Застывшая тень<br/>(Большая книга забытой фантастики)

— Вот! — сказал Мак-Файл. — Теперь только трое людей видели Черного принца. Прелестная вещичка, не правда ли, но стоит вам коснуться этого пурпурного тельца, и через три минуты вы мертвы! Жаль истребить подобную красоту, но иначе нельзя…
— Что вы хотите делать? — спросил Вельтон.
— Сжечь, уничтожить все это разбойничье гнездо вместе с бабочкой-убийцей и ее зародышами. Пойдите в гараж, там, наверное, найдется бензин, и полейте им пол в столовой. Потом мы уроним на пол лампу и все будет кончено…
Когда дом запылал, они медленно пошли к замку…
  
 
 
 
Фред Уайт
 
2000° НИЖЕ НУЛЯ
 
Лорд Райберн повертел в руке письмо, и легкая улыбка тронула его губы ровно настолько, насколько это было прилично для великого ученого.
— Это замечательная вещь, Хейтер, — сказал он своему главному ассистенту. — Это письмо, как вы думаете, от кого?.. От моего величайшего врага, научного, конечно, — Мигуэля дель Виантес. Он просит разрешения приехать поговорить со мной. Я имею все основания рассматривать этот акт с его стороны, как сдачу своих позиций, за которые он боролся со мной целых двадцать лет.
Георг Хейтер улыбнулся. Он прекрасно помнил все жестокие стычки между двумя учеными, обвинявшими друг друга в шарлатанстве; да и всякий, интересовавшийся наукой, не мог не знать смертельной вражды между лордом Райберном и известным испанским ученым. То обстоятельство, что им никогда не приходилось встречаться, и то, что они даже не знали друг друга в лицо, не имело большого значения: ведь их вражда началась на чисто научной почве и, в сущности, не имела никаких оснований перейти в личную неприязнь.
— Он хочет поговорить со мной, — продолжал великий ученый. — Он пишет, что отправляется в научное путешествие в Южную Америку, из которой он может и не возвратиться: ему предстоят большие трудности и опасности. И вот он протягивает мне ветку мира. Так или иначе, но я телеграфировал ему о своем согласии по указанному им адресу. Он ответил, что приедет сегодня после обеда. Так как этот визит носит совершенно частный характер, — вы понимаете, что ему не хотелось бы, чтобы об этом знали и говорили, — позаботьтесь, чтобы он прошел незамеченным. Пусть оставит автомобиль у ограды в кустах, а самого его проведете ко мне через оранжерею. А потом оставьте нас вдвоем. Самое лучшее, если вы съездите на это время в город и вернетесь часам к пяти. Я надеюсь на вашу скромность, Хейтер.
— О, можете быть спокойны, — ответил Хейтер. — А он не пишет о причине этого визита?
— Ах, да, разве я вам не говорил? Он чрезвычайно заинтересован моими работами с низкой температурой. Он хочет взглянуть на бриллиант, с которым мы будем производить наши эксперименты.
Хейтер вышел, оставив ученого, ликовавшего в душе своей победе над соперником. Да, этот эксперимент должен увенчать всю его долголетнюю работу. А этот предстоящий визит врага, которого он никогда не видел, и который приедет к нему за советом и с предложением мира (в этом он не сомневался) после двадцати лет ожесточенной травли его во всех научных журналах, радовал его.
То, что испанец обставлял свой приезд некоторыми предосторожностями, не имело значения. Важно было только то, что он первым пошел на примирение.
С веселой улыбкой Райберн вышел из лаборатории и направился в свою оранжерею. Лаборатория и оранжерея примыкали круг к другу. Они составляли левое крыло ряда построек, в которых находились опытные мастерские ученого для производства работ, наполненные котлами и всевозможными аппаратами и водоемами для замораживания воды. Постройки были окружены прелестным садом, где цвели редкие экземпляры роз.
Лорд Райберн был очень богатый человек, глава старинного рода, но, помимо состояния, доставшегося ему от предков, которое должно было переходить и дальше по наследству, он имел и свое небольшое состояние, которое целиком почти тратил на оборудование лаборатории и опыты над низкой температурой. И эти деньги он завещал своему ассистенту, Георгу Хейтеру, для продолжения своих научных опытов.
 
Но не об этом он думал в настоящее время. Он бродил по оранжерее от цветка к цветку среди своей великолепной коллекции орхидей, которой он гордился чуть ли не меньше, чем своими научными изысканиями. У него была какая-то болезненная страсть к великолепным экзотическим цветам, и он мог проводить целые дни, самым нежным образом ухаживая за своими любимцами.
Как большая пчела, он заботливо заглядывал в середину чудных гроздей, не замечая, как бежит время. Вдруг открылась дальняя дверь оранжереи, и он услышал голоса и звук шагов двух людей. Вошел Хейтер в сопровождении высокого стройного человека с внешностью типичного испанца.
Гость приблизился к лорду Райберну и, улыбаясь из-под больших очков в золотой оправе, протянул руку.
— Могу ли я надеяться на честь, милорд… — начал он.
— О, конечно, конечно, — откликнулся польщенный лорд. — Это историческая встреча, сеньор Виантес. Я с большим удовольствием вижу, что вы пришли сюда с добрыми намерениями и с своей стороны готов забыть все наши прошлые стычки и турниры в честь богини науки. Да, да, я думаю, вы можете идти, Хейтер… Я полагаю, что нам с сеньором нужно переговорить о вещах, о которых лучше говорить вдвоем.
Хейтер многозначительно улыбнулся и вышел. Он понимал тактичность лорда.
А Райберн с приветливой улыбкой, показывавшей, что он не только ученый, но и светский человек, обратился к испанцу:
— Добро пожаловать, сеньор. Надеюсь, что вы не очень торопитесь.
— Я уезжаю завтра, — ответил испанец.
— Ах, да. Очень жаль. Но надеюсь, что вы сможете уделить нашей беседе час-другой… Как вам нравятся мои цветы? Или вы не любитель этих красавцев? А я чрезвычайно горжусь своими орхидеями и люблю их не меньше, чем свои котлы и перегонные кубы. Каждую свободную минуту я стараюсь проводить в их очаровательном обществе. У всякого человека есть свои слабости, синьор. И нет ни одного любителя этих благородных цветов, с которым я не состоял бы в переписке. Меня извещают о всех новинках и порой я радуюсь, как ребенок, новому еще, невиданному цветку.
— В самом деле, они очень красивы, ваши любимцы! — воскликнул Виантес с неподдельным энтузиазмом. — Собирать редкие цветы — прекрасное занятие и, хотя я совершенный профан, но вполне понимаю вас. Но, увы, я бедный человек и не могу тратить деньги на эти дорогие игрушки. Ваша оранжерея прелестна, сэр, особенно — этот цветок.
— А, вы как раз нашли перл всей моей коллекции. У вас тонкий вкус, сеньор. Эта орхидея из семейства Gynandria Manandria. Ее родина Южная Африка и, насколько мне известно, в Европе есть только один ее экземпляр, вот этот. Мне он нравится больше, чем epiphytes, признанные красивейшими орхидеями в мире. А это Cypripedium, «Венерин башмачок». Если позволите…
Говоря это, лорд Райберн протянул руку к белой грозди, но вдруг поскользнулся и неловким движением обломил ветку редкого цветка, с которой свешивалась тяжелая гроздь цветов с чашечками, точно вызолоченными внутри. Лорд тревожно нагнулся за ней, как мать над постелью больного ребенка.
— Ах, как жаль! — воскликнул он и выражение внутренней боли исказило его черты. Какая неосторожность! Лучший цветок… Моя маленькая святыня…
Он поднял гроздь чудесных цветов, трепетавших, как прекрасные экзотические бабочки и, скрыв невольный вздох, продел их в петлицу фрака своего гостя.
— Примите этот маленький знак уважения, как эмблему примирения между нами. Этим цветком в петлице может гордиться сам король.
Виантес поклонился и последовал за лордом в лабораторию.
— Прошу вас, садитесь, — сказал лорд, — в нашем распоряжении часа два, — нам не будут мешать. Я распорядился об этом, как вы просили в своем письме. Никто не знает о вашем присутствии, кроме моего ассистента, но я его послал в город, и он вернется только к пяти часам. Таким образом, ваше посещение обставлено всей подобающей ему таинственностью. Но я уверен, что со временем эта встреча и примирение двух научных противников станет исторической.