Сладостное заточение (ЛП)

Однажды я спросила сестру, любит ли нас наш папа, и ее ответ до сих пор звучит у меня в ушах. “Конечно, он любит нас“ , сказала она. “Но я думаю, что Семью он любит больше”. Нера всегда была более адаптивной, чем я, и она, кажется, приняла эту ситуацию такой, какая она есть. Но, я не могу. В любви не бывает ступеней. Нет середины. Ты либо любишь кого-то и готов ради него на все. Либо не любишь.
Поэтому я не испытываю ни малейшего сожаления или стыда, следуя за отцом, улавливая по пути обрывки разговоров гостей. Улавливая шепот здесь, провозглашение, сделанное тихим голосом там. Собирая информацию, которую я передам в своем письме Массимо завтра утром.
Раньше я боялась посещать подобные мероприятия и делала все возможное, чтобы их избегать. Теперь нет. Я никогда никому в этом не признаюсь, но сейчас мне действительно нравятся вечеринки моего отца. Для большинства людей здесь я невидимка, и они понятия не имеют, какое влияние я оказываю на их жизнь. Конечно, это косвенное и едва ли меняющее жизнь влияние. Но все равно, это заставляет меня чувствовать, что я наконец-то стала частью этого мира. Моего мира. Я давно хотела, чтобы меня в него приняли, но у меня никогда не хватало смелости попытаться сделать это.
Пока Массимо не указал мне путь.
Я храню это чувство удовлетворения и цели близко к сердцу, позволяя ему наполнять меня, пока я лавирую между гостями, запоминая каждую деталь, которая может оказаться ему полезной.
Батиста Леоне прибыл, ион стоит рядом с папой возле струнного квартета и разговаривает на повышенных тонах в тени цветущей вишни. Судя по тому, как напряглись челюсти отца и нахмурился его лоб, то, что они обсуждают, должно быть серьезным. Я обхожу дальний край сцены и останавливаюсь прямо за виолончелистом. Музыкальное сопровождение изысканное и элегантное, но слишком громкое, и мне приходится концентрироваться, чтобы услышать, что говорят мой отец и младший босс.
— Брио прав, — говорит Леоне, делая большой глоток виски и издавая ужасный звук, словно он глотает суп. Я съеживаюсь, испытывая отвращение к отсутствию у этого человека манер. — Предложение кокаина в казино привлекло бы десятки новых, хорошо оплачиваемых клиентов каждый месяц. Почему бы не объединить эти два очень прибыльных бизнеса под одной крышей?
— Потому что члены Семьи входят в группу владельцев, Батиста. Если бы Управление по борьбе с наркотиками узнало об этом, мы все пойдем ко дну.
— Мы могли бы предложить продукт только избранным клиентам, тем, кто доказал свою надежность. Делать это под столом, так сказать. — Леоне подвигается к моему отцу, и мне приходится наклониться ближе, чтобы не пропустить остаток его комментария. — Всего лишь несколько сделок тут и там.
— А что, если кто-то проболтается? Слухи распространяются быстро, ты же знаешь.
— Мы можем предложить сниженные цены, при условии, что они будут держать язык за зубами. Никакого риска. Подумайте об этом, Нунцио.
Мой отец смотрит на свой напиток, обдумывая эту идею, и через несколько напряженных секунд он кивает так легко, что это едва заметно.
Я качаю головой. Он же не всерьез обдумывает это предложение, верно?
К моему отцу и Леоне присоединяются еще двое мужчин, и каждый из них закуривает вонючую сигару под хриплый смех. Я делаю шаг назад. Придерживаясь края лужайки, я направляюсь к дому, подальше от дыма и коварных дружков Коза Ностры.
Оказавшись в своей комнате, я быстро принимаю душ, затем достаю коробку с письмами Массимо из-под кровати. Мое сокровище. Внутри около пятидесяти простых белых конвертов, поэтому мне пришлось сменить тайник со своего шкафа на старый, деревянный сундук, засунутый как можно дальше под кровать, чтобы сохранить их в безопасности. Все они тщательно рассортированы в том порядке, в котором я их получила.
В моем последнем письме Массимо я просила у него совета по поводу свиданий. Не то чтобы я собиралась с кем-то встречаться или даже планировала. Я просто хотела узнать, что он ответит. Поэтому я соврала, упомянув, что один мальчик в школе приставал ко мне. Массимо, вероятно, счел мой вопрос глупым. Девочка-подросток просит у мужчины за тридцать, который провел почти половину своей жизни в тюрьме, совета по поводу свиданий. Я не уверена, что заставило меня спросить его о чем-то столь глупом. Может быть, так и есть, но признание правды только заставило бы меня почувствовать себя еще большей дурой.
  
Потому что правда в том, что… я хотела вызвать у него ревность.
Когда Массимо наконец начал отвечать на мои письма, его слова пробудили мое любопытство. Он был странным, интригующим человеком, таким близким, но в то же время таким далеким, и мне захотелось узнать о нем больше. И по мере того, как я все больше узнавала о нем, о его великолепном хитром уме, любопытство превращалось в восхищение. Однако в какой-то момент это восхищение переросло во что-то другое.
То, как мое сердце замирает каждый раз, когда я получаю одно из его писем, — это не просто волнение перед новой задачей. Когда я крадусь, собирая информацию, не потому, что меня волнует общий успех Семьи. Больше нет. Я делаю это для него. Потому что эта новая эмоция, которую я испытываю, — нечто более глубокое. Запретное. И я стараюсь не зацикливаться на этом.
Я разворачиваю последнее письмо Массимо и снова перечитываю последний абзац. В нем содержится его ответ на мой вопрос о свиданиях.
Парни — свиньи, Захара. Убедись, что знаешь его намерения, прежде чем начинать что-то серьезное. Будь осторожна, девочка.
М.
Я смотрю на последнее слово.
Девочка.
Ему все равно, встречаюсь ли я с кем-то. Да и с чего бы?
Письмо оставляет горький привкус во рту, тот самый сухой привкус, от которого я чуть не подавилась, когда читала ее в первый раз.
Скомкав бумагу в шарик, я несу его в ванную и смываю в унитаз.
— Доходность наших инвестиций в Кембридж снижается. — Я опускаю распечатку квартального отчета о движении денежных средств. — Почему?
Мой отчим пожимает плечами, казалось бы, небрежно, но продолжает играть с ручкой. Я знаю, что он ненавидит приходить в тюрьму, чтобы увидеть меня на наших еженедельных «собраниях», хотя он никогда в этом не признавался.
— Арендные ставки стали слишком высокими, даже при долгосрочной аренде. Нам пришлось снизить их на десять процентов.
— Не припоминаю, чтобы я это одобрял, Нунцио.
— Я не хотел беспокоить тебя чем-то столь незначительным. Это всего лишь несколько десятков квартир.
Я наклоняюсь вперед.
— Ты сообщаешь мне обо всем, даже самом незначительном, прежде чем принять какое-либо решение.
Нунцио морщится, но сохраняет самообладание.
— Уровень вакантных площадей во всем районе Большого Бостона высок, и я не хотел рисковать потерей существующих арендаторов, Массимо. Рынок идет по нисходящей спирали с прошлого года.
— Тогда найди способ сделать нашу недвижимость более прибыльной! Найми какую-нибудь девчонку и запусти рекламу, где она занимается пилатесом в одном из наших кондоминиумы или еще какую-нибудь хрень. Я хочу, чтобы арендная плата была на уровне прошлого года, и мне наплевать, если для этого придется повесить рекламный щит посреди Бэк-Бэя.
Нунцио моргает, затем быстро записывает что-то в своем блокноте.
— Конечно.
— А что насчет нашего кейтеринга? — спрашиваю я.
Я вложил много денег и задействовал значительные связи, чтобы добиться «глаз и ушей» в этом гребаном месте. Охранникам платят за то, чтобы они убивали камеру в комнате, когда у меня есть посетитель, но я все равно не рискую. При обсуждении незаконных операций с отчимом я всегда использую код. Наш незаконный наркобизнес называется "кейтерингом", и у каждого продукта есть своя незаметная этикетка. Я даже попросил Нунцио открыть легальную кейтеринговую компанию, чтобы действовать как подставное предприятие, исключающее любые возможные подозрения.