Сковородка судного дня

Я освободилась и даже пнула чернявого:
– Меня ты не получишь.
– Это мы еще посмотрим, – Марек ухватил пояс моего передника, узел развязался, – кто тебя не получит.
Смуглые пальцы двигались очень быстро, через мгновение у меня на животе справа красовался изящный бант.
– Никто, кроме меня, Адель. Поняла? Ни человек, ни бессмертный, ни фахан из бездны.
– Это мы еще посмотрим, – вернула я обещание и зашагала к дверям магистрата. – Корзинку подбери.
В приемной бургомистра ожидали полтора десятка посетителей, и каждый из них заметил мой узел. Каждый.
– Бойкий какой хлопец, – одобрил пан Рышард, посасывая пустую трубку, – меньше чем за день Моравянку окрутил.
Пан Гжегож с подвязанной тряпочкой челюстью смотрел на чернявого с ненавистью. А тот принимал поздравления, многозначительно улыбаясь.
Пана Ясна выглянула на шум из кабинета:
– Следующий. Ах, нет, простите, пан Килер велел к нему пропустить пану трактирщицу без очереди.
Марек сунулся было следом, но секретарша быстро захлопнула дверь перед его длинным носом. Кабинет был огромным, как площадь, с золоченой мебелью, ткаными портьерами, картинами на стенах и люстрой, свисающей с потолка хрустальным водопадом.
– Адель! – Бургомистр поднялся из-за письменного стола.
Для начала я расплакалась, ткнула себе в живот и проговорила с протяжным всхлипом:
– Полюбуйтесь на это, вельможный пан!
Серые глаза мужчины метнулись от меня к секретарше.
Ясна скучно объяснила:
– В этой дикой местности традиционно узел справа носят девушки, у которых есть жених. Панна Моравянка обручена.
– С кем? – Бургомистр заморгал.
Я молча всхлипнула.
– Судя по разговорам в приемной, с новоприбывшим в Лимбург молодым человеком по имени Марек, – секретарша поморщилась. – И, судя по рыданиям этой невинной девицы, положением вещей она недовольна.
Мой новый всхлип можно было счесть за утвердительный.
Бургомистр обошел стол, приблизился и дрожащими пальцами перевязал узел по центру:
– Так лучше?
Я кинула, взмахнув крыльями своего огромного чепца:
– Только это ведь ненадолго, Карл. Потому что… Мне столько нужно рассказать, признаться… Ах…
Пан Килер подвел меня под руку к диванчику у окна, усадил, сам устроился в кресле напротив:
– Ясна, подай нам с Аделью вина.
Секретарша засеменила по ковру вдаль. Я проводила ее взглядом, промокнула щеки бургомистровым шелковым платочком, вздохнула:
– Моя покойная матушка, как вы наверняка слышали, родила меня в преклонном уже возрасте…
Он не слышал, но уверенно кивнул, я продолжила:
– По этой причине уродилась я квелой, повитуха решила, что долго не протяну. Но матушка очень хотела ребенка. Поэтому отправилась на гору к феям, на ту самую, священную, на Авалон…
Бургомистр напрягся, ловя каждое слово. Я повертела в руках платочек. Дорогой тонкий шелк, вензельная «К», россыпь звездочек, корона.
– Слезы и молитвы моей несчастной матушки тронули сердце Светлой пани, и она позволила напоить меня росой Священного эдельвейса, что растет в ее священном пруду.
– Лотоса, – поправил бургомистр, – эдельвейсы в воде не живут.
– Вельможному пану виднее, – согласилась я и быстро спросила. – Если фахан выйдет против чародея, кто кого поборет?
– Ад-дель, – бедняжка заикался, – к чему эти вопросы?
– К тому, Карл, что кровь и плоть человека, напоенного волшебной росой, приобретает особые качества. Они пахнут цветами, на вкус как мед, даруют вкусившему их силу и привлекают всю нечисть, которая только может существовать в нашем мире и сопредельных. Я, слава пани Светлой Алистер, здорова, но могу ли я противостоять возжелавшему моей плоти чародею? Поэтому я и спросила. Если вы будете сражаться с Мареком, кто из вас победит?
– Фахан?
Я отмахнулась:
– Мне Марек рассказал, внешне по вам не скажешь.
– А кому он еще рассказал?
– Судя по доносящимся до меня обрывках беседы в приемной, – панна Ясна уже вернулась и разливала из бутыли в хрустальные тонкие бокалы вино, – весь город узнает столь тщательно хранимую нами тайну еще до вечера.
 
– К обеду, – возразила я и понюхала густую бордовую жидкость в своем бокале, пахло необычно, но приятно.
Бургомистр задумчиво отпил из своего, покатал на языке, проглотил:
– Теперь моя очередь признаться, драгоценная моя Адель. Да, я демон, это название нравится мне больше, чем фахан; несчастный изгнанник из своего мира. Вы спрашивали, кто из нас победит? Если бы меня не сковывали страшные клятвы перед вышними сферами не причинять вред никому из людей, я сказал бы уверенно: я. Но…
– Ваше высочество, – сказала секретарша встревоженно, – поторопитесь, горожане с минуты на минуту выломают дверь.
– Адель! – Карл схватил меня за руку. – Этот человек крайне для вас опасен. Крайне! Он хитер, жесток и не остановится ни перед чем, чтоб завладеть силой вашей волшебной крови. Единственный шанс его одолеть – надеть артефакт подчинения, который не позволит магу… Я придумаю, как передать вам этот предмет и…
Тут дверь хлопнула обеими створками о стену, толпа горожан ворвалась в кабинет. Это был не бунт, всего лишь вышедшее из берегов народное обожание.
– Качать пана бургомистра! – прокричал Марек, подбросил к потолку мой чепец и отобрал бокал с вином. – Гадость страшная. Это я про головной убор. Вино, напротив…
Он покатал его на языке, как незадолго до этого делал Карл, и удивленно приподнял брови.
– Бордо Дювали двадцатилетней выдержки, – сказала секретарша с, как мне показалось, гордостью. – Что вы тут устроили, пан Марек?
Чернявый обернулся, посмотрел, как пан Килер взмывает к люстре – в высшей точке хрустальные висюльки дребезжали, – и опускается на руки горожан.
– Жители Лимбурга выражают радость оттого, что их бургомистр не какой-то заезжий дворянчик, а целый фахан. Это очень возвышает их город в сравнении с прочими городами. – Марек налил себе еще вина, сел рядом со мной. – И ты, женушка, радуйся. В свете открывшейся информации…
Черные глаза остановились на моем животе.
– Бунт на корабле? Дома поговорим. – Парень поднял бокал и прокричал: – Успокойтесь, добрые люди! Господин бургомистр тронут проявлением ваших чувств. Да поставьте его! Нет, пан Рышард, сегодня он вам крыльев не покажет. Конечно есть… Потому что такое зрелище заслужить надо. Расходимся, добрые люди, расходимся…
Марек схватил панну Ясну за руку, негромко проговорил:
– Нет-нет, милая, стражи не нужно. Почтенные горожане сейчас сами удалятся.
Секретарша злобно оскалилась, прикосновение ей не нравилось, отдернула руку:
– Шут!
– Крыса!
Тут я не выдержала и отвесила чернявому подзатыльник:
– Совсем берега попутал? Так девушку обзывать! Простите, пана Ясна, он у меня дурачок. Немедленно извинись!
Марек замер, прислушиваясь к ощущениям – рука у меня действительно тяжелая, – а потом медленно произнес:
– Молю прекрасную леди о прощении. В оправдание могу сказать, что не испытываю ни толики неприязни к… – Он растянул губы в хитрой улыбке и гаркнул: – Крысам!
Панна Ясна, совсем спав с лица, гордо удалилась, наверное, за стражей. Чернявый плюхнулся в кресло:
– Имей в виду, драчунья, я обид не прощаю и крайне изобретателен в мести.
– Женщинам в основном мстишь? – Угроз я не боялась. – Тогда можешь прямо сейчас приступить к планированию. Ступай. Нам с паном бургомистром нужно беседу закончить.
– Нам, именно нам.
Марек осмотрел пустеющий кабинет, помахал кому-то рукой, среди горожан мелькали мундиры стражи, пан Килер приближался к нам слегка нетвердой походкой. Чернявый отсалютовал ему бокалом, а когда бургомистр собирался присесть рядом со мной, молниеносно переместился из кресла на диван и обнял меня за плечи. Кажется, это называлось: обозначить территорию. Так поступали дикие лесные коты.
 
Карл выглядел растрепанным и очень уставшим, сел, нахохлившись, в кресло, грустно посмотрел на пустую бутылку на столике. Мы, все трое, молчали. Марека пауза не тяготила, он пил вино, щурился от удовольствия, время от времени проводил костяшками пальцев мне по щеке. Я, решив не устраивать скандала, смирно сидела в мужских объятиях.