Секреты, которые мы храним (ЛП)

— Никто никогда полностью не исцеляется, — говорит мне Хантер, сжимая мое бедро. — Мы все находимся в стадии разработки, но важно то, как мы справляемся с тем, с чем имеем дело.
— Спасибо вам, — шепчу я всем им и никому из них напрямую. Слезы текут по моему лицу, когда эмоции переполняют меня. Я знала, что потерять свою свободу было тяжело, что просто принятие этой новой нормы что-то отняло у меня, но я понимала. Я надела шкуру старой себя и смирилась с этим.
Теперь я могу нажать на кнопку и попытаться снова найти себя. Эта мысль освобождает, и, прежде чем я осознаю это, я снова оказываюсь на коленях у Хантера, рыдая у него на плече. Он молчит, просто позволяя мне выплакаться.
Никто не произносит ни слова, пока слезы не утихают и мне не удается взять себя в руки.
— Извини, — говорю я смущенно. — Не совсем уверена, откуда это взялось.
— Плакать полезно для души, помни. — Я смотрю на Рори, и он улыбается, повторяя слова, которые сказал мне некоторое время назад. Этого достаточно, чтобы я улыбнулась и снова почувствовала себя немного самой собой. — А теперь, как насчет того, чтобы поесть?
— Да, — отвечаю я, и в животе у меня урчит при упоминании еды. Это заставляет меня задуматься, и я улыбаюсь шире. — И тогда… тогда мы сможем спланировать завтрашний день!
Даже когда я забираюсь в G-Wagon, я все еще не могу до конца поверить, что победила. Ну, вроде того. Рори все еще со мной, и я не собираюсь возвращаться на работу, но я ухожу из дома и отправляюсь в город. Мне не потребовалось много времени, чтобы убедить Рори пойти позавтракать, чтобы я могла увидеть Тину, хотя Карлос посмотрел на меня так, словно я пнула его щенка, предложив не есть его еду.
Рори нажимает кнопку "Пуск", двигатель под нами с ревом оживает, и мое волнение становится почти детским — я осознаю, что здесь есть проблема, что моя готовность фактически снова стать заключенной сопровождается такой радостью от того, что меня выпустили, но я собираюсь оставить эту конкретную проблему своему терапевту, как только я снова начну с ней встречаться. Прямо сейчас я просто собираюсь насладиться своим утром.
Мы выезжаем за ворота и начинаем спускаться по тихой однополосной дороге, ведущей от дома. Рори наклоняется, нажимая кнопку на экране консоли, и каким-то образом мой любимый плейлист уже подключен к его машине. Я вопросительно поднимаю бровь, но он этого не замечает. Вместо этого он берет меня за руку, переплетая свои пальцы с моими, прежде чем положить наши руки на рычаг переключения передач.
В его движениях есть что-то собственническое, но в то же время защищающее, от чего у меня почти кружится голова.
Я могу честно сказать, что в моей жизни никогда не было парня, подобного Рори.
Как и любого из них.
Я даже не подумала о Тренте, когда с волнением выходила на улицу. Наверное, потому, что я уверена, что Рори не позволил бы ему добраться до меня, даже если бы попытался. Но Томми сказал, что Трент почти сдался. Он глубоко погрузился в работу, не получил ответов, разозлился, а потом занялся делом.
О, как ужасно для меня. Так грустно.
Я тихонько хихикаю над собой, и Рори бросает на меня взгляд. Я посылаю ему воздушный поцелуй, и уголки его губ приподнимаются. Это счастье — странный вид радости, который ощущается так, словно я под кайфом. Не то чтобы я знала, каково это — быть под кайфом, но я представляю, что это немного похоже на это…
По крайней мере, так это показывает телевидение.
— Ты готова встретиться со своей подругой? — спрашивает он, когда мы въезжаем на окраину города и поток машин увеличивается.
— Я бы не назвала ее подругой, — объясняю я ему, покусывая нижнюю губу. — Она скорее… родственная душа. Я увидела в ней так много от себя, и это немного сломало меня. Зная, на каком этапе своего путешествия она находится, слишком напугана, чтобы уехать, потому что что, если альтернатива не лучше, понимаешь?
 
Он снова смотрит на меня и кивает, хотя я почти уверена, что на самом деле он не знает, но я уверена, что большинство людей могут сопереживать, даже если они этого не делают. Не то чтобы я желала кому-то истинного понимания этой конкретной вещи. Даже моему злейшему врагу.
Ему не требуется много времени, чтобы доставить нас в город и туда, где припаркован грузовик Тины.
— Пока не выходи из машины, — требует Рори, прежде чем выйти. Я чувствую себя немного глупо, ожидая, когда он откроет мне дверь. Я вполне способна, но я знаю, что он в состоянии повышенной готовности, поскольку это мой первый выход за пределы лагеря за последнее время, и он чувствует, что несет полную ответственность за меня. Ему не нужно быть таким, но я знаю, что говорить ему об этом бесполезно.
Он открывает мою дверцу и протягивает мне руку, которую я принимаю, и он помогает мне выйти из огромного внедорожника.
— Ммммм, кофе, — вздыхаю я, выходя из машины, вдыхая пьянящий аромат, который, кажется, перекрывает все остальные, которые должны присутствовать.
Хотя, возможно, это просто моя абсолютная зависимость от прекрасных маленьких зерен с кофеином.
Рори берет меня за руку, прежде чем я успеваю отскочить к грузовику.
Может быть, мне нужно немного приглушить эту радость. Я действительно чувствую себя малышом, который только что открыл для себя свободу ходьбы.
Я сжимаю его руку, прижимаясь к нему сбоку, прежде чем мы начинаем идти, и только это небольшое движение, кажется, немного расслабляет его. Не то чтобы это мешало ему сканировать все пространство вокруг нас или позволяло ему хоть немного снизить уровень бдительности. Не то чтобы я собиралась обижаться на него, потому что, если бы я не была с ним, моя сверхнаблюдательность была бы заоблачной.
Я не чувствовала себя так расслабленно на публике уже давно… ну, по крайней мере, с тех пор как я ушла от Трента. Но и до этого тоже, потому что, если бы я вышла на улицу и сделала что-то, что он счел бы постыдным для себя, я была бы за это наказана.
Я выбрасываю эту мысль из головы, когда Рори целует меня в макушку, прежде чем вести к фургону с едой. Мы встаем в очередь, которая сегодня безумно длинная, и я молча прислоняюсь к нему, пока мы ждем. Я слышу Тину прежде, чем вижу ее, но ее голос звучит не так жизнерадостно, как мне помнится.
Когда я вижу ее, у меня замирает сердце, и меня поражает отсутствие у нее бодрости духа.
Я чувствую, как напрягается Рори, когда видит ее, и я его не виню.
У нее разбита губа, глаз фиолетовый, на переносице порез, а левая рука в бандаже.
О, Тина.
Гнев вскипает во мне, когда моя печаль начинает рассеиваться. Что, черт возьми, на самом деле с ней случилось, что привело к тому, что она так закончила и все еще работает? Я не из тех, кто часто матерится, но серьезно, какого хрена?
— Ты в порядке? — Шепчет мне Рори, обнимая меня сзади и кладя подбородок мне на плечо. Есть что-то успокаивающее в том, что тебя вот так обнимают, и этого почти достаточно, чтобы подавить гнев.
Почти.
— Даже близко нет, — отвечаю я, стиснув челюсти, когда сжимаю кулаки, а затем расслабляю пальцы, пытаясь справиться с резкой сменой эмоций. Я не помню, когда в последний раз испытывала такую ярость. — Людям не следует жить такой жизнью. Это жестоко, садистски и просто чертовски неправильно.
Он сжимает губы и зарывается лицом в изгиб моей шеи.
— Неподходящее время, но твоя ругань — это немного горячо.
Я закатываю глаза и чувствую, как трясутся его плечи, когда он смеется надо мной. Но это всего лишь момент облегчения, прежде чем он снова становится серьезным.
— Ты хочешь, чтобы я с этим разобрался?
Я оглядываюсь на него и понимаю, что он смертельно серьезен. Он действительно не похож ни на кого, кого я когда-либо встречала. Я имею в виду, Мейер и Хантер, скорее всего, предложили бы то же самое, но я уже знаю, что Рори справился бы с этим таким образом, что в итоге его плоть была бы окрашена кровью того, кто причинил мне боль. Что он своим последним вздохом убедится, что мое желание исполнено. Другие справятся с этим, но, вероятно, гораздо менее… жестоким способом.