Хрупкое восхождение (ЛП)

Дожди шли уже несколько дней, и она стала беспокойной после столь долгого пребывания в четырех стенах, поэтому ушла на берег в одиночестве. Понаблюдать за приливом. Ощутить капли дождя на коже. Вдохнуть ветер.
Она смотрела, как волны разбиваются о берег, и их рев был подобен рыку драконов.
Чарли.
Гермиона вспомнила, как Пожиратели выволокли его к ней. Он беспокоился о драконах — и эти слова стали его последними. Его разум был растоптан с помощью заклинания и зелья, которые она передала Волдеморту. Чарли не осознавал, что именно она стала предательницей. Он назвал ее красивой.
И не сопротивлялся, когда Гермиона заключила его в объятия и убила.
Ощущение его крови… пропитывающей ее одежду. Ее кожу.
Она все еще чувствовала его кровь. Внутри себя…
Она увидела Драко. Он стоял перед ней под проливным дождем. Продрогший до костей. Рубашка прилипла к его телу — он даже свитер не натянул.
Его тело бил легкий озноб.
Она поспешно вытащила палочку и наложила на него согревающие чары.
— Прости меня, — сказала Гермиона, — ты так замерз.
Она потащила его обратно в коттедж и стянула с него рубашку, как только они оказались внутри. Девушка принесла полотенца и одеяла, разожгла огонь в камине. Она принялась бормотать согревающие заклинания и греть его пальцы в своих.
— Прости, прости меня, — повторяла она. — Я не хотела, чтобы тебе пришлось выходить.
— Все в порядке. Мне было в разы холоднее в прошлом, — снисходительно отмахнулся он, когда его зубы перестали стучать. — Я не единственный, кто промок до нитки.
С нее стекала вода, а она даже не заметила. Гермиона наложила на себя очищающее заклинание.
— Ты могла бы и со мной поделиться этим заклинанием, — заметил он с легким весельем в голосе. Она подняла глаза и обнаружила, что стянула с него половину одежды. Румянец залил ее щеки.
— Прости, я… — Гермиона замолчала. У нее не было оправдания.
— Все хорошо.
Внезапно ее пронзило осознание, что она видела его наполовину раздетым только во времена войны. Гермина не смогла отвести взгляд.
Она захотела протянуть руку и прикоснуться к нему. Ощутить его сердцебиение под пальцами. Она привыкла спать, положив голову ему на грудь и слушая, как бьется его сердце. Убеждая себя, что он в безопасности.
У нее толком не получалось выспаться в Мэноре. Она постоянно переживала, что если закроет глаза на минуту, то Волдеморт вызовет его одного. Ей снились кошмары, в которых Драко корчился и срывал голос от Круциатуса. Или о том дне, когда Волдеморт проклял его за то, что она отказалась рассказать о своем зелье против окклюменции.
Гермиона бросила взгляд на его плечо.
Тогда, после проклятия, после того, как она предоставила Волдеморту всю информацию, Драко трясло, он терял сознание и его организм впадал в шок, несмотря на ее поддерживающие лечебные заклинания. Она валялась в ногах у Волдеморта, умоляя того поместить Драко в больницу святого Мунго.
Ей было отказано.
Дополнительное наказание за ее неповиновение. Никаких целителей. Если она сама переместит его в больницу, Волдеморт пообещал лично наложить проклятие на другое его плечо на следующей неделе.
Гермиона аппарировала с Драко в поместье и вылечила, как могла, выуживая из памяти каждый клочок знаний об исцелении, который когда-либо узнала.
От шрамов невозможно было избавиться. Когда он простужался, они ныли сильнее. Драко не говорил ей об этом, но она заметила, что выражение его лица становилось более напряженным в пасмурные дни.
Ее пальцы слегка коснулись шрамов.
— Прости меня, — повторила она в который раз, — нам нужно переехать. Куда-то, где не так холодно.
Он перехватил ее руку.
— Все в порядке, — ответил Драко, переплетая их пальцы. — Вообще я искал тебя, потому что хотел сказать кое-что.
— Что думаешь насчет юга Франции? Или, может, Греция? Однажды я ездила туда с родителями. Или Австралия — никто не узнает нас там.
— Все в порядке, — повторил он.
— Нет, не в порядке. Здесь слишком холодно для тебя. И у тебя нет друзей. Ты почти как в тюрьме, — она чуть не расплакалась и попыталась высвободить руку.
  
Драко не отпускал. Он притянул ее ближе, пока их лица почти не соприкоснулись. Она опустила глаза и уставилась на их переплетенные пальцы.
— Гермиона, я хотел тебе кое-что сказать, — тихо произнес он. Его дыхание скользнуло по ее щеке.
Она резко подняла глаза. Они были так близко. Взаимное притяжение между ними было словно натянутая струна. Если Гермиона повернет голову, их губы соприкоснутся. Она слегка задрожала и кивнула головой в противоположную сторону.
Ей казалось, будто из комнаты разом исчез весь воздух.
Она хотела обернуться. Прикоснуться ладонью к его щеке или шее, почувствовать, как учащается его пульс, как расширяются зрачки, когда она прижалась бы губами к его губам. Он бы обнял ее за талию и притянул бы ближе, и их сердца слились в едином ритме. Она хотела узнать, осталась ли его кожа на вкус такой же, как и раньше. Ощутить его холодные руки, скользящие по ее спине и согревающиеся от ее кожи…
Полено в камине, охваченное огнем, треснуло, и рассыпало вокруг искры.
Гермиона отстранилась.
— Что сказать?
Драко наклонился к ее лицу и прошептал:
— Я хотел сказать, что верю тебе. Верю в то, что ты любишь меня.
Он замолчал, когда ее зрачки расширились. Ее сердце, казалось, пропустило удар, а затем затрепыхалось, словно испуганный кролик. Гермиона продолжала смотреть на него в ожидании, когда моргнет, и все снова рухнет. Когда она убедится, что окончательно впала в бред.
У ее рук, впрочем, были собственные намерения. Они схватились за концы одеяла, накинутого на него, и притянули его бесконечно близко, прежде чем она одернула себя.
Ее глаза были прикованы к его лицу. В поисках любых сомнений. Колебаний. Он отвечал ей спокойным взглядом.
— Ты… веришь? — неуверенно переспросила Гермиона.
Он слегка кивнул, не нарушая зрительный контакт.
— Я довольно много размышлял об этом. Понимаешь ли, несколько месяцев назад ты серьезно лягнула меня в голень — а любовное зелье ни за что не позволило бы тебе такое самодурство. Поэтому, исключив и несколько других вариантов, я вынужден признать, что нет иных правдоподобных…
Она потянулась вперед и прильнула к его губам.
— Я люблю, — с горячностью отозвалась Гермиона, запутавшись пальцами в его волосах, — люблю.
Он притянул ее к себе, и они утонули друг в друге. Целуясь без чувства вины, кружась в водовороте вожделения и счастливого облегчения. Как если бы они вернулись домой из путешествия, которое и не надеялись пережить. Она обняла его крепче и прижалась к нему, изливая свое сердце в его губы.
— Ты это всерьез? Действительно веришь мне? — все еще не решаясь признать это, затем спросила Гермиона.
Драко посмотрел ей в глаза и кивнул. Она всхлипнула от облегчения и снова поцеловала его. Он запустил пальцы в ее волосы, потянул, выгибая ее шею назад, чтобы ощутить, какова та была на вкус.
Они оказались в аду и уцепились друг за друга, чтобы не сломаться. И когда все успокоилось, оказалось, что их душевные раны идеально совпадают друг с другом.
Она пыталась не плакать в его объятиях, но не могла сдержаться. Слезы беззвучно катились по ее щекам. Когда Гермиона чуть отодвинулась, чтобы попытаться смахнуть их, она обнаружила, что он тоже плачет.
Она никогда не видела, чтобы он плакал. Ни когда его пытали. Ни когда они были вместе. Ни когда он дал ей противоядие и развернулся, чтобы уйти. Ни когда его выпустили из тюрьмы. Его голос срывался, а лицо искажалось от эмоций, но она никогда не видела в его глазах слез.
Гермиона стерла слезы с его лица.
— Я люблю тебя, — тихо сказал Драко, смахивая ее слезы.
— Я верю.
Она прижалась щекой к его ладони и провела пальцами по изгибу его скулы.
Он все еще был худым — он всегда был худым. Но изможденность исчезла. Боль и опустошение войны перестали быть единственным, что можно было разглядеть в его глазах. Любовь сияла гораздо ярче.