Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП)

Милли поморгала (прямо как сова, подумалось Амелии) и сказала:
— Прямо с утра?
— Милли!
— Я просто пытаюсь удостовериться, что наша история правдоподобна.
— Ладно. Да, прямо с утра. – Было, конечно, рановато для визитов, но Амелия не видела другого выхода. – Тебе не придется ничего объяснять. Мама покудахчет, скажет что–нибудь вроде «это любопытно», и на этом все и закончится.
— И ты обираешься бросить меня прямо здесь, посреди улицы?
— Не пропадешь.
— Я знаю, — Милли отступила, — но у мамы возникнут сомнения.
Черт возьми, она терпеть не могла, когда Милли была права. Они вышли купить сладостей и должны были вернуться вместе. Милли было семнадцать, и она вполне могла сама пройти три магазина, но мама всегда говорила, что благородные молодые леди никуда не ходят одни.
Леди Кроулэнд не пришла в восторг, когда Амелия спросила, есть ли там туалет – благородные молодые леди не употребляли таких слов, как «туалет».
Амелия быстро оглянулась. Солнце светило прямо в окно галантерейного магазина, и из–за яркого отражающегося света что–либо увидеть внутри было невозможно.
— Я думаю, она до сих пор в примерочной, — сказала Милли. – Она собиралась подобрать три разных платья.
Что означало, что она примерит не меньше восьми, однако они не могли полностью рассчитывать на это. Амелия быстро подумала и сказала Милли:
— Скажи ей, что Грейс была вынуждена ехать немедленно, и у меня просто не было времени самой предупредить о том, что планы изменились. Скажи, что у Грейс не было выбора. Она была срочно нужна вдове
— Вдове, — кивая, повторила Милли. Все они хорошо знали вдову.
— Мама не будет возражать, — заверила ее Амелия. – Я уверена, она будет даже рада. Она постоянно пытается отослать меня в Белгрейв. А теперь иди. – Она слегка подтолкнула сестру, но передумала и потянула ее назад. – Нет, подожди. Не сейчас. – Милли сердито посмотрела на нее. – Дай мне минуту, чтобы увести его подальше.
— Чтобы самой уйти подальше, — дерзко сказала Милли.
Амелия сдержала желание хорошенько встряхнуть сестру и вместо этого одарила ее тяжелым взглядом:
— Ты можешь сделать это?
— Разумеется, — Милли явно не понравилось, что она вообще спросила об этом.
— Хорошо, — Амелия коротко кивнула, — Спасибо. – Она сделала шаг, а затем добавила: — И не смотри.
— Вот теперь ты просишь слишком многого, — предупредила ее Милли.
Амелия решила, что нет смысла возражать. Если бы она была на месте Милли, то точно не упустила бы возможности понаблюдать за происходящим.
— Ладно, только никому не говори.
— Даже Элизабет?
— Никому.
Милли кивнула, и Амелия знала, что может ей доверять. Элизабет не могла держать рот на замке, но Милли (если у нее была особая причина для этого) – могила. И поскольку Амелия была единственным человеком, которому было известно, как именно вся коллекция фирменных сигар графа Кроулэнда оказалась залитой водой из чайника (ее мать терпеть не могла сигар, а потому решила, что ей необязательно докапываться до личности преступника)… Ну, скажем, у Милли была весьма весомая причина держать язык за зубами.
В последний раз взглянув на сестру, Амелия помчалась через улицу, стараясь избегать луж, которые оставил после себя ночной ливень. Она приблизилась к Уиндхэму, – все еще надеясь в глубине души, что это не он, – и, наклонив голову, сказала:
— Э–э, Ваша милость?
Он взглянул на нее. Моргнул. Отвернулся и поморщился, как будто это движение было не самым лучшим решением.
— Моя невеста, — просто сказал он и едва не сбил ее с ног своим дыханием.
Амелия быстро пришла в себя, крепко схватила его за руку и прошептала:
— Что Вы здесь делаете? – Она сердито посмотрела на него. Людей на улице было немного, но в любой момент можно было на кого–нибудь наткнуться. — Господи, что с Вашим глазом?
Фиолетовое пятно под глазом тянулось от переносицы до самого виска. Она никогда не видела ничего подобного. Это выглядело намного хуже, чем когда она однажды случайно ударила Элизабет битой для крикета.
 
Он потрогал ушиб, покраснел и сморщил нос, будто ожидал ее вопроса. Потом снова посмотрел на нее и отвернулся:
— Вы же моя невеста, да?
— Пока нет, — пробормотала Амелия.
Он одарил ее странным внимательным взглядом.
— А я думаю, так оно и есть.
— Уиндхэм, — сказала она, стараясь сменить тему.
— Томас, — поправил он ее.
Она едва не рассмеялась. Сейчас явно было не подходящее время, чтобы позволить ей называть его по имени.
— Томас, — повторила она скорее для того, чтобы он перестал перебивать ее. – Что Вы здесь делаете? – И когда он не ответил, добавила: — В таком виде? – Он непонимающе уставился на нее. – Вы пьяны, — сердито прошептала она.
— Нет, — сказал он, раздумывая об этом. – Пьян я был вчера ночью. А сейчас я нездоров.
— Почему?
— У меня должна быть причина?
— Вы…
— Разумеется, у меня есть причина. Я не собираюсь с Вами делиться, но она у меня есть.
— Я должна отвести Вас домой, — решила она.
— Домой, — кивнул он и покачал головой с чрезвычайно философским видом. – Теперь это интересное слово.
Пока он нес этот бред, она осматривала улицу, пытаясь понять, как он сюда попал прошлой ночью.
— Ваша милость…
— Томас, — поправил он ее, криво ухмыляясь.
Она подняла руку, широко расставив пальцы в попытке сдержать свой гнев, чтобы не отругать его.
— Как Вы попали сюда? – Очень медленно произнесла она. – Где Ваш экипаж?
Он подумал:
— Честно говоря, не знаю.
— Боже милосердный, — пробормотала она.
— Правда? – Он начал рассуждать. – Он милосердный? Честно?
Она застонала:
— Вы пьяны.
Он смотрел, и смотрел, и смотрел на нее, и, когда она уже открыла рот, чтобы сказать, что они должны немедленно отыскать его экипаж, он заговорил:
— Возможно, я немножко пьян, — он откашлялся, — до сих пор.
— Уиндхэм, — сказала она строгим голосом, — Вы…
— Томас.
— Томас, — она стиснула зубы. – Вы должны вспомнить, как добрались сюда.
Он снова по–идиотски молчал.
— Я приехал.
Замечательно. Как раз то, что нужно.
— В экипаже! – Просиял он и улыбнулся собственной шутке.
Она с недоверием уставилась на него. Кто был этот человек?
— И где сейчас этот экипаж?
— О, вон там, – сказал он, махнув рукой куда–то за спину.
«Вон там» могло быть углом улицы. Или другой улицей, сразу за углом. Или, учитывая его состояние, могло относиться ко всему Линкольнширу до самого Уоша или даже до Северного моря.
— Нельзя ли поточнее? – Попросила она и медленно и отчетливо добавила: — Вы можете провести меня туда?
Он кивнул с веселым видом:
— Я мог бы…
— Вы проведете меня.
— Вы говорите, как моя бабушка.
Она схватила его за подбородок, вынуждая смотреть ей в глаза:
— Никогда больше не говорите этого.
Он поморгал и сказал:
— Мне нравится, когда Вы командуете. – Она отшатнулась от него, словно обожглась. – Жаль, — сказал он, потирая подбородок в том месте, где только что были ее пальцы. Он отделился от стены, пошатнулся и выпрямился, обретя равновесие. – Ну что, пойдем отсюда?
Амелия кивнула, собираясь последовать за ним, но он обернулся и со слабой улыбкой произнес:
— Полагаю, Вы не захотите принять мою руку?
— О, ради Бога, — пробормотала она, просунула свою руку в его, и они вместе свернули с улицы в боковую аллею.
Он показывал дорогу, ее же задачей было поддерживать равновесие, поэтому продвигались они медленно.
Он несколько раз споткнулся, но она видела, как тщательно он следит за своими шагами, специально останавливаясь, чтобы обойти булыжники. Наконец, пройдя перекресток и свернув за угол, они оказались на небольшой полупустой площади.
— Я думал, он здесь, — сказал Уиндхэм, вытягивая шею.