Мир всем
— Утюгом, говорите, — оживился Марк, — и как, помогало?
— Кому помогало, кому нет, — степенно сказала женщина. — Так что если вы к тётке Дарье планировали обратиться, то опоздали. Знаю, к ней из города, бывало, ездили, чтобы ребятёнка завести.
Я покраснела, а Марк хмыкнул:
— Да мы как-нибудь сами справимся.
— Это уж как Бог даст, — отозвалась попутчица. — Но на всякий случай сходите к Каменным ключам, это пара часов ходу от Торфяников. Не пожалеете! Очень уж наши ключи целебные! От многого помогают. Бывало, так хворь душу вымотает — хоть помирай, а в ключе искупаешься, и дальше жить можно.
— А к врачам обращаться не пробовали? — поддел Марк. — Тоже, знаете, иногда помогает.
— К врачам! Скажете тоже, — возмутилась попутчица. — Да где их, врачей, взять? Правда, недавно фершалку прислали, совсем девчонку. Разве такая свиристелка вылечит? У неё небось одни танцульки на уме.
— Зря вы так думаете! Танцульки нисколько не мешают стать хорошим специалистом, — заспорил Марк.
Я поняла, что они будут препираться до самой станции, и негромко напомнила:
— Так что про Сергея Вязникова? Знаете его?
— Нет! — Женщина покачала головой. — Старожилов-то я всех знаю, особо тех, кто после немцев в живых остался. Мы ведь в оккупации были. А ваш знакомый небось из новосёлов или со Щебзавода, у них там свой посёлок. Отовариваться заводские в наш ОРС ходят, но живут отдельно. ОРС — это отдел рабочего снабжения, — пояснила она. — Да вы не горюйте, в сельпо спросите про вашего знакомца, продавщица Люська про всех рада наболтать. Ей дай волю, так до ночи рот не закроет. Не знаю, как Люськин муж от такой трещотки с ума не сошёл. И ведь вот какая оказия — справные бабы вдовами остались, а её хозяин целёхонек с фронта вернулся, правда, слепой.
— Скажите, у вас в посёлке есть Дом колхозника или общежитие, где можно переночевать? — спросил Марк.
Какой он всё-таки молодец! Мне бы и в голову не пришло заранее побеспокоиться. Бегала бы потом как угорелая, а то и вовсе ночевала на вокзале.
— Дома колхозника нет, потому что нет колхоза. У нас Лесхоз, — отрезала женщина, — но вы у местных спросите, где дом Галины Авдеевны Рязановой, она вас пустит переночевать, к ней на постой часто определяют, когда проверка из области нагрянет или лектор из города с лекциями приедет. — Она хихикнула. — В прошлом месяце клуб на лекцию по гигиене труда зазывал. Ох, мы с подружками и нахохотались! Представляете, стал нам рассказывать, чем бабы от мужиков отличаются! Вот хохма! Поднимать нам, оказывается, нельзя больше пятнадцати килограмм! На лесоповале работать можно, плуг на себе тащить можно, а ведро с песком поднимать нельзя! Ну не смех ли!
На подъезде к станции поезд замедлил ход. Мимо окон медленно проплыло зеркальное озерцо в окружении кудрявых берёз и пепелище дома с направленной в небо тёмной печной трубой, дальше пошли поля торфяников с редколесьем мёртвых деревьев, а потом снова весёлая густая чаща, словно сбрызнутая живой водой из ручья. Кстати, сведения про Каменный ключ я запомнила, меня всегда интересовали местные легенды и достопримечательности. Помню, в одном польском местечке я даже бегала в самоволку, чтобы посмотреть на старинную часовню, где, по преданиям, замурован клад тамплиеров. У той часовни меня крепко накрыло взрывной волной, поэтому за любопытство пришлось расплатиться звоном в ушах и кровью из носа.
Поезд стоял на станции две минуты — ровно столько, чтобы успеть спрыгнуть на песчаный откос и зацепиться подолом платья за репейник.
Марк помог попутчице выгрузить корзину с поросёнком, и она потопала в противоположную от вокзала сторону, выкрикнув на прощание:
— Для ночёвки ищите Галину Авдеевну. Не откажет!
* * *Я посмотрела на часы. Время приближалось к пяти часам вечера, но солнце пока не сдавало свои позиции, упрямо цепляясь за макушку ели около водонапорной колонки. Под кустом на насыпи валялся проржавевший клубок двужильной немецкой колючей проволоки. Я подумала, что когда металл окончательно рассыплется, вместе со следами оккупации немного изотрётся и боль от потерь.
Здание вокзала представляло собой деревянную будку, где удобства для пассажиров начинались и заканчивались баком воды с жестяной кружкой на цепочке. Ни о каком буфете, где можно перекусить, речь не шла. Под суровыми взглядами кассирши я достала хлеб с повидлом и протянула Марку:
— Больше ничего нет. Зря мы надеялись, что на полустанках можно купить вареную картошку и кислую капусту. Ну да ничего, не привыкать, хватит и хлеба.
Кассирша высунула лицо в полукруглую амбразуру оконца:
— Дорогу перейдите, там в шалмане есть пиво и раки.
— Раки — это хорошо, — мечтательно протянул Марк.
— По рублю пяток, — уточнила кассирша и тут же спросила: — Вы к кому приехали? Или дальше, в какую деревню двинете?
Я пояснила:
— Мы ищем знакомых Сергея Вязникова, он умер в марте.
Кассирша закатила глаза к потолку и немного подумала:
— Не знаю такого. Нет у нас Вязниковых. Вязанкины есть и Корзинкины, а про Вязниковых слыхом не слыхивала. А, ещё Возницыны есть! — выкрикнула она нам в спину, когда мы уже уходили.
Марк вопросительно посмотрел на меня:
— Ну что, двинем за раками или пойдём разыскивать гражданку Галину Авдеевну на предмет ночлега?
Я погладила его по щеке:
— У тебя усталый вид, ты почти сутки не спал. Давай сначала устроимся и отдохнём. Если повезёт, то хозяйка нас накормит. А завтра со свежими силами бросимся в атаку.
— Замётано!
Судя по энтузиазму, с каким Марк принял мой вариант, я поняла, что он действительно валится с ног. Я вернулась к кассирше, разузнать, где дом Галины Авдеевны, и минут через двадцать мы стояли около крепкой избы в три окошка и стучали в дверь. Война прошлась по палисаднику видом вырубленных немцами кустов для защиты от партизан и цепочкой пулевых отверстий наискосок стены. С крыльца соседнего дома на нас лениво гавкнул чёрный лохматый пёс, но надсаживаться не стал, из чего я сделала вывод, что на диверсантов мы не тянем.
Даму, впустившую нас в сени, язык не поворачивался назвать деревенской. Тщательно убранные в причёску седые волосы, строгое серое платье с белым воротничком, книга в руках. Довершало облик пенсне в тонкой металлической оправе, свисавшее на чёрном шнурке.
— Вы учительница! — с ходу вырвалось у меня вместо приветствия.
— Совершенно верно, молодые люди. — Галина Авдеевна водрузила на нос пенсне, и сквозь стёкла её глаза сверкнули лазоревой голубизной. — Чем могу служить?
— Добрый день, Галина Авдеевна. — Марк метнул на меня укоризненный взгляд. — Прошу простить мою жену, просто она сама учительница, вот и обрадовалась, угадав коллегу. Меня зовут Марк, я доктор. Нам на вокзале сказали, что к вам можно попроситься переночевать.
— Попросить-то можно, отчего же не попросить. — Галина Авдеевна оглянулась в глубь дома и позвала: — Луша, поди сюда.
Лёгкая ситцевая занавеска качнулась, приоткрывая часть комнаты с углом русской печи. Из-за печки вышла невысокая коренастая старушка с морщинистым лицом и носом-картофелиной, похожая на рисунки сказительниц из русских народных сказок. В руках она держала вязанье с клубком в кармане потрепанного тёмно-синего фартука.
— Луша, надо устроить молодых людей на ночлег. Как думаешь, мы сможем принять гостей?
Глаза Луши просверлили нас словно двумя буравчиками. Прогулявшись сверху донизу, её взгляд зацепил обручальное кольцо на моём среднем пальце и остановился на военном вещмешке в руках Марка.
Ей бы в СМЕРШ податься, шпионов отлавливать при таком серьёзном подходе к незнакомцам. Молчание затягивалось, и я подумала, что придётся искать ночлег в другом месте, как губы Луши раздвинулись в улыбке, мгновенно преображая её в добрую бабушку с пирожками.
— Добро пожаловать, дорогие гостюшки. Сейчас я на стол соберу. А ты, Галя, поди достань свежее бельё на кровать. Не на сеновале же им ютиться?