Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка

Как-то вечером Рейкс попросил ее:
— Опиши мне еще раз кабинет Сарлинга на Парк-стрит.
Слушая Белль, он развалился в кресле и разглядывал потолок. Она уже не раз повторяла свой рассказ, и вот теперь он как будто снова очутился в доме старика. Поднявшись по лестнице на второй этаж, справа увидишь дверь кабинета, а слева — дверь в спальню Сарлинга. Дверь кабинета дубовая, на блестящих бронзовых петлях. Отделан дубовыми панелями, на стене — коричневый ковер с белой полосой по краю. Окна выходят на маленький дворик с садом, оборудованы сигнализацией. Резной письменный стол красного дерева с пузатыми ящиками и резными золочеными ручками. Справа — книжная полка того же стиля. За ней дверь в комнату Белль. Рейкс бы здесь и в темноте не заблудился… Высокие, в ореховом футляре, дедовские часы в левом от входной двери углу, у левой стены — ореховое бюро, а в центре — стол, кресло и два стула для посетителей. На стенах картины, на одной — конюх с черной кобылой (кисть Штаббса), другая — портрет Сарлинга, сделанный Грэмом Сазерлендом, и точно посередине левой стены — дубовая дверь в бункер.
— Хорошо, — перебил ее Рейкс, — теперь расскажи, что делает Сарлинг, когда хочет попасть в бункер.
— Я уже рассказывала.
— Повтори еще раз. — Его голос зазвучал почти резко. — Закрой глаза и попытайся вспомнить все, что он обычно делает.
— Ну, он говорит, что хочет попасть в бункер. Это значит, что я должна уйти в свою комнату и оставаться там, пока дверь в бункер не откроется.
— Обычная дубовая дверь?
— Нет, та, что за ней, дверь самого бункера.
— А дубовая дверь заперта?
— Нет.
— Итак, ты идешь к себе. И закрываешь за собой дверь?
— Сначала закрывала. Но теперь часто оставляю щелочку.
— Ты видала, как он подходит к двери бункера?
— Да. Только не спрашивай, как она выглядит. У тебя есть фотография.
В том-то вся и беда. У них были фотографии дверей бункеров и на Парк-стрит, и в Меоне. Двери совершенно одинаковые. Ни наборного диска, ни замков, ничего, кроме большого четырехугольника из стали, который на три четверти закрывала квадратная шестидюймовая пластинка из латуни.
— Ты видишь, что делает Сарлинг, хотя он и стоит к тебе спиной?
— Ну, он не возится с ключами или чем-нибудь еще. Он просто рукой сдвигает тот латунный квадратик.
— Какой рукой?
— Ну, думаю, правой.
— А ты не думай. Закрой глаза и вспомни. Какой рукой?
— Правой.
— А потом?
— Дверь открывается.
— Но ты же знаешь, что нет. Ведь ты сама сдвигала латунную пластинку и ничего не получилось.
Она и впрямь проделала это неделю назад по его приказу. За латунью открылось шестидюймовое углубление с плоским металлическим дном, — нет, все-таки, видимо, не из стали, а из хрома. Она надавила пальцами, сдвинула в сторону и его. За ним оказалась стальная дверь бункера. Через несколько секунд внутренняя пластинка вернулась на место. «Наверно, действует скрытая пружина», — подумала тогда Белль.
— Ну, он, видимо, сдвигает и блестящую пластину. Но ты же знаешь, я тоже так делала. Она потом возвращается назад и все.
— Знаю. Подойди к стене, представь, что это дверь бункера и проделай все заново. И так, как это делает он сам. Поставь себя на его место и делай то, что видела.
Она послушно подчинилась: подошла к стене и вспомнила, что делал Сарлинг, когда она пару раз следила за ним из-за двери.
Рейкс спросил:
— Подходя к бункеру, он ищет что-нибудь в карманах? Хоть что-нибудь?..
— Нет. Он просто ставит руку вот так. — Белль погрузилась в образ Сарлинга, стала им самим, настроила память на его движения и прошлась по ним от начала до конца… Сдвинуть сначала латунную пластинку, потом хромированную. Вот и все.
Стоя позади, он попросил:
— Еще раз.
Она снова все повторила.
— Хорошо.
Белль повернулась, увидела довольное лицо Рейкса и поняла: что-то все-таки произошло.
— Почему ты улыбаешься? — спросила она.
— Разве ты не знаешь?
— Нет. Просто, я думаю, так делал он. Ну, я и повторила все…
— А раньше не все. Не так, во всяком случае. Ты поставила себя на место Сарлинга. Это хорошо. И вытянула вперед правую руку, чтобы сдвинуть латунную пластинку. Но когда ты притворилась, что сдвигаешь пластинку под ней, знаешь, что ты сделала?
 
— Просто сдвинула ее в сторону.
— Ты сдвинула ее левой рукой.
— Неужели?
— Да.
— А это важно?
— Бог его знает. Но тут есть над чем подумать. Почему не сдвинуть ее просто правой рукой? Ведь она уже поднята, готова к действию.
Рейкс, задумавшись, налил себе виски.
— Понаблюдай за ним еще раз, — бросил он через плечо. — Проследи за левой рукой. Ты должна ее видеть. Я хочу точно знать, что он делает. Хорошо?
— Да, но… — Она засмеялась, радуясь, что угодила ему. — Ты можешь спросить его сам. Завтра он приедет сюда. Завтра утром.
К ее удивлению, он не обратил внимания на шутку и сказал:
— А теперь расскажи мне все по порядку, что происходит, как только он отодвинет вторую пластинку. Стальная дверь уходит в стену, так?
— Да.
— А когда он выходит из бункера, тогда что? Как закрывается дверь?
— Я же тебе говорила. У двери в стене есть кнопка, как от звонка. Он просто нажимает ее, и дверь возвращается на место.
И не спрашивай, нажимала ли я на кнопку, когда дверь закрыта. Нажимала. Без толку. Как насчет стаканчика для меня? — Это была обычная, их собственная ласковая развязность, на которую она теперь имела право.
Он, смешивая коктейль, спросил:
— В Меоне дверь открывается так же?
— В точности. Только кабинет там другой. Но бункер он открывает точь-в-точь, как на Парк-стрит. — Белль взяла у него стакан. — Лично я не понимаю, зачем забираться в бункер. Почему не поиграть и не сделать то, что он хочет? Сарлинг никогда больше тебя не потревожит. Он же дал слово.
— Этого мерзавца надо убрать, — со злостью ответил Рейкс. — Его надо убрать, чтобы все мы могли жить спокойно. Ты что, не понимаешь? Сарлинг и не собирается нас отпускать. Сделай ему одно дело, и он запросит еще и еще. Да, он даст тебе передохнуть, но недолго. Он любит властвовать, пользоваться людьми. Так вот, мной он, черт возьми, не воспользуется!
Рейкс обнял ее за плечи, ущипнул твердыми пальцами. Все ее существо наполнилось любовью, она захотела осушить себя, перелить свою любовь в него. Белль крепко прижалась к Рейксу, искала, хотела его взволновать. Он поцеловал ее в висок, отвернулся и сказал:
— Может ли Сарлинг вдруг поехать из Меона на Парк-стрит и наоборот? Среди ночи? Ни с того ни с сего?
— Да. Он переменчив, как все богачи. Раз, и захочет чего-нибудь новенького. И наплевать ему на беспокойство, которое причинит другим. Может приехать в Меон в полночь, даже не позвонив из Лондона. Я помню, однажды он на полпути передумал.
— Его всегда возит шофер?
— Не всегда. Если я повезу его, в этом не будет ничего необычного. Или в «Роллсе», или в моей машине, или в одной из других.
Потом, в постели, вдоволь насладившись любовью, лежа рядом со спящим Рейксом, Белль вспоминала его горькие и злые слова: «Он любит властвовать, пользоваться людьми». Ведь так можно сказать и про самого Рейкса. Как бы он о ней ни думал на самом деле и несмотря на то, что их теперешние отношения ему навязали, Рейкс сумел во всем подчинить ее себе, и ему это нравится. Она принадлежала Рейксу так, как никогда не принадлежала Сарлингу.
Рейкс и Бернерс собирались его убить. Они хотели освободить себя, а значит, и ее тоже. Когда она будет свободна — что тогда? Захочет ли он все еще владеть ею? В ней было достаточно здравого смысла, чтобы сознавать: Рейкс никогда на ней не женится. У него своя жизнь в Девоне. Там должна быть — или в конце концов будет — та, которая станет его женой. Ну и что? Рейкс не из тех мужчин, которым полностью хватает жены.
И он захочет ее, Белль, захочет, чтобы часть его жизни принадлежала ей. Он, как и Сарлинг, не расстанется с тем, что обладает. Он может не вспоминать о ней несколько недель, месяцев, но никогда не отдаст другому.