На дальних берегах. Том первый (СИ)

— А у тебя тут уютно…
— Если ты называешь уютом мой рабочий беспорядок, то да… И не лезь к птицам — они начнут метаться и все тут перевернут.
— У нас, кстати, тоже завелась одна Императорская Сова. Правда, с легкой руки Капитана, все зовут его Сычом. Белая…
— Белая? О! Таких, в свое время, имели право держать только при дворе. Крупная?
— Больше этих. Раза в полтора.
— Хм… Значит порода не выродилась. Их, кстати, можно научить разговаривать. Не то чтобы они очень хорошие собеседники, но отвечают вполне осмысленно.
— Насколько мне помнится, это дело рук Императрицы Марсии?
— Да. Она была буквально одержима этими птицами и дрессировала их шпионить за придворными. Чтобы знать, что те затевают, Марсия обучила своих сов повторять подслушанные разговоры. Слетело немало голов, прежде чем стало понятно, что совы не пересказывают слово-в-слово, а много добавляют от себя.
— Они просто хотели порадовать хозяйку.
— О да… И им это удалось. Вот копии.
— Без проблем… — Старпом погрузился в чтение, — Как любопытно… Спасибо, что сохранил это для меня.
— Ну я же — Хранитель Знаний. Это — моя работа.
— И в этом на тебя можно положится. Ладно — я побегу. Они будут вскрывать хранилище. Очень хочется посмотреть.
— Тебя, как всегда, тянет заглянуть за запретные двери?
— Ты же знаешь — такова моя природа.
— Прекрати все сваливать на свою природу. Ты просто наглый, любопытный, беспардонный…
— Самовлюбленный, — подсказал ему Старпом, — Но вместе с этим умный, обаятельный и великолепный…
— Обладающий исключительным талантом пропадать надолго. И именно этого мне сейчас очень не хватает.
— Я тебя уже утомил? Так быстро?
— Да. Иди уже… И если, в следующий раз, явишься без кувшинчика гарума, то клянусь всем пантеоном, тебе несдобровать.
— Может, лучше, еще одного «Осколка»?
— Гарум, или ты меня знаешь…
* * *
Специалист, занимавшийся вскрытием хранилища, приказал принести стол и начал раскладывать на нем свое оборудование. Стетоскоп, эндоскоп, ювелирные тисочки, надфили, набор тонких пластинок с крючками, маленькие струбцинки и несколько заготовок ключей.
— А может просто рванем? — предложил крутившийся рядом «Вспышка», до сих пор прибывавший под впечатлением от того «бабаха», который они устроили на лестнице.
— Юноша… — специалист хотел сказать «молодой человек», но вовремя понял, что это выражение к китту неприменимо, — «Просто рвануть», конечно, можно, но что, после этого, останется внутри?
— А мы аккуратно.
— Можно… При всем моем уважении к талантам форбургских металлургов, без наших присадок ничего близкого к той же «Северянке» им в то время, да и сейчас, не сварить. Так что, теоретически, мы можем попросить «Морозко» остудить сталь до низких температур и, потом, тряхнуть небольшим взрывом, чтобы ригели полопались. Но меня смущают те бочки с термитом, которые вы так бодро таскали со склада.
— Почему?
— Термит для военного применения фасуется мельче. А такие упаковки используются для уничтожения содержимого хранилищ при их вскрытии.
— Думаете — там ловушка?
— Хотите проверить?
— Нет.
— Вот и я не хочу. Так что принесите сюда вон тот светильник и не лезьте под руку. Сейчас посмотрим, с чем мы тут имеем дело, — взяв эндоскоп, специалист внимательно осмотрел обе замочные скважины, — Прелесть. Еще немного света, если не сложно… Кажется, там есть ловушечка для любителей поковырять отмычечкой. Только, вот, мы не любители…
Прикрепив, прямо на сталь, листок бумаги, специалист принялся аккуратно, при помощи угольника, чертить схему расположения шифрующих элементов замка. Потом взял пластинки и начал вкладывать их в скважину, скрепляя струбцинками.
Бойцы, отряженные для охраны и помощи, некоторое время наблюдали за процессом, но, поскольку, никто ничего не понимал, принялись общаться между собой.
— А вы, я так понял, понимаете в том, что тут происходит? — «Ухо», достав палочку карки, подгреб к Старпому.
— Ну, насколько вообще можно понимать наш безумный мир. Вас что-то интересует?
 
— Да так… Просто не могу понять, что этот «Обломок»…
— «Осколок»…
— Да. Зачем ему был нужен гарнизон и заключенные, если он памятью питается? Там же куча трупов, которые, как я понял, после оживления, все прекрасно помнят.
— Память ему нужна только чтобы понимать, как устроен наш мир и что надо делать, чтобы прогнуть его под себя.
— Ага. Но все равно — столько памяти… Он же должен быть гением?
— Информация бесполезна без умения её использовать. Что толку, к примеру, от самой точной винтовки, если ты не умеешь стрелять?
— А он не умеет?
— Я думал, вы это заметили.
— Ну да. Отправлять вперед бронетехнику без пехотного прикрытия и разведки…
— Проблемы, обычно, начинаются, если дать ему разобраться, что тут к чему. А разбирается он весьма быстро.
— И что тогда будет?
— Как правило — пиздец и жертвы, как любит говорить один мой знакомый.
— Такое бывало?
— Много раз. Все эти хтонические чудовища, драконы, демоны, некроманты, поднимающие легионы мертвецов — это как раз память о подобных событиях.
— То есть прибить их, все таки, можно?
— Прибить можно всё. Вопрос в том, какой ценой?
— Но это, все равно, не может не радовать. А живые-то ему зачем?
— Сложно объяснить. Дело в том, что там, откуда эта штука родом, все устроено по другому. Время и пространство не имеют значения. Только энергия и информация. Мысль и воля являются главным, если не единственным условием творения. Вот почему некоторые считают тот мир обителью богов — по сравнению с привычными нам условиями, где воплощение идеи требует времени, усилий и ресурсов, это кажется просто волшебством. Но у нас есть то, чего обитатели того мира лишены. Мы можем заглядывать в будущее. Представлять что-то, чего нет, готовится к опасности до того, как с ней столкнемся, врать, наконец.
— Погоди… — «Ухо» принялся сосредоточенно соображать, — То есть у тех ребят что? Проблемы с воображением?
— Именно! Вернее не скажешь.
— Вот мне-бы их беды… А что — мертвяки, которых он поднял, воображать не могут?
— Могут. Но в нашем мире мысль нематериальна. Необходимо как-то совместить легкость творения того мира и способность к творению нашего. А главной связью между ними является так называемое «Упорядоченное» — так Одаренные называют видимое им отображение связей и вероятностей нашего мира, обретающее осязаемость в том. И мёртвые тут бесполезны — чем лучше восстановлен их разум, тем больше связей тянут их в прошлое, а с будущим у них связь только одна. Через «Осколка». А тому самому бы удержаться, так что количество сил, которые они потенциально могут дать, не сопоставимо с теми затратами которые требуются, чтобы тянуть их за собой.
— Куда?
— Вперед! — Старпом взмахнул сигаретой словно полководец шпагой, — Мы все несемся сквозь время на гребне ударной волны, называемой «сейчас», которая обрывает вероятности, оставляя за собой свершившееся. Балансировать на этом гребне непросто, но рожденные в нашем мире привыкли делать это так же инстинктивно, как дышать. А вот «Осколок» так не умеет и вынужден тратить огромное количество сил. Частично, вопрос решается созданием адаптированного под местные условия носителя, но, все равно, проблем у него куча и он нуждается в живых как в якорях, которые свяжут для него два мира, позволив по полной воспользоваться открывшимися возможностями.
— Как, например?
— Как угодно. Теоретически, в рамках нашего мира, «Осколок», всемогущ, чего, в принципе, не скрывает.
— Теоретически? А практически?
— На практике, есть такое понятие как «Голод Одриса», названное по имени математика, произведшего расчеты и доказавшего, что потребности, по мере увеличения количества подчиненных разумов и роста мощи, начинают расти еще сильнее.
— То есть, чем больше он схавал, тем больше надо?