Два дня до солнца (СИ)

— Кара… кур…
  
Между светом и тьмой
 
Наше время. За сутки до отправления поезда «Херсон-Львов»
Рудольф Валерьевич Железный предпочитает прогулки на свежем воздухе.
Он сидит на круговой скамейке, что заключает в свои деревянно-каменные объятия огромный дуб, самый старый в городе. Говорят, ему уже перевалило за полторы сотни лет, а то и больше.
Крона закрывает от жарких лучей солнца, ветерок приятно обдувает со всех сторон. Мимо с радостными криками бегают дети, а кто-то, важный и независимый, едет на машинке, коих здесь целый детский автопарк. Если посмотреть направо, можно увидеть небольшой стадион, где раньше тренировались теннисисты. Налево… там старое здание, когда-то выполнявшее функцию театра.
Любопытный голубь садится на скамейку неподалеку от Железного, внимательно смотрит черными глазами. Мол, человек, сидишь тут с пустыми руками и ничего не делаешь, а птичка не кушавши. Тебе не стыдно?
Железный вздыхает и разводит руками. И правда, совсем без ничего. Но вот как-то не подумал. Когда выходил из дома, мысль была только бы не опоздать. А в итоге пришёл раньше. И сейчас сидит, и ждет того, кому назначил встречу. В нескольких метрах делают сладкую вату, розовую такую, большую. Взять, что ли… Но вряд ли она будет интересна голубю.
― Фух, а вот и я!
Он плюхается рядом, распространяя аромат кипарисовой свежести и мускуса.
Железный чуть поворачивает голову, чтобы посмотреть на появившегося. Негодник. Не так жарко, чтобы ходить в одной джинсовой рубашке. Пусть она до жути стильная и небесно-голубая, вся такая расшитая жёлтыми птицами, от которых невозможно отвести взгляд.
Косая черная чёлка падает на лицо, поэтому её тут же приходится откинуть. В глазах, темных, как пережженный кофе, интерес и много-много вопросов.
― Ты как всегда, Володенька, ― с мягким укором говорит Железный. ― Что ни встреча, я сижу и жду.
― Вы просто очень пунктуальный и расторопный, Рудольф Валерьевич, ― невинно улыбается Конец Света. ― А я… я полный рас…
Железный поднимает ладонь.
― Ту-ту-ту, ты же приличный мальчик, держи выражения в узде.
Конец Света фыркает, словно хочет дать понять, к чему культурные слова, если они не отражают сути? Как у прекрасной Раневской, когда предмет есть, а слова нет.
Железный встает, чуть прищуривается, поправляет очки на переносице.
― Ну давай прогуляемся. Знаешь ли, прогулки пешком ― это замечательно, они очень способствуют бодрости организма.
Конец Света молча поднимается следом. Спорить с провидцем ― такое дело, не очень… умное. Пусть Железный с виду и напоминает замшелого интеллигента, которого ничего не интересует, кроме новостей культуры и сладостей с белковым кремом.
― Что у нас в этот раз? ― осторожно интересуется Конец Света.
― Две новости, ― улыбается Железный, обходя двух молодых мамочек с колясками. ― Первая: ты едешь во Львов. Вторая: быстро.
Конец Света спотыкается, Железный мягко перехватывает его под локоть. И стальная хватка совсем не пожилого хилого человека, каким он кажется с первого взгляда.
― Спасибо, ― бормочет тот и тут же вскидывается: ― Рудольф Валерьевич, какой Львов? Мне завтра нестись в Николаев. И…
― И оттуда прямиком на вокзал, ― невозмутимо кивает Железный, проходя между массивными белыми колоннами ― к выходу из парка. ― Всё продумано, не переживай, билетик вчера взяли.
Они останавливаются вместе с людьми, дожидаясь, когда светофор загорится задорным зелёным глазом.
― Видишь ли, ― продолжает Железный, принимая молчание собеседника за знак продолжать. ― Точнее… помнишь ведь историю восьмилетней давности?
Конец Света тут же напрягается. Ну да, такое не забудешь.
― Так вот, Володенька… ― Железный делает шаг вперед, утягивая того за собой. ― Если тогда Корона Юга пылала красным камнем, то в этот раз вспыхнул жёлтый. Хорошо вспыхнул, ярко. Так сияет, что рискуем ослепнуть.
Они переходят ещё одну дорогу и минуют полукруглый кинотеатр «Юбилейный». Он напоминает раковину, выброшенную на берег прихотливым теплым морем.
  
Впереди горделиво возвышаются остатки зелёных валов и ворота из жёлтого камня, стоящие здесь ещё со времен основания Херсонской крепости. Мало кто знает, что если через них пройти, можно услышать шёпот прошлого и получить ответы на интересующие вопросы. А если продвинуться чуть дальше, то и дойти до старого колодца, который на самом деле Колодец Желаний. Пусть мало кто верит, считает исполнение желаний сказкой. Только вот как много раз истина, надев одежды сказок, пряталась от слепых глаз?
Конец Света некоторое время молчит, потом осторожно спрашивает:
― Кто он? Якорь?
Железный усмехается, качает головой:
― Нет, Володенька, выше бери. В городе… ― Его голос резко, словно птица с обрыва, срывается на шипящий шёпот: ― Создатель.
Конец Света замирает, не в силах сдвинуться с места.
― Не может быть…
В ответ ― молчание.
Железный практически слышит нецензурную брань, которая сейчас заполняет мысли его собеседника, и криво ухмыляется. Верно, Володенька, целиком с тобой согласен. Всё именно так.
― Чех же говорил, что Создатели появляются в регионе раз в двадцать-двадцать пять лет. Тут же прошло всего ничего. Как так?
― Хотел бы я знать, ― вздыхает Железный. ― Но, видишь, даже Трое и Сестра не могут этому противостоять ― только устранять. Беда, что дар появился, но он пока ещё только готовится выйти наружу.
― Кто он? ― напряженно спрашивает Конец Света.
Они обходят колодец, направляясь по дорожке, когда-то выложенной плиткой, а сейчас поросшей травой и присыпанной камешками. На ветках деревьев заливаются птицы. Кругом царит умиротворение, так и хочется сидеть на лавочке, прикрыв глаза, да греться как кот.
― Антон Шуткач, двадцать семь лет, писатель. Добропорядочный гражданин страны, не привлекался, проблем с законом не имеет. Одинокий. Имеет кота.
― Кота, это, конечно, многое объясняет, ― бормочет Конец Света. ― Откуда он взялся?
― Кот?
― Рудольф Валерьевич, пожалуйста, не издевайтесь, не время.
Железный невинно разводит руками:
― И не думал. Антон Шуткач до марта этого года вообще не проявлял никаких способностей. А потом раз! ― заходит ко мне Городовой, Данила Александрович, значит, и говорит: «Чувствую. Надо принимать меры».
Концу Света нечего ответить. Если почувствовал сам Городовой, то дело гиблое. Он не ошибается. Никогда. Даже, когда, казалось бы, ситуация вовсе невероятная.
― Что мне надо делать? ― вздыхает он.
Железный только про себя усмехается. Так и знал, что стоит упомянуть Городового, все вопросы сразу отпадут.
― Проводить мальчика во Львов. Посмотреть, на всякий случай подстраховать, мало ли что. Вдруг чудовища, живущие в его сознании, решат выскочить наружу прямо в купе. Да, кстати, вы в одном купе поедете.
Конец света закатывает глаза, ветер треплет черные волосы. Ему приходится убирать их за ухо. О, кажется, у него какая-то новая серьга. Нет, даже две. Каков стиляга. Клиентки, наверное, в восторге. Скорее всего, только и делают, что строят глазки.
― Я не визуализатор. Что делать, если всё пойдет через ж… Как обычно?
Железный хмыкает:
― Не переживай. Пусть у нас в Херсоне нет визуализатора с лицензией, но тебя подстрахуют.
Конец Света прищуривается:
― Кто?
― Твой шедевр, Володенька, твой шедевр.
  
Глава 11. Чудовища умрут сегодня. А… нет, показалось
 
Тот, о ком не знает Дмитрий Мороз
Наше время
Несколько секунд я просто стою, глядя в кромешную тьму, и не могу понять, что произошло.
Кругом ничего не разобрать, всё исчезло. Поначалу даже показалось, что я ослеп, но потом понял, что это не так. Просто везде…
Тьма-тьма-тьма.
Больше ничего.
― Игорь! ― кричу я, но голос только предательски хрипит, бессовестно срывается, выдавая какие-то мерзкие сиплые звуки.