Маленькая незнакомка (ЛП)

Можно подумать, что, поскольку наши родители богаты, у них шикарный дом и множество машин, у них есть дом на колесах или, по крайней мере, грузовик, чтобы вместить все вещи, но нет - папа хочет попробовать пойти в поход обычным способом, завалив нас вещами в кузове.
Я устала - я не выспалась прошлой ночью, так как Малакай ушел с друзьями и вернулся домой только сегодня утром. Он влез в мое окно в шесть утра, от него пахло спиртным и сигаретами, его глаза налились кровью, когда он, пошатываясь, подошел к моей кровати.
Он включил мою лампу и показал что-то, но так коряво, что я его не поняла. Он стоял посреди моей комнаты, покачиваясь и раздраженно проводя руками по волосам, пытаясь общаться со мной, но безуспешно.
Я просто помогла ему вылезти из толстовки и штанов, дала стакан воды и уснула у него на груди, пока он обнимал меня. Его уже не было, когда я проснулась через несколько часов от того, что папа стучал кулаком в дверь и требовал, чтобы я собиралась в поход на длинные выходные.
Самые. Худшие.
Телефон снова зажужжал, и у меня отвисла челюсть.
 Малакай: Возьми меня за руку. 
Я перечитываю это три раза, затем смотрю на него, но он смотрит на свой телефон.
 Малакай: Не делай это очевидным. 
Почему ты хочешь взять меня за руку?
 Малакай: Мне нужна причина? Дай мне руку, или я скажу маме, что ты трогала мой член, пока я спал. 
Я поперхнулась воздухом, и папа заглянул мне через плечо.
— Ты в порядке, ангел?
— Да, - отвечаю я. — В полном порядке.
 Я: Ты не спал? 
 Малакай: Я всегда бодрствую. Дай мне свою гребаную руку. 
 Я: Не тогда, когда они могут видеть. 
Малакай сдвигается рядом со мной, и я оглядываюсь, чтобы увидеть, как он снимает свою фланель и бросает ее между нами, и мое дыхание сбивается, когда он просовывает мою руку под фланель и переплетает наши пальцы вместе, наши родители не замечают, что мои щеки пылают, а в горле пересохло.
Он сжимает свои пальцы вокруг моих, и я сжимаю их в ответ, отводя глаза, когда мама выключает радио.
— Ты упаковала бутерброды, которые я оставила на столе? - спрашивает она меня.
— Да. Они в сумке Малакая.
— А туалетный рулон?
— Да, - говорит папа. — У нас все есть. Перестань слишком долго думать.
— Но мы так далеко от дома. Что если нам понадобится экстренная помощь?
— Тогда мы поедем обратно. У нас будет телефонный сигнал, так что не паникуй по этому поводу, детка.
Он всегда называет ее деткой, и это всегда застает меня врасплох. Я не помню многого из своей жизни до приезда в семью Визы, но имя "детка" всегда вызывает у меня дискомфорт, и я думаю, что оно может стать для меня триггером, поэтому я рада, что у меня нет воспоминаний о том, как я боялась темноты и криков.
Мама вздыхает, затем поворачивается и смотрит на моего брата.
— Где ты был прошлой ночью?
Он смотрит прямо сквозь нее, не отпуская моей руки.
Когда мама понимает, что не получит никакого ответа, она закатывает глаза и снова смотрит вперед.
— Иногда это похоже на разговор со стеной. Как будто его не было в комнате.
Она снова поворачивается.
— Ты гулял с той блондинкой?
Я вздрагиваю и пытаюсь отпустить его руку, но он крепко держит меня, не обращая внимания на маму.
— Нет, он никогда с ней не встречался, помнишь? - напомнил ей папа. — Она слишком его боялась.
Облегчение проникает в меня, и я смотрю на Малакая, который изучает мою реакцию.
— Тебе не нужно быть для них придурком, - говорю я себе под нос. — Куда ты вообще ходил прошлой ночью?
Я понижаю голос.
— До того, как ты пришел ко мне в постель.
Я упускаю контакт, как только он отдергивает руку и показывает: — Я гулял с друзьями. Я уже говорил тебе об этом.
Когда папа увеличивает громкость радио, я спрашиваю.
— Тебе было весело?
 —  Не очень. 
— Почему? - спрашиваю я.
Он ухмыляется и снова отводит взгляд, просовывая руку под фланель между нами - ждет. Он улыбается, когда я просовываю свою, и мы молча держимся за руки, мама напевает песню Isabel LaRosa.
  
Он снова набирает текст на своем телефоне, и тут раздается звонок.
 Малакай: Ты разозлилась. Почему? 
 Я: Я не понимаю, о чем ты говоришь. 
 Малакай: Моя младшая сестра ревновала? 
Я гримасничаю и выключаю экран, а потом оглядываюсь, чтобы увидеть, как он беззвучно смеется, улыбается, и у него проступают ямочки.
— Засранец, - произношу я, когда наши глаза встречаются.
Я не знаю, когда я уснула, но я просыпаюсь, когда машина резко останавливается в глуши, и большой палец Малакая проводит по моей руке, которая теперь лежит на его бедре, фланель все еще скрывает наши руки от мамы и папы.
Мы отпускаем их, и он показывает: — Я слышал, как ты храпела. Даже сквозь мамино нелепое пение.
Я сужаю глаза.
— Я не храплю.
— Нет, храпишь, ангел, - говорит папа, хихикая.
— Это совсем не по-женски, дорогая, - добавляет мама.
К черту всех в этой машине.
— Ладно, - начинает папа, расстегивая ремень и поворачиваясь к нам, и я сажусь прямо. — Малакай, ты хочешь разделить палатку со мной или с сестрой? У нас есть две двухместные палатки.
Немного странно, что он спрашивает об этом. Зачем ему делить с отцом, с которым он не ладит? Они не часто разговаривают, если вообще разговаривают, поэтому вместо того, чтобы показать или даже поднять глаза от своего телефона, он показывает на меня и возвращается к набору текста большим пальцем.
— Хорошо. Дети вместе. Ты и я.
— Почему ты не купил одну большую палатку? - спрашивает мама.
Они начинают спорить о палатках, а я пытаюсь заглянуть в групповой чат, в котором общается Малакай, но со своего места вижу только смайлики и мем, который прислал один из его друзей.
С ними довольно страшно разговаривать. Однажды я забрала его, когда он был пьян, и у них играла музыка в стиле хеви-метал, волосы были заколоты, а на лице красовался пирсинг.
Я стояла у подъезда в своей форме болельщицы, а они смотрели на меня так, будто это я не вписываюсь. Не так, как когда мы все были в школе, а они были изгоями.
Малакай ударил одного из своих друзей, который пытался флиртовать со мной в тот вечер, - теперь они все сторонятся меня, как заразы. Он может быть очень... жестоким.
Странно ли то, что мне нравится, когда он злится и избивает людей ради меня? Кроме Адама - он не сделал ничего плохого и был очень мил на наших свиданиях. Нервный, но милый. Я до сих пор не знаю, почему Малакай напал на него.
Как только мы установили обе палатки, развели между ними небольшой костер и организовали места для туалетов, мы греемся у огня, темнота опускается на нас, а звезды светят ярко. Треск дров наполняет тишину. Мама накинула на плечи спальный мешок; она улыбается, глядя, как мы с Малакаем пытаемся и не можем поджарить зефир на огне.
Его бедро прижато к моему, и я так хорошо это чувствую. Интересно, видят ли это и наши родители? Но они ничего не говорят, если видят - просто болтают между собой, пока Малакай помогает выбрать самую большую зефирку и насаживает ее на конец палочки для меня.
— Кто хочет прогуляться? - спрашивает папа, и мама поднимает руку. — Пойдем. Думаю, у обрыва нам будет лучше видно звезды. Вы идете, дети?
Нам восемнадцать и девятнадцать, а он все еще называет нас детьми. Мы оба качаем головой.
Как только они скрываются из виду, Малакай достает сигареты и прикуривает одну - раздувает облако над нашими головами и опирается локтями на раздвинутые колени.
— Тебе не дам, так что не проси, - показывает он жест, когда видит, что я смотрю на сигарету между его губами.
— Я не хочу. Курить вредно, - говорю я, как будто он не курил последние два года. — Это все равно что платить за смерть.