— Что случилось? — спрашивает она сонно и трет глаза руками. Такой невинный, простой жест. Господи, черт возьми, она так чертовски молода.
— Ничего, — ворчу я.
— Ты стучал как сумасшедший, как будто дом горит, и говоришь «ничего»?
Да… Я бы не назвал это стуком.
— Прости, что разбудил тебя. Я пойду.
Она прищуривается.
— Это кровь?
Я прижимаю пальцы к брови, прямо у края виска. Они становятся мокрыми и красными. Должно быть, я расколол кожу, когда «стучал».
— Ничего. Возвращайся внутрь. И запри дверь.
— Почему?
— Ты знаешь почему. Пожалуйста, ангел. Я не смогу уйти, пока ты не сделаешь это.
— Тогда не надо.
Мой разум отключается. Я чувствую, как путы моей сдержанности рвутся и рвутся, как изношенная нить. Я хватаюсь за дверной косяк, сжимая его, словно это поможет мне остаться на месте. Не дайть мне войти в ее комнату.
Если я это сделаю, у меня не будет сил уйти.
— Захара, — шепчу я. — Закрой дверь.
— Почему?
Дерево трескается под давлением моей хватки.
— Потому что если ты этого не сделаешь, я войду внутрь.
Меньше шага. Таково расстояние между нами. Внутри меня бушует дикая буря, когда я вижу Массимо, стоящего за дверью. Все его тело напряжено, он наклонился вперед, упершись руками в косяк. У меня такое чувство, что это единственное, что удерживает его на месте в данный момент. Каждая черточка его лица напряжена, словно высечена из камня, но при этом он смотрит на меня глазами, в которых отражается то же волнение, что и у меня.
— У тебя не было проблем с тем, чтобы зайти вчера вечером, — говорю я. — А то, что произошло между нами, ты назвал огромной ошибкой. А, ты не склонен совершать ошибки, Массимо, и не дай Бог тебе их повторить. Так что нет, я не закрою эту дверь. Тебе придется развернуться и уйти самому
Ноздри Массимо раздуваются, и он делает несколько глубоких вдохов через нос.
— Сальво попросил у меня твоей руки.
Я смотрю на него, моргая в замешательстве.
— Что?
— Он попросил. Завтра я сообщу ему, что я… согласен
Я отшатываюсь, как будто меня физически ударили в живот. Он выдает меня замуж? За Сальво? Как будто я какой-то гребаный предмет, который ему больше не нужен? Какого хрена? Пеппе был прав; он сказал, что Массимо сделает все, чтобы удержать меня от себя подальше. Я просто не ожидала такого. Не этого… этого предательства Это единственное слово для этого. Как он мог со мной так поступить? Так ранить меня?
Если только…
Я задираю подбородок и встречаюсь с ним взглядом. Его глаза практически светятся — в них горит гнев. И тоска. Ревность.
— Хорошо. Если это твое решение, кто я такая, чтобы противоречить дону? Спокойной ночи, дон Спада. — Дрожащими пальцами я захлопываю дверь, захлопывая ее прямо перед его носом.
Я уже наполовину пересекла комнату, едва держась на ногах, когда громкий удар сотряс стены вокруг меня. Едва не выпрыгнув из кожи, я кручусь на месте, разглядывая распахнутую пинком дверь и крупного мужчину, стоящего на пороге. Глаза Массимо кажутся безумными и буравят меня.
— Тебе нравится Сальво? — Его голос тихий и полон яда.
Я знала это. Этот лживый ублюдок. Он блефовал. Последнее, чего он хочет, это чтобы я вышла замуж за Сальво. Я вижу, как на его разъяренном лице написано отсутствие убежденности. Это не что иное, как попытка оттолкнуть меня.
— А это имеет значение? — выдавливаю я из себя.
Массимо делает шаг вперед, входя в комнату. Его руки сжаты в кулаки по бокам так сильно, что костяшки пальцев побелели, а вена на лбу пульсирует.
— Тебе, — еще один шаг, — нравится Сальво?
Наглость этого человека. Он не только пробил мне дыру в сердце, но и теперь разрывает на куски избитые остатки.