"Фантастика 2023-129". Компиляция. Книши 1-20 (СИ)
Соблазнительные картины разнообразных блюд, как он не гнал их, все равно продолжали будоражить его воображение. Непрерывной вереницей перед его глазами проходили — пышущий жаром ароматный плов с золотистыми кусочками мяса, густой наваристый борщ с белоснежными островками сметаны, рассыпчатая гречневая каша с острым мясным подливом, пряный рассольник. Все новые и новые кушания появлялись перед ним, буквально сводя его с ума своим видом, кажущимися ароматами.
Это была настоящая изощрённая пытка, которую он устраивал сам над собой.
Пытался не думать ни о чем съестном. Старался выбросить из головы любые намеки на что-то съедобное. Куда там. Никакого толку не было от его усилий. Сколько бы он старался не думать о еде, она, наоборот, упрямо лезла ему в голову.
— Хоть чего-нибудь бы на язык! Хоть корку хлеба! — взмолился Алексей куда-то в темноту. — Распроклятую корку хлеба пожевать!
Схватился за карманы полушубка. Может что-то завалялось. Захарьина же держит во дворе всякую живность. Наверное, таскает в карманах что-нибудь для своих любимцев — орешки, хлеб, сушеные фрукты. Даже заплесневелые корки сгодились бы сейчас. Пусть будут крепкие как камень, пусть покрыты плесенью. Съел бы, сожрал с дикой радостью. Добавки бы еще попросил.
Пошвырялся в правом, затем левом кармане. Ничего полезного. Пальцы натыкались то на старый металлический ключ от замка, то на приплюснутый коробок охотничьих спичек, то на резинку для волос.
— Черт… Пусто… Вообще, ничего. Как же так? Долбанной корочки даже нет…
Алексей полез во внутренние карманы полушубка. Хоть что-то съестное должно же быть.
— Здесь пусто, — в одном кармане была лишь незашитая прореха. — Во втором тоже… Хотя… Черт, конверт какой-то лежит. Письмо что ли?
При свете едва «дышащего» коммуникатора парень повнимательнее присмотрелся к своей находке. В его руках оказался небольшой конверт из плотной серой бумаги. Надорвав язычок, он вытащил сложенный в четверо листок.
— Так, что тут еще написано? — негромко бормотал подросток, в тусклом свете с трудом разбирая прямой женский почерк. — Хм… Это мой третий тебе урок, — начал он читать. — Что еще за урок? Урок… Б…ь, урок! Получается, это она меня так учит! Охренеть! Учительница, мать ее!
У него глаза на лоб лезли по мере того, как он продолжил читать. Совершенно дикая вырисовывалась картина. Главным виновником приключившегося с ним несчастья был он сам, а точнее его желание стать целителем! В записке, которую написала и незаметно подложила ему в клинике Захарьина, прямо так и говорилось — «желаешь стать целителем, заслужи это право». Прочитав это, Алексей зло засмеялся:
— Ха-ха-ха. Сам себе придумал неприятности. Ха-ха-ха. Сам умолял о них. Ха-ха-ха.
Горький смех звучал все громче и громче, гулким эхом гуляя по длинным коридорам подземного скита и в самых дальних его закутках превращаясь в невнятный хриплый вой. Сам же он в этот момент, склонившись над куском бумаги, напоминал безумца, решившего свести счеты с жизнь. Грязный, лохматый, осунувшийся, с опустошенным лицом, на котором живо выделялись сверкающие бешенством глаза. Это впечатление усиливал неровный голубоватый свет коммуникатора, делавший его склоненную фигуру угловатой и наделявший страшными подробностями — лишними конечностями, клыками и когтями.
— Сумасшедшая тетка, что ты наделала? Как можно было до этого додуматься? Ты совсем охренела? Я же спас твою дочь?! — рычал он, на все лады склоняя Захарьину. — Под землю законопатила без воды и еды. Лучше бы сразу пристрелила, чертова дура!
Кое-как выпустив пар, парень снова поднес послание к глазам. Там еще что-то было написано, на что он сразу и не обратил внимание. Может другая часть текста что-то прояснит.
— … Ты привык черпать силу в ярости и злобе, — негромко бормотал подросток, внимательно всматриваясь в закорючки. Коммуникатор едва светил и некоторые слова ему приходилось прочитывать дважды, а то и трижды. — Научись находить ее в спокойствии и тишине… Что это психованная тетка имеет ввиду? Что такое в спокойствие и тишине?! В каком еще спокойствие? Сейчас что ли?!
Он схватил коммуникатор и с силой запустил его в каменную стену, где оно с хрустом разлетелось на мельчайшие части. Келья уже окончательно погрузилась в полную темноту.
Алексей еще долго сидел неподвижно, крепко держа в руке бумажный лоскут. В голове, по-прежнему, бродили разные мысли. Бурлила злость, удивление и непонимание, смешивавшиеся в невообразимо горький коктейль.
Постепенно пришла растерянность, а с ней и полная опустошенность. Подросток чертовский устал. За эти полтора суток, проведенных здесь, в подземелье, он словно прожил еще одну маленькую жизнь, полную страшных испытаний.
Теперь он не знал, что делать… Позади была неопределенность, а впереди неизвестность.
— Если это испытание, значит…
Вдруг ему в голову пришла очень странная мысль, напрочь рушившая все его стройные конструкции умозаключений. Эта неожиданно обнаруженная записка, получается, опровергала то, что Захарьина целенаправленно пыталась от него избавиться. А с этим летели в тартарары и остальные предположения и догадки.
— … Что я не пойму… А как же рисунки? Выходит, дело не в рисунках? А почему я, вообще, решил, что целительница решила меня убить из-за них? — в голове образовалась настоящая каша из мыслей. — Черт побери… А если это не ее рисунки?!
Вот теперь-то что-то начало вырисовываться. Если убрать предположение о том, что Захарьина — это иномирец, то все становилось ясным и понятным. Зная о его проблемах с контролем над силой, она просто решила форсировать события. Создала экстремальную ситуацию, из которой он должен был выйти совершенно другим.
— Или я не прав?
Завеса одной из тайн чуть-чуть приоткрывается
У самого окна небольшой комнаты стояла кровать, на которой лежала молодая женщина. Сильно бледная, с заострёнными чертами лица; ей явно нездоровилось, если не сказать хуже. Поверх кипельно белого одеяла лежала ее точёная кисть с тонкими пальчиками. Иногда они легонько подкрашивали, но большей частью находились в покое. Дыхание было едва слышным. Могло даже показаться, что и не было его вовсе.
Рядом на приставном стуле сидел сгорбленный мужчина, весь вид которого говорил о сильном горе. Взгляд его был неподвижен и устремлён на лежавшую без сознания дочь. Искусанные в кровь губы шептали что-то неразборчивое и еле слышимое.
— …Император… Какой же ты император… Дерьма кусок, а не император, раз дочь спасти не можешь…, — терзал он себя бесплодными обвинениями. — Ната, как же так? Думал у нас есть ещё время… А получилось иначе… Год, сказали же, что у нас есть еще целый год, прежде чем изменения станут необратимыми.
В этот момент его отвлёк какой-то шум. Вздрогнувший император, поднял голову и встретился с измученным взглядом дочери.
— Больно? — прошептал он, затаив дыхание. Само вырвалось, если честно. Разве можно такое спрашивать у болящего. Видно же, что Наталье плохо. По глазам было ясно. Правильно говорят, что глаза — это зеркало души.
Женщина лишь молча кивнула.
— Ната, доченька, — преувеличенно бодрым голосом начал говорить император, с трудом растянув губы в улыбке. Держать себя в руках и не выказывать волнения у него получалось не очень. Да и какой нормальный отец сможет сдерживаться тогда, когда умирает его ребенок. — Профессор Зиммер сообщил, что есть еще надежда…
Лгал. Конечно, лгал. Не мог профессор Зиммер, светило российской медицины, сказать ему такого. Напротив, доктор настаивал на бесперспективности лечения. Нет шансов, не раз повторял он при очередном осмотре.
К сожалению, все это прекрасно понимала и сама Наталья, вновь покачавшая головой. Мол, не говори так больше, папа. Не надо.
— Подожди, подожди, — отец склонился к ней и взял исхудавшую кисть в руки. — Послушай меня…
Та печально улыбнулась. Отчего ее лицо сделалось особенно беззащитным, детским. Во взгляде отчетливо читалась покорность своей судьбе. Уже смирилась со скорой смертью. Осознав это, император едва не завыл от раздиравшей его грудь боли. Огромных усилий ему стоило взять себя в руки и продолжить разговор, как ни в чем не бывало.