Балтийская трагедия: Агония
А это означало, помимо всех положительных аспектов, нового появления на сцене немецкой авиации, которая не появлялась в небе уже более 12 часов.
В бинокль адмирал Трибуц осмотрел корабли и транспорты. Воспользовавшись улучшением погоды, транспорта построились по-конвойно, ожидая сигнал начать движение. Погода была уже достаточно сносной, чтобы базовые тральщики могли идти с выставленными тралами, а боевые корабли — с параванами-охранителями. Но «Ижорцы» и катерные тральщики ещё не имели возможности действовать. Приходилось ждать.
Адмирал видел в бинокль, как три эсминца контр-адмирала Ралля, построившись фронтом, развернулись и слаженно грохнули общим бортовым залпом по берегу.
09:25
С мостика эскадренного миноносца «Артём» флагманский артиллерист ОЛС капитан 2-го ранга Сагоян вдохновенно управлял огнем, как дирижёр, управляющий устаревшим, но слаженным оркестром.
Сагоян стоял на мостике эсминца рядом с его командиром старшим лейтенантом Сеем. Лейтенант Дицкий управлял огнем кормовых орудий, а лейтенант Атаманюк — носовым. У «новиков» вся артиллерийская мощь — три 102-мм орудия — была сосредоточена на корме. На полубаке же у всех, исключая «Калинина», было по одному орудию. У «Калинина» на носу их было два. Он был единственным из всех, кто имел пять орудий главного калибра. Все остальные имели по четыре.
Три старых эсминца маневрировали следующим образом: идя строем фронта к берегу, представляя при этом наименьшую цель для немецких артиллеристов, корабли поворотом «все вдруг» перестраивались в кильватерную колонну, давали по противнику бортовой залп и тут же снова перестраивались в строй фронта, но на обратном курсе, т.е. двигаясь от берега и давая залп из 9 кормовых орудий.
При обстреле кораблями береговых позиций главное — засечь точные координаты цели. Капитан 2-го ранга Сагоян за два месяца обороны Таллинна прекрасно изучил местность, ориентиры и артиллерийские привязки, отлично зная на полуострове тот перелесок, где можно расположить шестиорудийную батарею, замаскировав её на закрытой позиции и выставив артиллерийского наблюдателя либо в укромном месте у самого уреза воды, либо на какой-нибудь сосне.
Батарея успела выстрелить по «новикам» всего один раз (снаряды упали с недолётом и большим разбросом), как была накрыта эсминцами. И больше не подавала признаков жизни.
После третьего залпа с эсминцев Сагоян наблюдал сильный взрыв, поднявший над соснами столб огня и дыма, закрутившегося в гриб на тонкой ножке. Рванули, видимо, ящики со снарядами, опрометчиво сложенными где-нибудь недалеко от орудий.
На мачте «Артёма» поднялся флаг, предписывающий прекратить огонь и автоматически передающий управление отрядом на «Калинин» адмиралу Раллю.
Три «новика» — «Калинин», «Володарский» и ставший концевым «Артём», построившись кильватерной колонной, средним ходом пошли к месту стоянки сил арьергарда.
Такими они и запомнились многочисленным наблюдателям с кораблей и судов: ещё возбужденные боем с немецкой батареей, плюющие паром, дымящие из своих высоких стройных труб. Это был их прощальный салют перед уходом в бессмертие, ибо жить им оставалось чуть более восьми часов. Но никто ещё не знал этого...
09:45
В адмиральском салоне крейсера «Киров» дивизионный комиссар Лебедев играл в шахматы с дивизионным комиссаром Смирновым. [18]
Член Военного совета КБФ играл в шахматы неважно, а начальник Особого отдела КБФ Лебедев, напротив, играть умел и даже, если верить знавшим его, имел чуть ли не первый разряд по шахматам.
Корабль покачивало, но уже значительно меньше и мягче, чем даже час назад, однако контр-адмирал Смирнов мучился приступом морской болезни, что всегда случалось с ним, когда он появлялся на борту корабля, даже стоящего на внешнем рейде. В прошлом профессиональный партработник ленинградского обкома ВКП(б) — Смирнов попал на флот случайно по партийной разнарядке, а настоящий солдат партии никогда не должен пререкаться, когда его посылают на флот или на сельское хозяйство, или куда-нибудь ещё дальше...
Что касается дивизионного комиссара Лебедева, то он морской болезнью не страдал, равно как и никакими другими болезнями. Если контр-адмирал Смирнов сел за шахматный столик в надежде избавиться от подступающей к горлу тошноты, отвлекшись на игру, то Лебедев сделал это потому, что его мозг постоянно жаждал деятельности именно такого рода, какой обычно бывает осмысление шахматной партии.
Будучи начальником Особого отдела КБФ, дивизионный комиссар Лебедев, как это обычно бывает, находился в двойном подчинении: штабу флота и своему грозному начальству в Ленинграде и Москве.
С одной стороны, он был обязан выполнять все приказы адмиралов Трибуца и Пантелеева, но, с другой стороны, обязан был надзирать за ними, обеспечивать их безопасность и ликвидировать их в случае каких-либо чрезвычайных обстоятельств: скажем, выявленному желанию адмиралов сдаться в плен или угрозе их попадания в плен по не зависящим от них причинам. В любом случае, Лебедев отвечал за своих подопечных головой, а потому члены Военного совета КБФ не имели права протестовать, если дивизионный комиссар Лебедев что-либо организовывал во имя их безопасности. Даже если бы адмирала Трибуца убило бы на мостике «Кирова» попаданием случайной авиабомбы, дивизионный комиссар Лебедев нёс бы за это ответственность, поскольку не убедил командующего в данный момент не находиться на мостике. А потому адмирал Трибуц согласовывал с дивизионным комиссаром многие свои планы и поступки, а дивизионный комиссар Лебедев, со своей стороны, выполнял порой самые «деликатные» приказы командующего, что он опять-таки обязан был делать, разумеется, докладывая об этом своему командованию по линии НКВД. Приказы, передаваемые по линии НКВД, всегда имели верховенство над приказами, идущими по линии флота, даже если это были приказы от самого наркома ВМФ. А потому дивизионный комиссар Лебедев, не очень разбираясь во всех тонкостях военно-морского искусства, всегда должен был знать обстановку несколько лучше и подробнее, чем командование флотом.
Именно комиссар Лебедев всего два часа назад сильно испортил настроение адмиралу Трибуцу, представив ему рапорт о том, что благодаря халатности (граничащей с преступлением), проявленной некоторыми службами штаба КБФ, и открытого предательства со стороны экипажей в Таллинне оставлены, а в настоящее время уже наверняка захвачены противником грузопассажирский пароход «Виире» грузоподъемностью 164 т, имеющий статус военного транспорта с бортовым номером 573; грузопассажирский пароход «Сальми» грузоподъемностью 185 т, также имеющий статус военного транспорта с бортовым номером 588 и грузопассажирский пароход «Сатурн» грузоподъемностью 402 т. Все три судна ранее принадлежали Эстонскому государственному морскому пароходству.
Кроме того, из-за нежелания разагитированных немецкой агентурой экипажей покидать Таллинн в гавани остались: буксиры «Пернов» и «Уна», коллектор «Рамм-Тыстелев», водолеи «Моторвелаев» и «Яан Тээяер», а также неустановленное количество более мелких судов.
В рапорте отмечалось, что о подобных настроениях некоторой части эстонских и латвийских моряков Особый отдел КБФ неоднократно докладывал командующему, представляя списки судов и людей. Однако никаких практических мер командованием флота принято не было, что фактически привело к массовому переходу личного состава мобилизованных пароходов на сторону противника вместе с плавсредствами. В докладе отмечалось, что командование флотом, предупреждённое о намерении массового предательства со стороны «отдельной части» эстонских и латвийских моряков, обещало перед уходом уничтожить указанные пароходы, но не сделало ничего.
В заключении рапорта особо подчеркивалось, что силами Особого отдела КБФ под угрозой немедленного расстрела всей команды удалось вывести в море грузовой пароход «Эргонаутис» грузоподъемностью 205 т, имеющий мобилизационный номер 537 (ВТ-537), чей капитан, ссылаясь на аварию в машине, пытался задержаться в гавани до прихода немцев и сдать им более 300 человек из числа активистов советской власти эстонского происхождения. В конкретных условиях привлечь к ответственности капитана парохода Э. Саара не представлялось возможным, равно как и убедиться, действительно ли машина парохода находится в аварийном состоянии. Три оперативных сотрудника Особого отдела находятся на борту, и в дальнейшем следствие покажет, имела ли в данном случае место попытка измены Родине или нет.