Прежде, чем умереть (СИ)

— Не всем дано шевелить языком быстрее, чем мозгами, — парировала Оля. — Вообще не понимаю, чего ты доебался к мальчишке, он ничего плохого не сделал.
— Конечно, это ведь ребёнок, — сплюнул я выковырянный из зубов кусок мяса.
— Да, ребёнок, и его вины в том, что у тебя паранойя, нет.
— В тебе сейчас говорят женские гормоны, а не разум. Давай спросим мнения независимого эксперта. Станислав, как ты относишься к детям?
— Мелкие говнюки.
— Вот!
— Но они куда чище взрослых, и заслуживают снисхождения.
— Да вы что, сговорились? Ты же сам не хотел его брать!
— Я не хотел его брать не потому, что он мне не нравится, а потому, что рано или поздно от него придётся избавиться, выкинуть не пойми где, в незнакомом ему месте. Теперь вот он ещё и к Павлову привязался... Думаешь, каково ему будет?
— Да мне насрать. Уясните себе — дети опасны! А непонятные дети опасны вдвойне! У мелких зверёнышей нет ни авторитетов, ни тормозов, они непредсказуемы и жестоки, а этот ещё и подозрительно смышлён. Знаете, скольких я убил, когда они считали, что находятся рядом с милым безобидным пацанёнком?
— У тебя удивительный дар — ровнять всех по себе, — ткнула мне в плечо пальцем Ольга. — Но мир намного разнообразнее и населён не только убийцами и жертвами.
— Ага, скажи ещё, что Земля стоит на китах. Когда ты успела так поглупеть? Знаете, после того как он зарежет вас спящими, я оставлю его в живых, потому что он всего лишь следовал естественному ходу бытия, и вообще, он же ребёнок.
Наш грузовик, ведомый на глазах набирающимся шоферского мастерства Станиславом, неспешно катил по расширенной отвалами и перепаханной траками просеке в направлении того, что раньше звалось трассой М-5 «Урал». Сейчас этот путь, соединяющий полуживой восток с полумёртвым западом, известен под названием Карачун-тропа, и на то есть причины. Отсутствие силы, способной хоть немного поддерживать порядок на огромной протяжённости практически безальтернативной транспортной артерии превратило её в кормушку для бесчисленных стервятников, шныряющих по окрестным лесам. От кого-то можно откупиться, но от большинства — только отстреливаться, поэтому рисковые торгаши в погоне за барышом объединяют ресурсы и идут по Карачун-тропе большими обозами с серьёзной охраной. Некоторые гильдии могут похвастать даже собственной бронёй, в основном БТРами разных модификаций. Но и такая техника не спасает от нападений. Потери есть всегда, в каждом походе, от обоза откусывают понемногу раз за разом на всём пути туда, а потом обратно — плата за сверхприбыли, с которой приходится мириться. Попадаются на этой дороге смерти и отчаянные одиночки, поставившие всё на кон, но не сумевшие заплатить гильдии или логистам — в большинстве случаев их кости остаются на обочине.
Раньше М-5 соединяла с запада на восток Москву, Рязань, Пензу, Самару, Уфу, Челябинск и резко уходила севернее — на Екатеринбург. Из этого списка выжила лишь Пенза, ставшая теперь срединным городом на пути от Шацка до Сызрани, где большинство обозов разворачивается, и лишь немногие храбрецы отваживаются продолжить путешествие — по окраинам мёртвого Тольятти, в объезд разрушенной Самары, дальше на северо-восток, к татаро-башкирскому конгломерату пяти городов во главе с возрождённым Альметьевском. Таких храбрецов можно узнать ещё до того, как они переправятся на левый берег Волги, есть у этих отважных людей одна черта, выделяющая их из сонма малодушных перестраховщиков, которая не ускользнёт от опытного глаза — огромный бронированный бензовоз. Многотонные стальные монстры, обвешанные противокумулятивными экранами и ощетинившиеся пулемётными турелями, давно стали визитной карточкой Карачун-тропы. Чаще всего именно они служат основой большого каравана — колёсные крепости, храмы чистогана-на-крови. Как флагманы негоциантов бороздят они бурные «воды» среднерусской полосы во главе торговых флотилий, грозя флибустьерам жерлами пушек.
Да, торговля ГСМом — бизнес для серьёзных ребят, это вам не баловство с рабами, оружием или наркотой, тут совсем иной коленкор. Наценки для бензина и соляры в рознице доходят до пятнадцатикратных от закупочной цены. Полторы тысячи процентов прибыли, сука! Вот где деньги. Но и риски недетские. Торговцы горючкой называют себя логистами — забавно, потому что по факту это маленькие мобильные армии. Попасть в одну из таких — мечта любого наёмника. Туда не берут людей с улицы, только проверенных — слишком велик риск саботажа — но платят щедро и стабильно, ведь работа постоянная, уходят с такой обычно вперёд ногами. Содержать армию, хоть и маленькую — удовольствие не из дешёвых, и это заставляет крутиться, ведь каждый день простоя вылетает в копеечку. Большинство логистов сокращают издержки, беря под крыло разную мелкую шушеру, не имеющую собственной охраны. В городках, примыкающих к Карачун-топе, и особенно в Пензе, вечно выстраивается очередь ожидающих следующего бензовоза — прямо как пассажиры на вокзале в былые времена, только надо собственный «вагон» иметь, да не абы какой, а чтобы за «локомотивом» поспевал. Бензовоз приезжает, охрана шмонает ожидающих на перроне «пассажиров», отсеивает подозрительных с неблагонадёжными, остальных ставит в хвост колонны, собирает за билет, и поехали. Отсеянные же остаются ждать следующих товарищей по несчастью, чтобы сколотить собственный караван неудачников на скрипучих телегах и покормить собою дорожных лиходеев.
 
— Ты в курсе, куда мы едем? — сложила Ольга карту.
— Не груби, детка. Это ведь я обучал тебя топографии.
— И?
— Что ты хочешь от меня услышать? Да, они наверняка двинули дальше по Карачуну. Направо или налево — без понятия.
— Склоняюсь к «лево», — поделился Станислав своим бесценным мнением.
— Обоснуй.
— Много прожорливой техники, много людей, хорошо организованы, отлично оснащены и информированы — они не могут базироваться у чёрта на рогах, как какие-то племена одичавших дегенератов. Следовательно, они едут на восток.
— Соглашусь, — кивнула Оля. — На западе они себя просто не прокормят.
— А на юге? — дал я пищу для размышления. — Что если они двинули до Шацка, а оттуда по А-143 на Тамбов?
— Шутишь? Ты давно был в Тамбове?
— Ещё до нашего знакомства. А что?
— Он почти вымер. Чёртова копоть, года три назад только об этом и судачили везде. Говорили, что зараза с Липецка пришла.
— Как?
— Мародёры. Залезли, куда не стоило, и вернулись с подарком.
— С липецкого мора уже лет тридцать минуло, — припомнил Стас изустные предания старожилов. — Я слышал, там фосфором всё выжгли.
— Всё да не всё, как видно. Короче, в те края теперь только совсем отмороженные суются, а наши ребята на отморозков не похожи. Я сама от одного аппетитного заказа отказалась, когда узнала, куда объект рванул.
— Да, чернота тебе не к лицу, — провёл я пальцами по шелковистой Олиной щеке. — Видала когда-нибудь заражённых, вдыхала их запах?
— Нет, — отстранилась Оля, сморщив носик. — Но ты ведь мне сейчас расскажешь, и я никак не смогу этого избежать, верно?
— Они пахнут прокисшими щами. Это из-за бактерий, которые плодятся в гнойниках. Сначала поражаются слизистые: рот, нос, глаза, гениталии краснеют, изъязвляются. На коже проступают сосудистые бляшки, потом возникает нарыв, тёмно-лиловый, он растёт, пока не лопнет. Края опадают и чернеют вместе с очагом, из которого продолжает сочиться гной. Напоминает кратер затухающего вулкана. Плоть вокруг воспаляется, отекает, становится очень болезненной для любого прикосновения, любого движения. Суставы начинают жутко ныть, как у столетнего артритика, они размягчаются, хрящи гниют, суставная жидкость утекает из сумок. Лезут волосы, ногти сходят, зубы вываливаются из воспалённых кровоточащих дёсен. Разрушаются сосуды, по всему телу появляются гематомы, прямо как трупные пятна. Органы начинают отказывать один за другим, пища выходит непереваренной, моча с кровью, лёгкие заполняет слизь. Прижизненное разложение. Неделя-две, у кого как. Они стонут, хрипят, захлёбываются кровавой мокротой... И бинты, эти бинты повсюду, бурые, с кусками присохшей плоти, в тазах, на бельевых верёвках, изголовьях коек, полу. Мокрыми они воняют ещё сильнее. Запах горя, отчаяния и смерти. И, что интересно, мозг у большинства инфицированных продолжает функционировать на удивление исправно, редко какой счастливчик впадает в забытье. Они всё чувствуют, всё осознают и ничего не могут с этим поделать.