Встреча со Зверем (СИ)

— Почему так, Матушка? — тихо прошептала Маррей. — Почему меня всюду преследует смерть? Почему люди убивают друг друга? Они сошлись в поединке — жив ли кто-то из них теперь? 
Маррей закрыла лицо руками и опустила голову. В детстве всё было просто. Во дворе их галинорской усадьбы росли яркие сочные цветы. Над золотистыми полями пшеницы носился тёплый ветер, и под его игривыми порывами дружно волновались колосья. По небу медленно плыли сияющие облака. Потом пришёл набульский царь Годард и привёл кзоргов. Земля после них долго полыхала пламенем и пахла смертью. Маррей было всего пять лет. 
Осиротевшую девочку пригрели жрицы Великой Матери. Однажды храм, где жила Маррей, посетила Владычица Иделиса и узрела в ней истинный дух Богини. Владычица избрала Маррей будущей женой своему сыну Виггу в надежде, что дочь галинорцев, родив царю наследника, присмирит бунтующих соплеменников с новой властью. 
Но Иделиса ошиблась. Маррей не смогла простить царям кровавых завоеваний, не смогла простить разорение своего дома и смерти близких. Не смогла она стать милосердной к тем, кто превратил её народ в рабов. 
«Дэрон не заслужил смерти от руки кзорга, — подумала Маррей. — Столько лет он выживал с ними бок о бок, столько горя понёс от них. Он заслужил счастье и мир, а не боль. Молю Тебя, Великая Мать, хоть бы он был жив!» 
Положив озябшие ладони в руки Богини, Владычица вгляделась в её мирное светлое лицо. Застывший каменный взгляд был полон любви и приятия. 
Маррей охватили тяжёлые мысли. Она не понимала, почему убийца, чудовище, кзорг вызывает у неё то же самое человеческое сострадание, какое случается ко всему живому? Она вспомнила, с каким трепетом он глядел на Ингрид, когда она, раненая, лежала у него на руках, и объятие, которым он согрел её на холодном ветру крепостной стены, но тут же с гневом отбросила эти мысли. Злость от обмана была ещё слишком сильна. 
И всё же Маррей тревожилась: жив ли он? 
Когда под небом воцарилась чёрная безлунная ночь, Владычица вышла на храмовый двор, освещённый лишь призрачным звёздным сиянием. Она смахнула с глаз непристойную влагу, направляясь в покои. 
Но вдруг услышала тяжёлые шаги за спиной. 
Через мгновение мрак распахнул объятия, схватил её, заткнул рот и поволок к темноте под деревьями.
  
10-4
 
— Только не кричи. Это я, — прошептал Лютый. 
Маррей скинула с себя его руки и развернулась. То, как воссияли её глаза, было видно даже при скудном свете звёзд. 
— Ты живой?! 
— Живой. 
Владычица обняла лицо воеводы и прижалась к его бороде. Он расплылся в блаженной улыбке, но Маррей этого не увидела. 
— Значит, ты убил его? — спросила она. 
— Марр… — покачал головой Лютый, всматриваясь в лицо Владычицы, скрытое в темноте. — Он жив. А я мёртв: запомни. 
Маррей прильнула к его груди. Слёзы бесстыже потекли по её лицу, но она радовалась, что тьма скрывает их. 
Лютый чуть слышно заскулил, когда Маррей потревожила его рану. 
— Что с тобой? — взволновалась она. 
— Я срезал свою метку и отдал ему. 
— Я могу осмотреть твою рану? 
— Ничего не надо, Марр, — буркнул воевода. — Вернее — только одно. Я пришёл попросить тебя: не выдавай его Циндеру. Если гегемон узнает, что Рейван творил в Хёнедане, — ему конец. 
— Ты считаешь меня настолько вероломной? 
Лютый побоялся ответить вслух и только вздохнул. 
— Ясно. Значит, до сих пор не можешь простить, что я ушла. 
Над их головами пронеслась летучая мышь. Прохладный ветер скользнул по лицам и потрепал волосы. Вдали заворковала ночная птица, нарушив тишину. 
— Ты правда хотела... с Рейваном? — произнёс воевода. 
— А ты всё знал про него с самого начала и посмеивался? — фыркнула Маррей и отвернулась. 
— Над ним, — ответил Лютый. — Не над тобой. Я ведь знаю, как это важно для тебя: жрица, долг, делю ложе с кем пожелаю… 
Воевода поправил Маррей ворот плаща, и под его пальцами зазвенели бусы. 
— Я рад, что ты носишь мой подарок. 
— Перестань, а то снова поссоримся, — отмахнулась она от его рук. 
 
— А мы не помирились, — грозно ответил Лютый. 
Маррей промолчала. 
— Я просил тебя остаться… — тихо проговорил воевода. 
— Я не могла. 
— И теперь не можешь? 
— И теперь не могу — я жрица, у меня долг, меня ждут люди, — холодно произнесла Маррей. — Тебе стоит поскорее вернуться в земли риссов. Иначе ты подставишь и себя, и… его. Возвращайся к своему вану Ингвару и жене… 
— Ингвар мёртв! — прорычал Лютый. — Ты не знаешь?! Вигг разгромил Нордхейм! 
Владычица оцепенела. 
— Моя жена и дети мертвы... — добавил воевода. 
Зубы Лютого заскрежетали, и гневное дыхание вырвалось из ноздрей. 
«Слишком много для него! Слишком много!» — в груди у Маррей провернулся опустошающий жёрнов. Она подалась к Лютому и крепко сжала его руку. 
— Мне жаль, — произнесла она. 
Несмотря на желание разделить скорбь, голос Владычицы прозвучал сухо. 
— Я сказал тебе всё, что хотел, — отнял руку воевода. — Теперь возвращаюсь на войну… 
Полы плаща Лютого шелестнули на ветру: он развернулся уйти. 
— Пусть Великая Мать хранит тебя, — прошептала Маррей ему вслед. 
— Пусть она лучше тебя хранит, ведь это ты ей служишь, — донеслись с ветром его слова.
  
10-5
 
Полдень пылал в небе, и напёкшаяся земля источала миражи над дорогой, тянувшейся среди чёрных обветренных скал. Рейван горел изнутри и прятался под капюшоном плаща от знойного солнца. От немощи он то припадал к спине коня, то снова выпрямлялся. Вскоре бессилие окончательно одолело его — и он сгорбился в седле, обняв лошадиную шею. 
Харон-Сидис показался вдали за скалами, венчая тесное ущелье, и вскоре раскрыл кзоргу свои объятия двумя острозубыми бастионами. У самых ворот, при попытке спешиться, Рейван рухнул с коня на раскалённый песок. Оперевшись одной рукой о землю, а вторую, окровавленную, прижав к телу, он захрипел — кровь шла у него горлом. 
Из ворот вышел облачённый в чешуйчатый доспех страж и опрокинул пришельца на спину. Остриём копья он ловко раскрыл полы плаща и вспорол рубашку. Отыскав клеймо на груди, он кивнул остальным. Подошли ещё двое стражей и подняли кзорга за руки. Рейван закричал от боли, и стражи опустили его на землю. 
Медленно, хромающей походкой к ним приблизился отец Сетт — хранитель крепости. 
— Кого к нам принесло? — отец Сетт откинул с головы чужака капюшон. — Ох, Зверь! Ну и погрызли тебя! 
Старый хранитель извлёк из-за пояса Рейвана свёрток, раскрыл его и обнаружил между двух плотно прижатых друг к другу дощечек кусок завядшей кожи, на которой стояла рабское клеймо Харон-Сидиса. 
— Это не голова, — сказал он. — С кого ты срезал эту плоть? 
Отец Сетт покрутил свёрток в руке и понюхал. 
— Смуглая кожа. Похожа на галинорскую. Ты всё-таки добрался до её полюбовничка? Циндер будет рад. Но ещё сильнее будет рад царь Вигг! 
— Сетт… — прохрипел Рейван. — Помоги мне! 
Побелевшая кожа кзорга блестела на солнце от выступившей испарины, он весь дрожал. Дыхание не вмещалось глубоко в его тело, и сердце трепыхалось из последних сил. Мышцы скрутило спазмами, чёрные вены вздулись на лице, шее и груди. 
— Отнесите его в процедурный зал, — приказал отец Сетт стражам. — И осторожно с плечом: серьёзная рана. 
Старый хранитель захромал впереди кзоргов. Войдя в зал, он бережно расчистил операционный стол и приказал уложить на него Зверя. Рейван был в сознании и страдал от бессилия перед неторопливостью отца Сетта, который отрешённо гремел инструментами на соседнем столе. Боль пронзала Рейвана миллионом острых игл и отдавала в глазах яркими вспышками, вырывая его из реальности происходящего на краткий освободительный миг. Он извивался под её натиском, и двое кзоргов держали его, чтобы он не двигался, пока отец Сетт затягивал ремни.