Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века
Корабли двигались очень медленно, потому что приходилось заносить на карту каждый мыс, каждый залив, каждый прибрежный островок. Земля была населена — об этом свидетельствовали многочисленные столбы дыма из-за леса. Но французы ни разу не высаживались на берег.
Во второй половине сентября корабли достигли Калифорнии, которая была уже хорошо известна испанцам.
Итак, теперь и Лаперуз убедился в том, в чем еще до него убедился Кук, пролива, пересекающего Северную Америку и соединяющего Атлантический океан с Тихим, не существует.
Лаперуз выбрал лучшую гавань Калифорнии — Монтерейскую бухту.
Возле Монтерейской бухты наши мореплаватели встретили два больших военных корабля. Это были фрегаты, шедшие под испанским флагом. Французы, больше полугода не видевшие ничего, кроме воды и дремучих лесов, очень обрадовались. Испанцев сигналом попросили остановиться. Лаперуз с несколькими офицерами сел в шлюпку и направился к ближайшему испанскому фрегату.
Испанцы приняли гостей самым любезным образом. Капитан отвел их к себе в каюту.
— Куда вы сейчас идете? — спросил Лаперуз.
— Нас послали сюда, чтобы доставить припасы нашему гарнизону в Калифорнии, — ответил испанец. — А теперь мы плывем на юг, сначала в Перу, потом в Чили.
Оказалось, что капитан — сам уроженец Консепсиона и там живет вся его семья.
— Передайте от меня привет дону Хиггинсу и дону Квехаде, — попросил Лаперуз.
Ему без труда удалось уговорить испанцев подождать, пока он напишет письмо во Францию. В этом письме Лаперуз вкратце изложил свои приключения на острове Пасхи, на Гавайях и в Америке. Вместе с ним все французы писали письма, радуясь возможности дать о себе весточку родным.
На берегу Монтерейской бухты Лаперуз нашел небольшую испанскую крепость, в которой находился гарнизон из двухсот человек. Хотя испанцы давно уже считали Калифорнию своим владением, они не решались удаляться от крепости даже на милю. В окрестных лесах бродили индейцы, бесстрашные охотники и воины, не признававшие власти Испании.
Экспедицию встретили с почетом. Испанцы жили в этой дикой стране, как в ссылке. Белых женщин среди них не было, и почти все солдаты были женаты на индианках. Два фрегата, привозившие им раз в год провизию, были их единственной связью с остальным миром. Они жили в постоянном страхе, что индейцы восстанут, возьмут штурмом крепость и истребят всех их поголовно.
В свободное от сражений и военных учений время испанцы занимались земледелием. Они вспахали довольно большое поле, находившееся под защитой крепостных пушек, и засеяли его пшеницей. Урожай получился неслыханный. В привозном хлебе маленькая колония больше не нуждалась.
Осмотрев вместе с Ламаноном почву Калифорнии, Лаперуз пришел в изумление.
— Какое блестящее будущее у этой страны! — воскликнул он. — Такая почва в состоянии прокормить много миллионов людей.
И он не ошибся. Калифорния теперь одна из самых богатых и цветущих областей Соединенных Штатов. Там расположены два огромных города — Лос-Анджелес и Сан-Франциско.
Скоро Лаперузу удалось познакомиться и с калифорнийскими индейцами. Гуляя по лесу вместе с де Ланглем, Бутэном и двумя испанскими офицерами, Лаперуз на лесной лужайке заметил стадо оленей. Олени спокойно щипали траву.
— Тсс! — сказал один из испанцев. — Они страшно пугливы. Если мы сделаем еще хотя бы шаг, они убегут.
Олени находились на таком расстоянии, что никакая пуля достигнуть их не могла. Но вдруг Лаперуз заметил одного оленя, который был ближе других. Он прицелился.
— Не стреляйте, капитан! — прошептал Бутэн, хватая его за руку. — У этого оленя человеческие ноги.
Действительно, олень был странный. Сзади у него вместо оленьих ног были голые человеческие ноги.
— Это индеец-охотник, — объяснили испанцы. — Он надел на себя оленью шкуру, чтобы стадо подпустило его к себе. У него под шкурой спрятаны лук и стрелы.
Человек-олень медленно шел по лужайке, тыча в землю мордой, украшенной широкими рогами, — он притворялся, что щиплет траву. Стадо не обращало на него никакого внимания. Вот он уже бродит между настоящими оленями, высматривая, которого убить, а они не двигаются с места. Взвилась стрела — и самый крупный олень упал мертвым в траву. Тут только остальные поняли обман и умчались.
Охотник сбросил шкуру. К нему подбежали несколько женщин и потащили оленя в лес.
Лаперуз догнал их. Индейцы эти принадлежали к племени, находившемуся в союзе с испанцами, и встретили его дружелюбно. Скоро их собралась целая толпа, человек в триста. Лаперуз объяснил им, что хочет завязать с ними торговлю и будет покупать у них шкуры зверей. Индейцы обрадовались и на следующее утро привезли целые вороха лисьих, медвежьих и оленьих шкур. Они охотно отдавали их за гвозди, бусы, пуговицы и даже за глиняные горшки. Лаперуз старался купить как можно больше шкур, потому что знал, что во Франции за эти шкуры дадут большие деньги.
Навстречу гибели
В неведомом море
22 сентября фрегаты покинули Монтерейскую бухту и вышли в море.
Экспедиция оставила берега Америки и отправилась наперерез через весь Тихий океан к берегам Азии, в Китай.
Никогда еще до тех пор ни одно судно не совершало плавания между Северной Америкой и Китаем. Вся эта огромная часть океана была совершенно неисследована. Мореплавателям предстояло путешествие в шесть тысяч миль по неизвестным для европейцев водам.
— Надеюсь, нам хоть тут повезет, — говорил Лаперуз, — и мы откроем какие-нибудь значительные земли.
Опять на мачту повесили корзину и посадили в нее матроса с подзорной трубой. Путь держали прямо на восток. Неделя тянулась за неделей, а землю не встречали. Паруса и снасти беспрестанно напоминали о том, что фрегаты покинули Европу уже тринадцать месяцев назад. Канаты лопались ежедневно, матросы не успевали чинить паруса. Экспедиция за тринадцать месяцев провела большую научную работу, сделала множество наблюдений, но все же ей не удалось открыть ни пролива, соединяющего океаны, ни какой-нибудь дотоле неизвестной земли.
Легко себе представить, с каким нетерпением глядели моряки на матроса, сидевшего в корзине. Но кончился сентябрь, прошел весь октябрь, половина дороги до Китая осталась уже позади, а вокруг фрегатов по-прежнему простирался безбрежный океан. Нигде не было видно ни малейшего признака земли.
Наконец 5 ноября с мачты раздался долгожданный возглас:
— Земля! Земля!
Вся команда «Буссоли» выбежала на палубу. С «Астролябии», шедшей сзади, тоже уже заметили землю.
Но скоро обрадованных моряков постигло разочарование: открытая ими земля оказалась просто большим утесом, одиноко торчавшим из вод океана. В длину он имел не больше мили. В честь Неккера, одного из самых могущественных министров королевской Франции, Лаперуз назвал утес остров Неккера. На всем острове Неккера не было ни одного дерева, ни одного ручья. Решено было на него не высаживаться, чтобы не терять попусту время, а плыть дальше.
Море было спокойно. Вечером, когда стемнело, казалось, что корабли несутся по воздуху — так беззвучно было вокруг. Внезапно Лаперуз, стоявший на капитанском мостике, расслышал впереди слабый, чуть внятный плеск.
Что это? Как будто волны плещутся о берег.
И вдруг во мраке он различил смутные очертания скалы. Она находилась совсем недалеко от «Буссоли», летевшей к ней на всех парусах.
Лаперуз приказал рулевому сделать крутой поворот. Команда кинулась к парусам. «Успеем повернуть или не успеем?» — думал Лаперуз.
Грузный корпус фрегата стал медленно поворачиваться. Скала с каждой секундой становилась все ближе. И все же им удалось повернуть. Они прошли от скалы так близко, что камни слегка оцарапали левый борт.
