Дом неистовых клятв (ЛП)

— Когда дети соединены с нашими телами, наша кровь смешивается. Зендайя порезала палец и нарисовала знак на своём животе, после чего достала тебя из своего чрева… чтобы я не смогла заблокировать магию, текущую по вашим венам.
Мелкие волоски встают дыбом у меня на руках, а глаза наполняются гневом, потому что я в самых ярких подробностях представляю их противостояние, в конце которого моя мать умерла.
— Ты поэтому убила свою собственную дочь? Потому что она связала наши жизни вместе?
— Люди убивают и за меньшее.
Пальцы на её руке, не прикованной к коленям, сжимают подлокотник.
— А что тебя так удивляет?
То, сколько гнили может скрываться под кожей этой женщины. Вместо того чтобы превратить её в кусок золота, Котёл должен был превратить её в мусор. Он должен был дать её коже истлеть и поразить её органы гангреной.
Я почти желаю, чтобы яд, циркулирующий в моём теле, остановил моё сердце, и чтобы её сердце тоже остановилось. Я втягиваю ртом воздух, и понимание того, что я обладаю силой, способной снять магический барьер, пронзает мою душу. Вороны будут спасены. Шаббианцы будут свободны. Одна жизнь ничего не стоит, если жизни стольких людей стоят на кону.
Я сглатываю, когда лицо Лора появляется у меня перед глазами, а затем сглатываю снова, когда вспоминаю, как он сказал мне, что он скорее прожил бы тысячу лет без трона, чем день без меня. При этом воспоминании желание снять заклятие шаббианцев и воронов пропадает. Если я не найду другого способа, тогда, возможно, я снова подумаю об этом, но я слишком эгоистична, чтобы покончить со своей жизнью.
Данте выдувает воздух из уголка губ.
— Разблокируй уже её чертову магию, стрега, и объяви нас мужем и женой.
Мои ноздри раздуваются.
— Я не выйду…
— Отрубить язык моряка железным клинком! — кричит Данте.
— НЕТ!
Над моей верхней губой выступают капельки пота.
— Не трогай его. Я согласна.
Он толкает меня в сторону Мириам.
— Разблокируй её магию.
— Сначала брачное заклинание, Маэцца, так как освобождение её магии потребует много моей крови и энергии.
— Разве вы не должны разблокировать мою магию до окончания полнолуния? — говорю я так быстро, что слова сливаются друг с другом. — Лучше тогда начать с этого.
Глаза Мириам странного цвета изучают меня, после чего она переводит взгляд на Юстуса. Она не говорит с ним вслух, но я чувствую, что между ними происходит беззвучный диалог. Неужели это действительно так? Санто Калдроне, что если голос Данте начнёт звучать в моей голове? Что если он заменит собой голос Лора?
— Я настоятельно рекомендую начать с брачного заклинания, Маэцца. Это займёт всего минуту.
— А это вообще сработает, если её магия не разблокирована? — Данте смотрит на Мириам из-под опущенных бровей.
— В ней течёт шаббианскя кровь, Ваше Величество.
— Хорошо. Давайте с этим покончим.
Она кивает.
— Тебе также стоит подойти ближе, так как мне придётся нарисовать магический знак на ваших руках.
Тело Данте напрягается. Несмотря на всё его желание сделать меня своей, он, кажется, не очень-то хочет подходить слишком близко к колдунье.
Пока он таращится на пальцы Мириам, которые скоро покраснеют от её магии, я начинаю ломать голову в поисках выхода из этого брака. Единственное, что приходит мне на ум, это упасть в обморок. Это неидеальное решение, но я вспоминаю, как Фибус упал на пол, точно мешок с картошкой, в тот раз, когда у Сибиллы впервые пошли месячные и запачкали её платье. Он думал, что она умирает от раны, нанесённой железом в нижнюю часть её тела. Его глаза закатились к небу, а тело обмякло точно переваренная макаронина.
Несмотря на то, что я не стремлюсь получить сотрясение мозга, я решаю попробовать и, задыхаясь, говорю:
— Мне нехорошо.
Упав на пол, я притворяюсь мертвой.
— Вставай, Фэл.
Нет. Ни за что. И когда отвратительный запах гниющих зубов ударяет меня в лицо, я притворяюсь ещё более мёртвой.
— Может ли Мириам провести обряд, пока Фэллон без сознания?
Злость пронзает моё тело, заставляя меня сжать челюсти, а мою грудь — окраситься гневным румянцем.
 
— Да, — говорит Мириам.
Чёрт бы тебя побрал, мегера. Мало того, что меня сейчас выдадут замуж за психопата с галитозом, помешанном на власти, так ещё я, оказывается, понапрасну заработала себе новую шишку на голове.
Чьи-то руки подхватывают меня, но их тут же заменяют другие руки — с более короткими и шершавыми пальцами.
— Я подержу её, Маэцца. Ваши руки должны оставаться свободными.
Ну, конечно же, мне на помощь пришёл Юстус Росси. Ведь он ждёт не дождётся выдать меня за своего короля.
Мне очень хочется продолжить разыгрывать из себя тряпичную куклу ещё какое-то время, так как мне больно смотреть на то, как Данте лишает меня очередной свободы, но мои веки поднимаются.
— А-а. Тебе уже лучше, мойя?
— Нет, — огрызаюсь я.
И ухмыляясь, как безумец, в которого он превратился, Данте спрашивает:
— Готова стать моей, Заклинательница змеев?
Я наклоняю голову, и хотя нонна учила меня не провоцировать чистокровок, я не могу сдержаться и издаю шипение:
— Я никогда не стану твоей.
— Позволь мне выразиться иначе.
Голубые глаза Данте враждебно вспыхивают.
— Ты готова к тому, что твоя кровь станет моей?
— Да, пожалуйста! Моя кровь всё равно бесполезна.
Кожа на его виске начинает подёргиваться из-за пульсирующего нерва, и он переводит внимание на Мириам.
— Продолжай, стрега.
— Надрежь свою руку и руку Фэллон, затем соедините руки, чтобы ваша кровь смешалась.
Данте быстро разрезает свою ладонь, после чего приближает ко мне окровавленное лезвие. Я сжимаю руки в кулаки и убираю их за спину.
— Твою ладонь.
Я качаю головой.
Данте сжимает мою руку и так резко дёргает её к себе, что я почти зарабатываю вывих плеча
— Не заставляй меня сломать тебе пальцы. Или пальцы Антони.
Из моего горла вырывается слабый вздох, и я разжимаю кулак. Он проводит лезвием по моей ладони. И точно волны позади корабля, моя плоть расходится в стороны, и появляется небольшая кровавая рана, не шире, чем шов на моих зимних колготках.
Но прежде чем Данте успевает засунуть меч обратно в ножны, Мириам кивает на свой указательный палец.
— Пожалуйста, проткни мою кожу, Ваше Величество.
Фейри пристально изучает протянутый ему указательный палец, словно подозревает её в обмане.
Я молюсь о том, чтобы это был обман.
ГЛАВА 8
Данте поднимает меч и направляет его кончик в сторону Мириам. Его пальцы так сильно сжимают рукоять, словно он пытается не дать ей завладеть его оружием. Но Мириам не пытается украсть его меч. Она всего лишь прижимается к его острому кончику, и на её пальце начинает пузыриться кровь.
Слёзы, которыми наполнились мои глаза, вырываются наружу. Я ненавижу тебя, Бронвен. Как же я, мать твою, тебя ненавижу. Я надеюсь, что Лор тебя выпотрошит.
— А теперь соедините руки и подойдите ближе.
Мириам кивает головой на свою руку, покоящуюся на подлокотнике, и грива её каштановых волос перекидывается через костлявое плечо. Несмотря на длину волос, эта шаббианка напоминает попрошайку, которой отчаянно необходимо помыться и сытно поесть.
— Это ловушка! — бормочу я, когда Данте берёт мою руку.
Между его бровями появляется складка.
— Росси?
— Это не ловушка. Я бы мог заключить сделку, чтобы доказать это, но в этом нет особой необходимости.
Где-то в глубине своего измученного сознания, я начинаю размышлять о том, что он только что сказал. Что значит, в этом нет особой необходимости?
— Ластра, накорми генерала солью, — командует Данте.
— Я сам могу себя накормить.
Юстус шарит в кармане своего мундира в поисках золотой табакерки, которую он доставал для меня в тот день, когда я приезжала на Исолакуори на слушание. Рубины, которыми инкрустирована крышка табакерки, сверкают, когда он открывает её большим пальцем и берёт щепотку.