Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП)

Одна его бровь поползла вверх:
— Тогда я должен Вам поверить.
— О, я бы никогда не стала льстить, — сказала она. – Я никогда не говорю комплименты просто так. Думаю, они должны что–то значить, как по–вашему?
— Даже если человек не понимает их значения?
Она улыбнулась:
— Даже тогда.
Он улыбнулся в ответ, один уголок его рта слегка скривился. Но все же улыбка была полна юмора и какой–то привязанности. И впервые в жизни Амелия Уиллоуби подумала, что свадьба с герцогом Уиндхэмом могла быть не только ее долгом, но чем–то большим, чем получение титула.
Это могло стать чем–то по–настоящему приятным.
  
Глава девятая
 
Хорошо, что у него в венах всё ещё было достаточно алкоголя, когда Амелия столкнулась с ним, размышлял Томас, потому что у него не было здравых причин быть обиженным. И теперь… когда единственное, что осталось после ночи пьяного разгула, было обстрелом в его левом виске (и пульсацией в правом)… он посчитал, что она уже видела худшее и не ушла с криком. Фактически оказалось, будто бы она была весьма рада проехаться с ним в экипаже, спокойно выговаривая ему и закатывая глаза.
Мысль заставила бы его улыбнуться, если бы внезапная встряска на дороге резким толчком не вдавила его мозг в череп… если такое на самом деле было возможно. Он не был профессором анатомии, но этот сценарий казался намного более вероятным чем то, на что это в действительности было похоже – как будто бы наковальня залетела в окно и пронзила его левый висок.
А что касается того, почему его правый висок отстреливал в подобной манере, он мог только предполагать, что это было из сочувствия.
Он издал стон отвращения и сильно ущипнул переносицу, как будто бы эта боль смогла бы уничтожить всю остальную.
Амелия ничего не говорила и почти не смотрела на него, как будто думала, что она вообще не вправе делать это…что сильнее укрепило его в недавно пришедшей уверенности, что она была превосходнейшей женщиной. Она только сидела там с удивительно спокойным выражением на лице, при том, что он, скорее всего, был похож на саму смерть и в любой момент готов был извергнуть на неё содержимое своего желудка
Не говоря уже о глазе. Он довольно скверно выглядел прошлым вечером. Томас и вообразить не мог, какой оттенок он приобрел по прошествии ночи.
Он глубоко вдохнул, открыл глаза и уставился в лицо Амелии, находившееся в пределах досягаемости его руки, которая всё ещё продолжала совершенно безрезультатно колдовать с его носом.
– Голова болит? – вежливо поинтересовалась она.
Она ждала, пока он признает её, понял он.
– Дьявольски стреляет.
– У вас найдётся что–нибудь, чтобы принять от этого? Может, настойка опия?
– Боже, нет. – Он почти отключился при мысли о ней. – Это окончательно доконает меня.
– Чай? Кофе?
– Нет, что мне нужно так это…
Глэддиш Бэддиш.Почему он раньше не подумал об этом?
Это было смешное название, но поскольку он был необходим лишь когда кто–то смешно себя вёл, он предположил, что он был весьма кстати. Гарри Глэддиш изобрёл его, когда им было по восемнадцать.
Отец Томаса решил провести сезон в Лондоне, оставив его в Белгрейве предоставленного самому себе. Он и Гарри вели распущенный образ жизни. Ну, не такой уж распущенный, хотя тогда они считали себя весьма развращёнными молодыми людьми. Видя, как другие юноши губят себя в Лондоне, Томас сейчас оглядывался назад на то лето с некоторым весельем. В сравнении с ними, он и Гарри были невинными ягнятами. Но даже в этом случае, они пили слишком много и слишком часто, а Глэддиш Бэддиш, принимаемый утром (с зажатым носом и дрожью в теле), не раз спасал их.
Или, по крайней мере, делал их способными ходить достаточно прямо, чтобы вернуться в свои кровати, где они могли, выспавшись, избавиться от последних страданий.
Он взглянул на Амелию.
– Ты можешь уделить мне ещё полчаса?
Она развернулась вокруг себя.
– По всей видимости, я могу уделить вам весь день.
Его это немного смутило.
 
– Ах, да, – он откашлялся, пытаясь держаться прямо, – сожалею об этом. Я надеюсь, что у вас не было запланировано ничего важного.
– Только модистка и сапожник. – Она надула губы, но всякий смог бы понять, что на самом деле она улыбалась. – Боюсь, на зиму я останусь и необутой и с непокрытой головой.
Он поднял палец.
– Один момент.
Затем пересёк экипаж и пару раз ударил по стене своим кулаком. Тотчас же они начали замедляться, пока не остановились. Будь он в нормальном состоянии, то вышел бы из экипажа, чтобы попросить кучера сменить направление, но, без сомнения, на сей раз ему можно было простить то, что он пытался ограничить свои передвижения. Последней вещью для каждого из них было бы желание того, чтобы он высвободил свой желудок в закрытом экипаже.
Как только новые распоряжения были сделаны и кучер возобновил движение, Томас снова уселся на своё место, чувствуя себя явно оживающим только от мысли о ждавшем его Бэддише. Гарри задастся вопросом о том, почему он напился и почему он пил где–то в другом месте, но он никогда не озвучит его. По крайней мере, не сегодня.
– Куда мы едем? – спросила Амелия.
– «Счастливый Заяц». – Он был немного не по пути, но не слишком.
– Это постоялый двор?
Ко всему прочему.
– Я исцелюсь.
– В Весёлом Зайце? – Засомневалась она.
– Доверьтесь мне.
– И это говорит человек, от которого за версту несёт джином, – сказала она, качая головой.
Он просмотрел на неё, приподняв одну из своих бровей в знаменитой величественной дуге Уиндхемов. – Я не пью джин. – О Господи, он был слишком воспитан для него.
Она выглядела так, будто собиралась улыбнуться.
– Прошу прощения. Что же вы тогда пили?
Он был совершенно уверен, это не та тема для беседы, которую должно вести с невестой, но ничто в этой встрече не было тем, что можно было сделать, или увидеть, или сказать невесте.
– Пиво, – сказал он ей. – Ты его когда–нибудь пробовала?
– Конечно же, нет.
– Такс, такс. Какое упущение.
– Это не упущение, – выпалила она, теперь уже чувствуя себя оскорблённой. – Это была констатация факта. Кто бы мог предложить мне пиво?
У неё было чувство собственного достоинства.
– Прекрасно, – вежливо сказал он. – Но это был не джин.
Она закатила глаза, и он почти засмеялся. Они походили на старую женатую пару. Не то, чтобы у него было много возможностей наблюдать, как давно женатые пары что–то делают вместе, кроме оскорблений (его отец) и допущения этого (его мать), но Грейс говорила ему, что её родители были поразительно преданы друг другу, и то, какими он видел лорда и леди Кроулэнд… родителей Амелии… они, казалось, тоже неплохо ладили. Или, по крайней мере, ни один не казался поглощённым желанием видеть другого мертвым.
– Твои родители симпатизируют друг другу? – спросил он весьма неожиданно.
Она несколько раз быстро мигнула, очевидно удивлённая сменой темы.
– Мои родители?
– Они ладят?
– Я думаю, что да. – Она сделала паузу, и её бровь очаровательно сморщилась, когда она начала обдумывать это. – Они не очень много времени проводят вместе… их интересы в действительности не пересекаются… но я правда думаю, что они немного привязаны друг к другу. Я об этом не часто задумывалась, если уж честно.
Это точно не было описанием великой страсти, но, тем не менее, это так кардинально отличалось от его собственных впечатлений, что Томас не мог не быть заинтригованным.
Она, должно быть, заметила интерес на его лице, потому что продолжила:
– Я полагаю, что они должны симпатизировать. Если бы это было не так, я, вероятно, чаще бы думала об этом, вы не думаеете?
Он вспомнил о бесконечных часах, потраченных им впустую на размышления о собственных родителях. Он кивнул. Несмотря на всю её невинную и бесхитростную речь, она могла быть необычайно проницательной.