Игра

Бретт обходит диван, игнорируя кетчуп – кровь, это кровь, когда же ты очнешься и втемяшишь это в свою тупую башку, – и выглядывает в окно четвертого этажа. Сразу напротив, на углу Александр-авеню, расположен нью-йоркский 40-й полицейский участок. Бретт видит синюю униформу собравшихся на ступеньках. И днем и ночью полицейские машины стоят на отведенных местах по обеим сторонам дороги, включая места возле входа в это здание.
– Я не вчера родился, – произносит Бретт. – Крейг, ты серьезно думаешь, что можешь шантажировать меня? Подумай еще раз. – Он открывает окно. Холодный воздух, ворвавшись внутрь, выветривает остатки одеколона и еле слышный запах попкорна от старых нестиранных вещей, и квартира наполняется шумом оживленной улицы и непрекращающимся грохотом отбойного молотка.
Бретт высовывается в окно, над его привычной застенчивостью берет верх нечто, близкое к помешательству, и, сложив ладони рупором, он кричит:
– Эй! Эй! Офицеры! Сюда!
Внизу на ступеньках стоят трое полицейских. Они травят анекдоты, смеются и не слышат его. Звук молотка совершенно заглушает его голос. Бретт хмурится, оглядывая дорогу в обоих направлениях, но не может понять, откуда доносится шум. Скорее всего, это какая-то частная компания, решает он, потому что уверен – департамент транспорта не работает в федеральные праздники.
Единственный человек, который, кажется, заметил его, это татуированный наркоман с осветленными волосами, как у Слим Шейди. Он остановился, разговаривая по телефону на тротуаре у обочины, и уставился вверх на мужчину, торчащего в окне. Бретт с раздражением пробует еще раз:
– Офицеры, эй! У нас здесь проблема! Вы слышите меня?
Они не слышат. Он еще пару раз зовет, а потом, стиснув зубы, захлопывает окно.
– Не беспокойся, – говорит он квартире, – я просто спущусь вниз и приведу их. Это твой последний шанс положить этому конец. И что ты будешь делать?
Он целую минуту или две ждет, как будто Крейг может выскочить с ухмылкой и поднятыми вверх руками: «Ладно, Бретт, ты меня раскусил! Я все это время был в шкафу. Понял? Подшутил над тобой, ха-ха-ха!» – и вылетает из квартиры.
В лифте карман начинает вибрировать, но звонок почти сразу же прерывается, когда раздвижные двери смыкаются и сигнал пропадает. Бретт достает телефон, отмечая, что это был видеозвонок со скрытого номера.
Теперь, когда его блеф раскрыт, Крейг понял. Бретт с самого начала был прав. Хотелось бы ему испытывать самодовольство, но он лишь чувствует, как свалилась гора с плеч. Что за дурацкая игра! Кто-нибудь мог пострадать.
Как только он выходит на первом этаже, телефон в руке снова вибрирует. Еще один видеозвонок. В этот раз он отвечает, хоть и прижимает большой палец к фронтальной камере, чтобы с его стороны было видно только темноту; терпеть не может неудачные ракурсы на этих штуковинах, и сейчас у него нет настроения. Не хочет, чтобы Крейг увидел, как сильно напугал его.
Соединение установилось, а потом начинается прямая трансляция.
В один момент пустой вестибюль вокруг Бретта, остальная часть многоквартирного дома и вместе с ними весь Нью-Йорк словно затихают. Наконец смолкает отбойный молоток на улице. На экране Крейг – тут он оказался прав, но Крейг по-прежнему привязан к стулу, как и на предыдущей фотографии, на нем все та же хоккейная майка, белье и серебристый скотч.
Кровь на его лице сейчас темнее. Взгляд уставший, но сердитый. Звук на другом конце выключен, только видео, и почему-то от этого вдвойне тревожно.
Телефон, ведущий съемку, мечется с включенным на полную фонариком, выхватывая мокрое пятно на боксерах Крейга и запястья, привязанные двойными стяжками к подлокотникам кресла. Видимо, сигнал слабый, потому что картинка постоянно тормозит, как будто может выключиться в любую секунду.
На фотографии Бретт не обратил особого внимания на кресло, но сейчас, когда камера перемещается вокруг него, он замечает, что оно обтянуто темной кожей. У него механические подножки, к которым пристегнуты и лодыжки Крейга. Возможно, старинное кресло дантиста или подобное тем, что можно встретить в винтажных барбершопах, очень тяжелое. На мгновение свет выхватывает зеленую паутину медных труб на задней стене, как в подвале или котельной. Очень похоже на «Кошмар на улице Вязов».
 
– Крейг? – кричит Бретт, не надеясь, что его услышат, но в ответ глаза Крейга выпучиваются, а губы под скотчем начинают бешено шевелиться. Зрелище ужасающее. Оператор делает шаг назад, чтобы Бретту была видна вся сцена целиком.
В темноте позади Крейга что-то движется.
Это голова, она поднимается за спинкой кресла, нависая над ничего не подозревающим пленником, и с этим лицом что-то жутко неправильно. Оно все в черных швах и изогнутом металле, как у монстра Франкештейна, и Бретту приходится сдержать вскрик.
Но это не лицо, не совсем лицо. Это маска из мягких кожаных ремней, которые обернуты вокруг черепа на подбородке и на лбу, и все это скреплено толстым хирургическим швом. Поперек лица – сетка из проволоки, как в каком-нибудь фильме ужасов про Средневековье. Разглядеть лицо в сетке практически невозможно. Сначала в свете фонаря видны только белки глаз. Затем зубы, обнаженные в оскале с черными провалами.
Это маска катчера, доходит до Бретта, такую использовали пятьдесят или шестьдесят лет назад. Обычное дело в бейсболе. Обычная часть – игры – спорта.
– Крейг! – кричит Бретт, не обращая внимания на окружающие квартиры. – Крейг! Сзади!
Конечно, это бесполезно. Крейг ни черта не сможет с этим поделать.
В поле зрения появляются руки нового персонажа, руки в перчатках, которые кладут что-то на торс Крейга. Это лист бумаги с корявыми буквами, написанными от руки черным маркером:
«НИКАКИХ КОПОВ»
«НИКАКОГО МОШЕННИЧЕСТВА»
«СЫГРАЙ В ИГРУ»
Как будто отстраненно Бретт чувствует, как сжимается желудок. Первый порыв – все равно рвануть в полицию. Они в двадцати шагах на улице. У него бы получилось. Фронтальная камера все еще закрыта. Копы смогут посмотреть на это и принять меры.
Затем из-за спинки кресла появляется бита, и Бретт не может сдвинуться с места.
Это «Луисвилл Слаггер». Ясень или клен, кувалда из арсенала отбивалы. Парень в маске катчера, глупо, свирепо оскалившись, закидывает биту на плечо, готовясь к первому удару.
Крейг продолжает смотреть в камеру, у него перед глазами только слепящий свет.
Крейг похож на сбитое на дороге животное. Он не понимает, что его ждет.
  
24
 
Третий игрок
 
Сара располагает почтовым индексом, и на таймере осталось меньше трех часов, чтобы до него добраться.
В пять часов она должна быть в месте, расположенном в часе езды от Солфорда. Это место пугает ее, оно – как видение из худших ее кошмаров, атмосфера которого пробуждает глубинные страхи любого родителя, и в особенности тех, кто живет на северо-западе Англии.
Вересковые пустоши.
Точнее, предместье Сэдлворт-Мур, эта безбрежная призрачная панорама болота с диким вереском и исчезнувшими убитыми детьми. Похититель не случайно выбрал это место. Его посыл ясен, предупреждение очевидно, и Сара не хочет и близко подпускать туда Арчи.
Вот почему она во весь опор мчится на своем видавшем виды Nissan Qashqai по пригородному шоссе, управляя машиной как Круэлла, наезжая на бордюры на каждом крутом повороте; несколько минут назад она процарапала вдоль всей длины бок припаркованного фургона, отломав себе зеркало, отчего Арчи, сидящий в бустере, вскрикнул, а она даже не притормозила, чтобы оценить ущерб. Она держит путь в единственное место, куда может податься в такие минуты смятения и отчаяния. Она едет к своей маме.
Из заляпанного подстаканника возле нее торчит старый телефон, обнаруженный ею в коробке из-под обуви, полной устаревших гаджетов, которые она уже лет десять как собиралась продать, и все они теперь ничего не стоят. На экране таймер – белые цифры на черном фоне, которые время от времени мерцают. Должно быть, что-то загрузилось само – она слышала, это называется «вредоносное ПО», – выглядит как глюк.