Дом неистовых клятв (ЛП)

Знание чужого языка кажется мне сверхъестественной способностью. А ведь Мириам ещё даже не разблокировала магию в моей крови.
— Фэллон, дорогая, подойди ко мне.
Наверное, меня должно рассердить то, что пленённая колдунья назвала меня «дорогая», но моё внимание обращает на себя то, как она произносит моё имя. Двойная «л» скатывается с её языка, точно рулон шёлковой ткани, и заглушает последний слог, который звучит в её исполнении как «ан», а не «он».
— «Эби» это фамилия королевской семьи, Росси? — хриплое бормотание Данте ударяет в мои пульсирующие барабанные перепонки.
Эби? Когда это она… О, неужели она это произнесла? Это странно, но я не сразу перевожу это слово в исполнении Данте. Может быть, дело в его акценте? А, может быть, я понимаю шаббианский только, когда на нём говорит Мириам?
Думаю, это было бы необычно, но не настолько необычно, как умение людей превращаться в птиц.
— На Шаббе детей называют именами их матерей, которые произносятся после их собственного имени, то есть Фэллон должны были звать Фэллон амЗендайя.
Прядь тёмно-рыжих волос Юстуса прилипла к синему бархатному мундиру, который подчеркивает резкие очертания его четырёхсотлетнего тела.
— Эби — значит «дорогая».
Удары сердца отдаются мне в рёбра и бьются о кожу, точно змей, пойманный в рыбацкую сеть.
— Разве тебе не хочется познать свой истинный потенциал, маленькая королева? — шепчет Мириам из темноты.
Я почти говорю ей, что не согласна на женитьбу, которую запланировал для нас Данте, но к моему счастью Юстус не даёт мне совершить глупость, когда бормочет:
— Ты уже забыла, что сказал тебе Данте насчёт использования шаббианского языка, Мириам?
Он напоминает мне нашу древнюю директрису Элис в те дни, когда Сибилла и я возвращались с прогулки, а наши платья были испачканы пятнами от травы весной и грязью зимой.
Я облизываю губы.
— Что она сказала?
Я молюсь, чтобы мои покрасневшие щёки не выдали то, что я прекрасно её поняла.
А в курсе ли она сама? Она должна быть в курсе, если она так упорно использует этот язык. Расскажет ли она остальным, или это станет нашим секретом? О чём это я вообще? Зачем этой женщине иметь со мной какие-то секреты?
В комнате воцаряется тишина.
— Прости меня, Маэцца. Я забыла, что Коста сжёг все шаббианские книги в тот день, когда бросил меня в эту темницу вместо своей постели.
Признание Мириам заставляет меня возненавидеть первого люсинского короля ещё сильнее, но не из-за того, что он бросил её в подземелье — она абсолютно точно это заслужила — а потому что он уничтожил чужую культуру, чтобы переписать историю по своему усмотрению.
— Нам следует приступить к свадебной церемонии и высвобождению магии пока луна в зените.
Юстус перекидывает через плечо свои волосы, собранные в хвост.
А как они все определяют яркость луны? Может быть, в этом подземелье где-то есть окно? Разве это дальновидно?
— Осветите подвал! — командует Юстус огненному фейри.
Мужчина с янтарными глазами подходит почти бесшумно. Его кадык опускается и поднимается, когда огонь охватывает его руку. Не делая больше ни шага вперёд, он направляет пламя в виде горящей усеченной дуги в сторону самой дальней стены. Пламя распространяется по стене, образуя десятки ответвлений различной длины, которые озаряют черный подвал светом. Меня настолько ослепляет сияющее люсинское солнце, что моим глазам требуется мгновение, чтобы привыкнуть.
И когда это происходит…
Несмотря на то, что помещение сверкает от огромного количества сокровищ, единственное, что я вижу, это женщину, сидящую на золотом троне и положившую одну руку себе на колени, а другую на подлокотник. Юстус говорил о том, что мы похожи, но я оказываюсь не готова к тому, насколько сильно она напоминает мою мать, с которой мне никогда не суждено встретиться.
Самая коварная колдунья всех времён не просто разглядывает меня в ответ. Её губы в форме бантика приподнимаются в улыбке, которая, точно кинжал, врезается в её идеально гладкое лицо.
— Здравствуй, Фэллон, дорогая.
 
ГЛАВА 7
Я застываю у входа в подземелье. Даже воздух у меня в лёгких как будто окаменел.
— Внутрь. Сейчас же.
Рука Данте ложится мне на спину, выдернув меня из ступора, и проталкивает в узкий проход.
Этому мужчине уже пора прекратить мной командовать. Не желая отводить глаз от Мириам, я не бросаю на него сердитый взгляд, но как же сильно я сжимаю зубы! А ещё я планирую потаскать его по подземелью, как только вооружусь своей магией.
Розовые глаза Мириам скользят по моим волосам, такого же тёмно-каштанового цвета, как и у неё, с той лишь разницей, что мои волосы опускаются чуть ниже плеч, а её — доходят до пояса, как у моей матери.
— Ей нужно будет подойти ближе, Маэцца.
Я широко расставляю ноги.
— Вы настолько ленивы, что даже не встанете, чтобы поприветствовать свою дорогую внучку, Мириам?
Она отвечает на моё ехидное замечание тихим:
— Разве тебе не рассказали о моей проблеме?
Я хмурюсь.
Данте ухмыляется, глядя на сидящую женщину.
— Твоя бабушка прикована к трону, который она так желала заполучить.
— Что значит — прикована?
Несмотря на то, что её трон меньше, чем трон Марко с изображением солнца на Исолакуори, он представляет собой его идеальную копию.
— Она стала с ним единым целым.
Юстус кладёт ладонь на мою поясницу.
— Осторожнее с тем, о чём ты просишь Котёл, Фэллон, ведь Котёл исполняет все желания, но иногда он делает это максимально ужасными способами.
Я нахожусь в таком шоке, что когда Юстус надавливает мне на спину, я поскальзываюсь на гладком обсидиановом полу и почти оказываюсь на коленях Мириам. Как только его рука падает с моего тела, я отшатываюсь назад, но мне не удаётся уйти далеко, потому что генерал предвидел моё отступление и встал у меня за спиной.
— Она не причинит тебя вреда, — бормочет он.
— Не причинит мне вреда? — фыркаю я. — Эта женщина убила свою собственную дочь. Неужели что-то может помешать ей покончить со мной?
Мириам опускает подбородок, такой же острый как у меня. Ну, почему мы с ней так похожи? Почему я не могла пойти в своего отца-ворона?
— Зачем мне причинять вред человеку, который должен снять моё заклятие?
— Ваше заклятие?
— Да. Моё.
Она наклоняет голову, и каштановая копна волос сдвигается и обнажает её правую руку. Когда она видит, что я смотрю на неё, она подцепляет волосы другой рукой и заводит свою кудрявую гриву за спину, чтобы я могла разглядеть то, что с ней произошло.
— А кого ещё проклял Котёл?
Воронов. Но я не произношу эти слова вслух. Честно говоря, будет лучше, если никто ничего не поймёт, иначе они могут решить не оставлять меня в живых.
Данте испускает вздох нетерпения.
— Она не может причинить тебе вред, Фэл, потому что ваши жизни связаны.
Моё сердце заходится, а в ушах появляется глухой гул.
— Что значит «связаны»?
— Последнее заклинание, которое произнесла моя хитрая дочь, связала наши жизни так, что если ты страдаешь, страдаю и я. Если умрёшь ты, умру и я. Разве ты не почувствовала, как содрогнулась земля, когда в тебя попала отравленная стрела? А вот Юстус это почувствовал, не так ли, муженёк?
— Я… я…
Я силюсь вспомнить, но та ночь покрылась туманом после того, как Лор отрубил руки дикарке.
— Если Зендайя мертва, то почему мы всё ещё связаны?
Я прохожусь взглядом по золотым складкам её платья, которое покрывает её недвижимое тело и словно сделано из металла.
— Потому что Зендайя использовала твою кровь, чтобы соединить нас. Фактически это ты заколдовала меня.
— Я всё ещё была в её чреве? Или уже находилась в чреве мамм… Агриппины?
Это не имеет значения.
— То есть, я хочу сказать, что тогда я была всего лишь сгустком, плавающим у кого-то в животе. Как, чёрт побери, она смогла достать мою кровь?