Плюшевая девочка

Привет, говорил он, если вообще что-то говорил.
И снова отчаливал.
Я могла быть в покое. Одна.
Слишком одна.
  
XIV
 
Вероятно, я тогда была пьяна. Совсем чуть-чуть.
Йюри и Йири! Не смотрите на меня так!
Хорошо, вы получите новые рубашечки. Я обрежу свои полосатые носки и сделаю там дырки, чтобы вы могли просунуть лапы. Договорились.
Обещайте не дразниться! И не таращиться такими обвиняющими глазами!
Если вы будете спокойно слушать, тогда расскажу, что случилось дальше.
Окей, договорились.
Я пошла за бутылкой из маминого и папиного винного шкафа, в ней был липкий светло-коричневый ликер. Он на вкус был далеко не такой плохой, как на вид. Он был как молочный коктейль или шоколадный шейк, не сильно отличался, поэтому я налила себе полный стакан и довольно быстро прикончила его.
Потом я налила еще, совсем чуть-чуть, потому что он был на удивление хорош и еще потому, что я знала – некому будет искать бутылку, хоть бы я ее опустошила. Ну и никто бы не поверил, что это сделала я.
В голове стало тепло. Мне стало смешно, но никто же не ржет в одиночестве. По крайней мере, никто в здравом уме.
Если бы Лила была со мной, я бы, наверное, посмеялась вслух.
Я сделала селфи и загрузила его в альбом, хотя оно получилось так себе. Я там была чокнутая и видно было только половину.
Не прошло и десяти минут, как Алекси отметил его.
Алекси. Мой парень.
Ну, почти мой парень.
Алекси. Такое благопристойное имя. Как будто из детской песенки. Тесто для Алекси. Бабушка иногда ее пела.
Алекси написал, что я прекрасна.
Сердечко, сердечко, сердечко. Много сердечек.
Следом Алекси написал в директ и спросил, когда я загружу новые фотографии. Он сказал, что ждет их, потому что считает меня довольно хорошенькой. На самом деле, я была самая хорошенькая из всех существующих.
Да? Правда?
Он утверждал, что не придумывает.
Я написала, что пила ликер.
Ремеди чоко… шоко… Что-то в этом роде.
Я написала, что пьяна.
Совсем немного…
Алекси не обрадовался. Он прислал скорченные смайлики.
Какой слабоумный еще использует смайлики? По крайней мере такие, как Алекси прислал. Я всегда беспокоилась, когда кто-то из знакомых присылал мне этих улыбчивых колобков.
Алекси написал, что у него есть один вопрос ко мне. Я ответила, что я ему не ask.fm [15].
Он ответил, что все-таки спросит.
Я парировала, что могу и не ответить, хотя именно тогда мне показалось, что я знаю ответы на такие вопросы, которые никто не задавал. Я знала ответы вообще на все вопросы. Я была блестящим вундеркиндом универсума, который просто остался без внимания.
Смайлик. Смайлик. Третий смайлик.
У Алекси, наверное, было трудное детство.
Он писал, что, может, сошел с ума, чтобы такое просить, но ему хотелось бы знать, могу ли я сделать фотографию без футболки. На это я быстро ответила, что может и могу, а может и нет, этого ни он, ни я не знаем. Он попросил снова. И снова, а мне было только смешно.
Затем я подумала, что почему бы и нет, раз у меня хорошее настроение, и я чувствую себя красивой, и непобедимой, и выше всего.
Этого я ему, ясное дело, не написала. Мне от всего было весело и это было из-за того, скорее всего, что я выпила ликер. Я также чувствовала, что хочу сделать что-то отвязное, чего я раньше никогда не делала.
Что-нибудь сумасшедшее и дикое. Совсем безумное.
Яростное…
Разве не нужно каждому немного сумасшествия? Даже десятикласснику.
Алекси снова попросил, чтобы я сняла футболку, а я ответила, что с чего он взял, что футболка все еще на мне.
Смайлики обрушились как ливень, мне бы понадобился зонтик.
Ну ладно, я сделала, как он просил.
Я сделала фото и послала ему, прибавив, что оно не очень хорошее, хотя оно было хорошим.
Я была красива, красива, красива…
Этого я хотела. Конечно, я была красива. Красива.
Алекси поблагодарил за фото и похвалил мою фигуру. Написал большими буквами ОБАЛДЕННО и добавил много восклицательных знаков. У него был еще один вопрос, на который мне не обязательно было отвечать. Но он попросил хотя бы подумать над этим, потому что он чувствовал, что сходит по мне С УМА.
 
В смысле с ума?
Что за вопрос?
Один только.
Какой?
Он спросил, не могла бы я снять лифчик, потому что теперь, знакомясь со мной, я ему так понравилась, что он просто УМРЕТ, если не увидит меня всю.
СОВСЕМ всю.
Все хотят одного и того же. И тут то же самое.
Они хотят увидеть меня. Увидеть мою кожу, больше кожи.
Во мне было что-то, я не знала точно что, но не все ли равно, в конце концов.
Итак, я сделала, как хотел Алекси. Я расстегнула лифчик и бросила его на пол. Я закрыла грудь руками, но так не получится сделать фотографию, поэтому я прикрылась только одной рукой, хотя она не смогла закрыть все.
Я хотела, чтобы он сказал что-нибудь красивое и похвалил меня, меня без футболки и вообще без ничего. Если бы мои лисята увидели меня в эту секунду, они бы сразу бахнулись в обморок, а самый хладнокровный из них укусил бы меня, возвращая к реальности.
  
XV
 
Могу сказать, что на следующий день я раскаивалась. Я снова была самой собой. Немного страшно, что иногда можно стать совсем другим, но хорошо, что можно вернуться, а потом снова поменяться, если захочешь.
Это сложно звучит даже для меня самой, но это так.
Когда я снова посмотрела в телефон, то увидела, что Алекси написал мне множество сообщений. Он хотел встретиться со мной, спрашивал, где я живу, но мне не хотелось отвечать, хотя я, конечно, была немного влюблена в него.
Позже я ответила, что, возможно, это не очень хорошая идея.
Он задавал одни и те же вопросы снова и снова и, должно быть, обиделся, когда я не захотела увидеться с ним.
Я ничего не ответила.
Наверное, это его разозлило, потому что он заявил, что если я собираюсь бросить его, то он выложит фотку в общий доступ.
Он спросил, этого ли я хочу.
Он задавал глупые вопросы. Один учитель однажды сказал, что глупых вопросов не бывает. Передаю привет: бывают.
Я ужасно разозлилась, что вела себя как дура и наглоталась ликера. Меня тошнило от одной мыли об этой шоколадной дряни.
Хотя вообще-то я люблю шоколад.
Не те фитнес-батончики, которые мама покупает и которые на вкус как сухие хлебцы. Она думает, что все, где в название есть «фитнес» – очень полезно и можно запихивать в себя с двух рук. «Фитнес» значит безвкусное. Она и вправду считает, что еще кто-то кладет на хлеб ломоть этого напоминающего стирательную резинку сыра с низким процентом жирности. Он лежит у нас в холодильнике и успевает покрыться плесенью до того, как его съедят.
Бросить меня. Что он имеет в виду?
Если быть точным, так мы и не встречались. Мы не были вместе. Мы даже никогда не виделись.
Мы только смотрели фотографии друг друга, переписывались, только и всего.
Я даже не знала, где Алекси живет. Чем он по жизни занимается. И как такого можно типа выкинуть из жизни?
Какой идиот!
И он, и я.
Я смотрела на фотографию Алекси. В профиле он указал, что ему девятнадцать, и это было похоже на правду, судя по фото. Мне трудно угадать кому двадцать или двадцать восемь. Или тридцать пять.
Как-то в нашей школе учился Понго, который приехал из Конго. (Честно, его имя и родина отлично рифмовались.) На самом деле, Понго была его фамилия, но именем мы не пользовались, потому что оно было таким сложным, что никто не мог его произнести. В его семье было три мальчика и пять девочек. Значит, всего восемь Понго, у которых имена сложнее фамилии. Мальчики были погодками. День рождения у каждого был первого января. Очевидно, это распространенный день рождения в Конго. Как-то в день спортивных соревнований Понго не пришел в школу, зато прислал старшего брата, который выиграл медали в беге и прыжках в длину. Учителя не заметили, что парня подменили. Для них все африканцы были на одно лицо, или они просто не осмелились вскрыть обман, чтобы их не обвинили в расизме.