Карбон (СИ)
Ровно в пять они с Давидом поехали в какую-то танцевальную студию. В зал Бориса не пустили. Может, и к лучшему. Музыка оттуда грохотала нещадно. Борис бы оглох.
- Что она с тобой делала? - подозрительно уточнил он, когда девушка в телесном купальнике (Тренер? Учитель? Как это называлось?) отпустила Давида на все четыре стороны.
- Для клипа нужны кое-какие танцевальные движения, - возбужденно выпалил Давид, - Увидишь! Это было так круто! У меня вроде неплохо получается!
Борис бросил на него мягкий, тёплый взгляд.
Чем бы дитя ни тешилось, как говорится.
- Посмотрим, - вслух сказал Борис, и они, наконец, поехали в павильон.
Давид сказал, что они уже снимали некоторые сцены для клипа (там были другие локации). Остался бассейн и съёмки «типа на вечеринке». Последнее - это цитата.
Борис, выслушав внимательно Давида, кивнул, но он просто не представлял масштабы. К такому жизнь его не готовила.
Начали с бассейна. И он ещё был ничего. На Давида одели какую-то пленку, лосины (их было не видно в воде), чёрные перчатки и корону. Похоже, он изображал морского царя. В бассейне, кроме него, была куча полуголых парней и девушек. Они были как бы русалками и тритонами. Задача Давида заключалась в том, чтобы ловить их. Ему это давалось с трудом. Корона была тяжелой, перчатки были скользкими, да и плитка под его ногами, видимо, тоже.
Давид еле держался на плаву. Несколько раз он чуть не упал.
Причём, все это снимали без музыки. Происходящее выглядело как суровая фантазия шизофреника, и Борис не знал, как ему на это все реагировать, но если честно, хотелось смеяться в голос. У Бориса даже заслезились глаза.
Тем более, режиссёр постоянно орал, как бешеный:
- Трогай, трогай их! Чего ты их гладишь?! Это же не кошки!
Давид выглядел таким несчастным, что погладить, как котёнка, хотелось уже его.
В итоге, из бассейна Давид вышел только часа через три, со сморщенной кожей на руках и ногах, и сразу бросился к Борису, отбиваясь от гримеров и костюмеров.
- Мне холодно, - пожаловался он.
Борис, заранее приготовивший плед, закутал в него Давида до самого носа, и передал мужчине картонный стакан с кофе.
- К вечеру я точно сдохну, - мрачно сказал Давид, выпивая разом почти все, - Надеюсь, хоть картинка хорошо будет выглядеть. Чувствую себя идиотом…
- Вряд ли это будет хорошо, - не выдержал и ехидно вставил Борис, - Ты ловил своих русалок с таким сосредоточенным видом, будто доказывал теоремы… Мне кажется, режиссёр закладывал иную мысль в происходящее.
Интересно, о чем была песня, раз на неё снимают такое?
- Очень смешно, - тяжело вздохнул Давид, - На самом деле, я себя прекрасно чувствую, когда в кадре один. Очень расковано. Но когда рядом незнакомые люди… Ну, ты видел.
То, что Давид ничего не стеснялся, когда работал не в паре, стало очевидно, когда они перешли к другой локации.
Давида снова странно нарядили - в длинное чёрное платье с высоким горлом, красные перчатки, шляпу и вуаль со стразами. Губы его намазали алым. Первым планом, как понял Борис, их и снимали. Давид в кадре красиво курил и изображал, что поет. Ну, как изображал… Он действительно пел. Под всеобщий восторг.
- Я так хочу тебя, - хрипло, на грани слышимости прошептал Давид, и у Бориса почему-то мурашки поползли по коже, было жарко, но волосы на руках все равно встали дыбом, будто от холода.
- Хочу больше, чем сигарету, - томно продолжил Давид, - Я глупый кролик. Оставил свою голову в спальне. Запри меня в клетке и дай мне морковку. Скользи по моему телу, как взгляды по подиуму. Сделай мне больно. Я буду твоей маленькой девочкой… Твоей женщиной… Видишь, на мне эти женские шмотки? Любовь так убивает меня, и я сделают для тебя все, что угодно. Все, что угодно… Ты - мой убийца. Хочешь я дам тебе веревку? Буду ходить на твоём поводке. О мой Бог, я так хочу тебя! Всегда так хочу тебя… Раздеваюсь и повторяю, что схожу с ума по тебе…
Давид закончил петь и изобразил воздушный поцелуй.
Павильон разразился аплодисментами.
Борис смотрел на восхищённых людей, понимал, что Давид выглядел просто потрясающе, но сам ничего хорошего не чувствовал. Его неизвестно по какой причине колотило от ярости.
Лишь хваленое хладнокровие остановило его. Иначе Борис бы схватил Давида и начал бы его трясти, как ненормальный.
Колоссальным усилием воли Борис успокоился и лихорадочно начал думать. Любая реакция не случайна. У ярости Бориса явно была причина.
Анализируя свое поведение, свои мысли, Борис вскоре догадался, что его так вывело из себя.
Не внешний вид Давида. Не его поведение… Тем более, не его манера петь.
Давид выглядел очень органично. И он был прекрасен.
Бориса не на шутку разозлил текст песни. Его, наверное, писал сам Давид. Борис помнил его слова про Хемингуэя. И помнил белые листы в тот день, когда он убирался в квартире Давида.
А если текст написал Давид…
Что там было?
Запри меня в клетке? Сделай мне больно? Я буду ходить у тебя на поводке? Сделаю все, что угодно?
Борис снова ощутил злость.
Интересно, кто-нибудь когда-нибудь скажет Давиду, что он никому ничего не должен? Может, ему хватит думать о том, как принести себя в жертву?
Это тогда не любовь уже получается, а какая-то зависимость. Любовь не должна убивать. Она должна спасать.
Если бы Давида не увели, чтобы сделать ему новый макияж, Борис, наверное, стукнул бы его. Для профилактики.
Но к новой сцене Давида готовили больше часа, поэтому Борис за это время успел остыть.
Тем более, когда Давид появился прямо перед ним, Борис почти лишился дара речи.
Если костюмеры и гримеры хотели, чтобы публика кричала в агонии и не жалела об этом, то она добились своей цели.
На Давида одели очень крупную сетку, открывающую плечи, но закрывающую руки, высокие трусы (шорты? что это это было?) и лаковые сапоги до колена на каблуке в пятнадцать сантиметров… Сетка обтянула и бедра Давида.
Все было чёрным. И самое главное - соски Давида, которые «костюм» совсем не скрывал, были залеплены тёмными кружочками.
Борис тяжело сглотнул.
- Как? Не чересчур? - взволнованно уточнил Давид, - Я послал селфи Элизе. Она почти в шоке.
Борис поднял на Давида тяжелый взгляд.
На половину лица мужчины нацепили серебряную маску, волосы его зачесали назад, а глаза ему накрасили чёрным и серым так, что они почти не открывались.
- Тебе самому нравится? - стараясь не смотреть вниз, спокойно сказал Борис.
- Да, очень! - оживлённо протараторил Давид, - Круто смотрится, правда?
Борис подобрал бы другое слово, но ладно.
- Правда, - не стал спорить Борис.
- Отлично, - Давид почти пританцовывал на месте, - Теперь я тебе покажу, чему научился.. Помнишь, обещал?
Только сейчас Борис заметил, что на середине зала установили столб. Ну, как столб… Кажется, это называлось пилон. Или шест?