Команданте (СИ)
Остальные, похоже, давно привыкли к такой манере и Дебре между переводом успел шепнуть Васе, что выступающий представляет крохотную троцкистскую группу, свято уверенную в истинности своего варианта марксизма и потому считающую почти всех остальных предателями, мелкобуржами, двурушниками и агентами полиции, если не добровольными, так невольными. Всем своим видом оратор старался показать, что он выше собравшейся в аудитории толпы, а толпа равнодушно гудела, заранее зная, что он скажет.
Даже Вася чувствовал стереотипность раз и навсегда затверженых формул, угадывая их в родственном романском языке: серьезное положение, мировой кризис производительных сил, тупик империализма, ставка капитализма на роботизацию, неизбежная массовая безработица, обнищание широких масс трудящихся, подавление рабочего движения, фашизация власти, правительство Франции желает резко сократить численность студентов и так далее.
Органчик. Существо без пола, возраста и отличительных черт. Рупор для воззрений секты — один раз затвердил и долбит. Даже когда он говорил о сиюминутных проблемах, о студенческих протестах, вылезали те же механически заученные формулы: намеченная акция провокационная, на пользу правящим кругам, и не специально ли для этого она и задумана. А раз так, то все, кто не принадлежал к той узкой группке и поддержал акцию, суть полицейские провокаторы.
— Товарищ, — встала неожиданно симпатичная девица, к тому же в пончо, — твой анализ и выводы никуда не годятся. Факты говорят о том, что капитализм не в тупике, наоборот, он усиливает свое давление по всему миру — Вьетнам, Куба, Ближний Восток. И цель реформ, против которых мы боремся, не разрушение высшего образования, а переформатирование его под новые требования. Вы же этого не видите, поскольку ваши воззрения перестали развиваться со смертью Троцкого. И вы, зациклившись на работе в профсоюзах, считаете авантюризмом все остальное.
Органчик одарил девицу презрительной гримасой и только собрался включить отповедь, как вскочил пухлый блондин в тяжелых роговых очках и аккуратном пиджачке, украшенном значком Мао на лацкане, и заговорил, даже не спросив у ведущего разрешения. И завел почти такую же тягомотину, что и первый оратор, только пересыпанную цитатами из Великого Кормчего.
— Троцкисты со своим анализом так и остались в конце тридцатых годов. Но вынужден с ними согласиться — предложенные акции есть ни что иное, как дешевый популизм, достойный разве что учащихся младшей школы. В условиях ущемления прав рабочего класса реформа высшего образования нам безразлична, нам необходимо идти к пролетариям, в рабочие пригороды, на заводы и стройки, чтобы как учит нас Председатель Мао, воспринять от них живой марксизм.
На маоиста набросились всем скопом, тыкая работами основоположников — столкновение цитат порождало искры и временами небольшие молнии в душной аудитории. Вася печально смотрел на представителей передовой молодежи, каждый из которых спрятался за трудами выбранного непогрешимым мыслителя. Есть Канон — и ни шагу за его пределы. Неважно, какая задача стоит перед ними, решается она одинаково — нужно найти подходящее место в Писании, истолковать его и с чувством собственной правоты вляпаться в грязь. Такое впечатление, что если этим ребятам предложить подтереть задницу в знак протеста, они не справятся, поскольку ни Мао, ни Троцкий, ни Маркс-Энгельс-Ленин ничего об этом не писали.
Член Союза студентов-коммунистов говорил не про Вьетнам и возможные действия, а про полмиллиона безработных на пятьдесят миллионов населения (Вася еще удивился, что так мало), про два миллиона человек, получающих минимальную зарплату, но его быстро зашикали и согнали на место.
Наиболее ожесточенно наскакивали друг на друга представители двух маоистских группок — самый страшный враг тот, кто наиболее близок к тебе по взглядам. Что логично, любая такая группа возникает, как правило, в результате идеологических расхождений, им сразу же после раскола гораздо важнее обозначить водораздел, чем заниматься реальной борьбой. Потому-то и держатся за свои доктрины, как фанатики за Коран или Библию, потому-то и осуждают каждого, кто имел неосторожность усомниться и отклониться. «Претензия на монопольное обладание истиной» — всплыло в мозгу. А раз правы мы и только мы, то все, нам возражающие — предатели, провокаторы, сволочи и тупорылые ублюдки.
Нормальное впечатление производили только анархисты, не долбившие затверженное, а изъяснявшиеся живой человеческой речью с шутками и подколками. Впрочем, было видно, что они выступают больше ради эпатажа, но студентам даже такой стиль нравился куда больше догматического — большинство из них происходили из добропорядочных буржуазных семей и догматизма, политического, католического или какого еще, накушались в своей недолгой жизни до отвращения.
Когда выступавшие пошли обличать друг друга по второму кругу, к столу ведущего наконец пролез Дебре и получил слово:
— Товарищи! Сегодня у нас в гостях товарищ из Боливии, партиз…
Вася сделал страшные глаза и незаметно показал трепачу кулак, Режи поперхнулся и вырулил на то, что гость знаком с партизанским движением. Аудитория оживилась — ну в самом деле, сколько можно по каждому поводу перетирать давно набившие оскомину догмы, а тут настоящий партизан! Быстренько нашлась студентка-каталонка из Руссильона, хорошо знавшая испанский и назначенная переводчиком вместо Дебре. Нет, он-то переводил нормально, но он же препод, как можно поручить такое ответственное дело представителю реакционной профессуры!
— Товарищ, Че в Боливии? — почти сразу выкрикнул курчавый паренек, стоило только Васе дойти до стола.
— В Боливии действуют команданте Рамон и Тупак Амару, второй точно не Че, про первого уверенно сказать не могу.
— Вы их видели? — стрельнула на касика глазами рыжая и зеленоглазая бретонка с задорно торчащей грудью и в мини-юбке, открывавшей взору стройные ножки и соблазнительные коленки.
Отказать девушке таких выдающихся достоинств Вася не смог и скромно подтвердил, что видел команданте Амару.
Вопросы посыпались как из дырявого мешка — вы воевали? Как индейцы относятся к учению Мао? Участвовал ли пролетариат Сукре в захвате города? Какие потери понесли американские империалисты при разгроме батальона рейнджеров? Вы женаты?
Задавшую последний вопрос девицу обхихикали — сексуальная революция разворачивалась во всю ширь и взрослые люди имели безусловное право спать с кем угодно и когда угодно, невзирая на браки, и прочие буржуазные условности. Судя по собравшимся, взрослыми они считали всякого старше восемнадцати лет, в первую очередь себя.
Некий стратег высунулся с идеей о том, что партизанское движение индейцев по сути своей не может быть марксистским, а взятие Сукре — акция авантюристическая, мелкобуржуазная и как бы не реакционная. Стратегу насовали в панамку и, удовлетворив первое, самое жадное любопытство, позволили Васе вставить слово о партизанской войне в Боливии.
По мере рассказа в аудиторию набежало еще народу, а лица слушателей вытягивались все больше и больше. Оказалось, что партизанская война это не бдыщь-бдыщь-пиу-пиу-ура-ура, а жизнь без крыши над головой и — о ужас! — без горячей ванны и круассанов по утрам. Кожные болячки от слабой гигиены и насекомых, потертости от долгих маршей, раны и контузии, малярия и прочие мелкие радости «борьбы за свободу». Очень пришибло собравшихся сравнение веса, который каждый из них ежедневно со стонами тягает в университет и веса опорной плиты миномета, навьюченной на третьего номера расчета помимо основной выкладки.
На возражения о «революционном духе» и высокой сознательности касик привел пример собранных в один отряд студентов из Ла-Паса, Санта-Круса и Кочабамбы — самое проблемное подразделение во всей партизанской республике. Если кечуа или аймару попросту тащат задачу, как бы тяжела она ни была, то высокоученые индивиды требуют комфорта и все время норовят устроить митинг и голосование.
— А кечуа, значит, тупо выполняют приказы? — ехидно спросил патлатый анархист.