Однажды орел…

— Папа знал Маршалла по службе на Паланмангао, когда они оба были всего младшими лейтенантами, — сказала Томми. — Помнится, он рассказывал интересную историю: Маршалл вел какое-то патрульное подразделение в джунглях, и они переходили реку вброд. Неожиданно рядом с ними послышался звучный всплеск и кто-то закричал: «Берегись! Полосатые крокодилы!» Солдаты в панике бросились назад; обезумев от страха, они свалили Маршалла, который пытался остановить их, и буквально втоптали его в грязь. Он встал, выбрался на берег, построил солдат, скомандовал им: «На плечо!» — и направил строевым шагом через реку. На другом берегу он произвел осмотр оружия и повел патруль дальше. Солдаты так никогда и не услышали от него ни одного слова по поводу их трусливого бегства.
— Представляю себе, — сказал Бен сквозь смех. — Олимпийское спокойствие. Необыкновенная способность контролировать свои чувства. — Он потер пальцами свой большой нос. — Это любопытная проблема. Как в этом случае поступили бы вы, Сэм? — Я выскочил бы из воды футов на пять — десять впереди ближайшего ко мне солдата. Никакой крокодил не угнался бы за моими пятками.
— Трудно представить себе, правда?! — воскликнула Мардж, прищурив свои большие карие глаза. — Полковник Маршалл — всего-навсего второй лейтенант и весь измазан грязью!
— Так вот, девочки, — весело заметил Дэмон, — нам есть на что надеяться. Когда-нибудь и мы станем полковниками, будем командовать пехотной школой, учить всех мудрости и передавать свой опыт.
— Ничтожные шансы, — сказал неожиданно помрачневший Бен. — Скорее нам придется сидеть под дождем в джунглях на каком-нибудь Миндоро.
— О нет, не хочу больше тропиков, — запротестовала Мардж. — Неужели мы не можем хоть на какое-то время расстаться с джунглями? Честное слово, — повернулась она к Томми, — вы бы только посмотрели на наш дом там, в Гэйлларде. Он весь окутан ползучими растениями и колючками, веранда осела и развалилась, но стенам бегают ящерицы…
— О, я тоже насмотрелась на них, — сочувственно заметила Томми.
— А вы знаете, друзья, чего я жду с нетерпением? — вдруг спросил Бен. Его простоватое лицо исказилось иронической гримасой, выражающей обиду и возмущение. — Я жду того золотого дня, когда подросший Джои окончит Вест-Пойнт и мы оба в звании лейтенанта будем служить в одной и той же роте! Представляете, как это растрогает всех?
— Не унывай, друг, — подбодрил его Сэм. — Возьми меня, например. Может статься так, что мне всей моей жизни не хватит, чтобы дослужиться до звания, которое я имел в девятнадцатом.
— Вы оба хороши, вам нравится это, — возмущенно заметила Томми. — Оба неисправимые романтики, мазохисты. Вам дорога каждая минута службы, иначе вы давно бы отказались от этой идиотской игры…
Бен возбужденно почесал голову:
— А ты знаешь, Сэм, может быть, она и права? В самом деле, почему мы так привязались к армии?
Дэмон поставил стакан и улыбнулся. Бен положительно правился ему. Первым офицером-слушателем, которого он и Томми увидели, когда прибыли в пехотную школу, был именно Бен. Стоя в красной пыли на коленях, сопя и чертыхаясь, он пытался починить расшатанную детскую коляску с желтым плетеным кузовком. Дэмон и Бен пришли от неожиданной встречи в дикий восторг, оба восприняли этот случай как величайшее счастье. А когда они узнали к тому же, что будут жить в одном домике, Дэмон решил, что ему покровительствует сама судьба.
Томми вдоволь посмеялась тогда над Сэмом: «Ты думаешь так, потому что сидел и пил с ним за одним столиком в тот день, когда я разыграла тебя там, в Канне. Глупый, при чем здесь судьба? Армия — это все равно что Таймс-сквер: рано или поздно все в ней встречаются друг с другом снова и снова. Просто в канцелярии генерального адъютанта сидит этакий маленький бесноватый термит, который развлекается тем, что передвигает пешки с места на место для того, чтобы одурачить таких доверчивых людей, как ты…»
Тем не менее Дэмон заметил, что и Томми была рада такому случаю. С Беном были связаны приятные воспоминания, да и Мардж пришлась ей по душе. Все сложилось как нельзя кстати: мужчины, чтобы поддерживать себя в форме, вместе выбегали рано утром на зарядку, а свободное время часто проводили за шахматной доской; женщины ездили на машине Дэмона за покупками или вывозили на прогулку детей — их теперь было уже шестеро: двое у Дэмонов и четверо у Крайслеров. В глубине души Дэмон по-прежнему считал это не чем иным, как даром счастливой судьбы.
 
— Выпей еще глоток-другой, — предложил Бен, передавая бутылку Сэму. — Черт с ними, со всеми заботами и хлопотами.
— Нет, больше не надо, — покачал головой Сэм. — Мне рано вставать завтра.
— За каким дьяволом? На седьмой день недели даже сам господь бог забирается в спальный мешок.
— Он изучает немецкий, — презрительно заметила Томми. — Двадцать пять слов и один неправильный глагол в день. Zuvereingeschmashen haben worden sein. Боже, ну и язычок!
— Ты учишь немецкий, Сэм? — удивленно воскликнул Бен. — Ты уже знаешь несколько языков, зачем же тебе понадобился еще один?
— Он, видите ли, хочет быть готовым к любой неожиданности. Например, если его назначат военным атташе в Берлин, — продолжала Томми.
Крайслер покачал головой.
— Боже мой, — сказал он, — когда я окончу эту школу, то попаду в такое место на земле, где печатное слово и видеть не видели и слышать не слышали. Я поеду на остров Таити и обзаведусь там целым хороводом темнокожих девиц. И разумеется стану самым старым, самым посредственным лейтенантом во всей нашей пехоте. — Бен окинул сердитым взглядом маленькую комнатку с ее убогой мебелью; изъеденный молью диван со спинкой прикрытой ярко-желтой мексиканской шалью; поцарапанные дубовые стулья; низкий табурет из тикового дерева с торчащей перегородчатой эмалью лампой. — Вы только посмотрите на это жилище, — продолжал Бен. — Как мраморный зал. Как настоящая историческая развалина с разноцветными слоями. — Недовольные взгляды обеих женщин заставили его покаянно улыбнуться. — Знаю, знаю, дорогая, и закрываю свой дурацкий рот, — сказал он покорно и снова налил себе вина.
— Завтра ты будешь чувствовать себя очень скверно, — предостерегла его Мардж.
— Так давайте жить и веселиться сегодня. Правильно? К тому же завтра никогда не наступит.
Настроение Бена менялось с невероятной быстротой. В какой-то момент он был необыкновенно веселым, живым, полным стремительно возрастающего энтузиазма, а в следующий момент перед вами оказывался совсем иной человек — мрачный, суровый, встревоженный дурными предчувствиями, яростно проклинающий начальство и всех власть имущих. В действительности, как быстро заметил Дамой, он обладал живым воображением и огромным чувством справедливости, но все время пытался подменить их напускной задиристой сварливостью. Его имя было синонимично демонстративному неповиновению. В Гэйлларде у него вышла большая неприятность с батальонным командиром из-за плохого, по его мнению, медицинского обслуживания рядовых пуэрториканцев, а в офицерском клубе в Брэгге он крупно поспорил с одним капитаном из-за положения в армии негров, настолько крупно, что попросил капитана убраться ко всем чертям. Дело закончилось официальным разбирательством. От Бена потребовали принести извинения, но Бен их так и не принес.
— Ты прирожденный бунтовщик и смутьян, — бывало, говорила ему Мардж со смешанным чувством упрека и благоговейного страха, — всегда против чего-нибудь возражаешь.
— Только в девяти из десяти случаев, дорогая, — отвечал он, раздраженно улыбаясь. — В десятом случае я неизменно соглашаюсь.
Несмотря на все это, Бен был хорошим солдатом. В решении тактических задач, в тех случаях, когда преподаватели ожидали смелых неортодоксальных действий, он всегда бывал победителем. Он находил общий язык с солдатами, пользовался у них авторитетом, отлично знал оружие и эффективно использовал его. Существенный недостаток Бена состоял в том, что он глубоко ненавидел теорию и не любил книг; он окончил Вест-Пойнт своеобразным классным козлом отпущения, и теперь Дэмон взял его под свое покровительство: иногда поучал его, иногда успокаивал, заставлял остепениться.