Водители фрегатов. О великих мореплавателях XVIII — начала XIX века
Утром, открыв глаза, Дарбо с удивлением заметил, что он лежит на голой земле. Его мундир бесследно исчез.
Он растолкал Лористона.
Лористон вскочил и заорал:
— Где мой мундир?! Где мое ружье?!
Оба офицера в недоумении глядели друг на друга.
— Нас обокрали индейцы, — сказал Лористон. — Но ведь мы спали на мундирах. Как же им удалось нас не разбудить?
Дарбо пожал плечами.
Несчастные офицеры выскочили в одном белье из обсерватории. Солдаты, стоявшие на часах, отдали им честь.
— Вы видели здесь кого-нибудь ночью? — спросил их Лористон.
— Никак нет!
Лористона и Дарбо, завернутых в одеяла, отвезли на «Буссоль» под дружный хохот всего экипажа.
Страшный день
К 12 июля починка парусов была кончена, и Лаперуз собрался уходить из этой неприветливой бухты. До сентября ему предстояло еще осмотреть ту никому не ведомую часть североамериканского побережья, которая лежит между местами, исследованными Куком, и владениями испанцев в Калифорнии. А потом, согласно инструкции морского министерства, он должен был пересечь Тихий океан, чтобы будущим летом приступить к исследованию берегов Азии. Времени оставалось мало, и Лаперуз торопился.
Но лейтенант д’Экюр был недоволен. Честолюбивый и отважный, он мечтал о необыкновенных открытиях, о небывалых подвигах.
— Мы не можем покинуть эту бухту, не осмотрев ее как следует, — говорил он Лаперузу. — Я почти убежден, что в этой бухте начинается пролив, соединяющий Тихий океан с Атлантическим.
— Оставьте, д’Экюр! — отмахивался от него Лаперуз. — Где тут может быть пролив? Ведь вся бухта лежит перед нами как на ладони.
— Тот край бухты, который находится за островком, нам пока неизвестен, — настаивал д’Экюр. — Он всегда скрыт туманом.
— Там то же, что и здесь: берег, сосны, камни. Над этим туманом я видел вершины гор.
— Не будьте так уверены, капитан. Пролив, соединяющий океаны, должно быть, очень узок. Мы легко можем его не заметить. Вспомните, как узок Магелланов пролив. — И, увидев, что Лаперуз колеблется, он прибавил: — Отложите наш отъезд еще на один день. Завтра я берусь на шлюпке добраться до того края бухты. Тут всего три-четыре мили. К вечеру я вернусь, и, если ничего не найду, послезавтра мы тронемся в путь.
И Лаперуз согласился.
На следующее утро стояла прекрасная погода. Впервые за все пребывание экспедиции в Северной Америке солнце выглянуло из-за туч.
Д’Экюр радовался приятной прогулке на лодке. Остальные офицеры завидовали ему. Лаперузу пришлось согласиться отправить с д’Экюром не одну лодку, а целых три — две с «Буссоли» и одну с «Астролябии». В них разместились все желающие.
В самой большой шлюпке кроме д’Экюра сидели десять матросов. Во вторую сели Маршенвиль и Бутервилье — лейтенанты с «Астролябии». Они взяли с собой восемь матросов. Самая маленькая шлюпка досталась Бутэну, младшему лейтенанту «Буссоли».
К Бутэну напросился пассажиром Бартоломей Лессепс.
Прогулка началась необыкновенно весело. Впереди неслась шлюпка д’Экюра, затем шлюпка Маршенвилля и Бутервилье, за ними едва поспевал Бутэн.
Все яснее вырисовывались горы в дальнем углу бухты. «Пролив, соединяющий океаны, будет назван проливом д’Экюра, а не Лаперуза, — думал д’Экюр. — Я открою этот пролив, а не Лаперуз. Лаперуз мне только мешает». Сердце его радостно билось, и он то и дело поторапливал гребцов.
Берег, к которому они стремились, приближался с каждым ударом весел.
Вода в бухте была спокойная и гладкая, как зеркало, и моряки очень удивились, увидев перед собой белые гребни волн. Гребни эти бесились и клокотали на чрезвычайно узком пространстве, а за ними и перед ними простиралась лазурная гладь.
Подъехав ближе, моряки увидели, что это была длинная, усеянная каменными глыбами и перерезавшая всю бухту мель, о которую с грохотом разбивалось какое-то подводное, невидимое на поверхности течение. Мель была не сплошная, в ней кое-где чернели глубокие впадины. Но в этих впадинах бурлили могучие водовороты.
Шлюпки остановились.
— Надо поворачивать, — сказал Бутэн.
— Ни за что! — крикнул д’Экюр. — Я не вернусь, пока не найду пролив.
— Да там нет никакого пролива, — возразил Бутэн. — Отсюда уже все видно. Там только горы да лес.
— Не спорьте! — ответил д’Экюр.
Он был старшим лейтенантом и имел право поставить младшего лейтенанта на место. Упрямство и тщеславие подхлестывали его.
— Плывем! — приказал он. — А если вы трусите, Бутэн, я разрешаю вам вернуться.
И шлюпка д’Экюра врезалась в клокочущую пену.
Ее сразу закрутило и понесло. Несколько мгновений она держалась на поверхности. Потом корма высоко поднялась в воздухе, а нос погрузился в воду. Ревущая пучина поглотила ее. Там, где только что чернела шлюпка, полная людей, теперь бурлила белая пена.
Маршенвиль, стиснув зубы, поспешил на помощь утопающим.
— Остановитесь! — закричал Бутэн. — Их все равно не спасти!
Но Маршенвиль считал долгом чести не оставлять товарищей в беде. Он не был так опытен, как Бутэн, и не видел всей опасности, грозившей ему.
Шлюпку Маршенвиля выбросило на торчащий из воды камень, и она перевернулась.
Тогда наконец и Бутэн крикнул:
— Вперед!
Он не хотел, чтобы его считали трусом.
Поток подхватил маленькую шлюпку и понес, раскачивая, в пенистый, бурлящий ад.
Лессепс, бледный от ужаса, схватился обеими руками за скамейку. Они неслись так быстро, что в ушах у него свистело.
Их протащило над тем самым местом, где погиб д’Экюр. Водоворот уже успел поглотить всех несчастных, и на поверхности воды не было никого. Затем их повлекло к тому камню, где разбилась шлюпка Маршенвиля. Матросы бросили весла. Рулевой закрыл глаза. Но шлюпка промчалась на расстоянии дюйма от камня и, описав широкую дугу, вылетела из грохочущей пены назад, в спокойную, гладкую воду.
Они были спасены.
Лессепс перевел дух и глянул в лицо Бутэну.
Нет, лицо Бутэна не выражало ни страха, ни радости. Одно только глубокое изумление прочел он в глазах лейтенанта.
— Мы не могли не погибнуть, — растерянно сказал Бутэн. — Наша шлюпка самая неустойчивая из всех трех. Как мы остались живы? Это чудо! Я ничего не понимаю.
…Печальные вести привез Бутэн Лаперузу. Они лишились трех офицеров и восемнадцати матросов.
Это было первое крупное несчастье, постигшее экспедицию.
— Бежать, бежать из этой проклятой бухты! — в отчаянии кричал Лаперуз.
Но прежде чем бежать, решено было воздвигнуть памятник погибшим товарищам. За это дело взялся инженер Монерон. Он обтесал на островке возле обсерватории большой камень и выбил на нем слова:
ЗДЕСЬ, В ЭТОЙ БУХТЕ, ПОГИБ ДВАДЦАТЬ ОДИН МОРЯК.
ПУТНИК, КТО БЫ ТЫ НИ БЫЛ, ОПЛАЧЬ ВМЕСТЕ С НАМИ ИХ УЧАСТЬ!
Выйти из бухты было так же трудно, как и войти в нее. Но и на этот раз морякам удалось невредимыми пробраться сквозь буруны.
С тех пор матросы, люди очень суеверные, стали утверждать, что шлюпка Бутэна спаслась только потому, что в ней находился Лессепс. Они были убеждены, что сама судьба оберегает Лессепса от всех несчастий.
Калифорния
Короткое северное лето подходило к концу, но тем не менее Лаперуз хотел еще месяц посвятить изучению берегов Северной Америки.
Выйдя из проклятой бухты, которой было дано название Французский порт, фрегаты направились на север. Но после двухнедельного плавания, убедившись, что берега вполне точно нанесены на карту Куком, Лаперуз снова повернул на юг.
Он понял, что Кук никого не обманывал. Кук действительно не нашел Северо-Западный пролив.
Чтобы раз и навсегда покончить с вопросом о Северо-Западном проходе, он решил осмотреть напоследок береговую полосу между Французским портом и владениями испанцев в Калифорнии. Там Кук не был. Эта часть американского побережья в те времена была совсем неизвестна европейцам.