Однажды орел…
Но Таунсенд пропустил это мимо ушей. Он встал из-за стола и, подойдя к висящему на стене рисунку стальной фермы моста, предназначенного для подрыва, сказал:
— Боюсь, что здесь, Дэмон, вы не увидите ничего похожего на Ривьеру. — Он говорил монотонным голосом, и тем не менее в его речи проскальзывало какое-то едва уловимое напряжение. — Здесь не будет никаких рассказов в семейных кружках у пылающих каминов о славных подвигах, никаких песен с крылатыми припевами, никаких церемоний и наград по четвергам… — «Вот, вот, так я и знал», — подумал Дэмон, но ничего не сказал. — Мы занимаемся здесь практическими делами, — продолжал Таунсенд, — выдаем, так сказать, хлеб насущный для армии. Занимаемся вещами, которые в конечном счете имеют для военного дела важнейшее значение. — Он снова повернулся к Дэмону; теперь на его плоском лице с выступающим подбородком не осталось и следа той притворной улыбки, с которой он начал разговор; английский акцент и интонация тоже ослабли. — Взрывчатые вещества и подрывные работы — это точная наука, расчеты в ней необходимо производить быстро и точно. В этой области нужно многое и со всей полнотой изучить и усвоить. Я рассчитываю на уделение вами внимания самым мельчайшим деталям и на немедленную реакцию. Не на быструю, а на немедленную реакцию. Вы понимаете меня?…
* * *Теперь капитан подошел к Дэмону вплотную. Его широко открытые глаза смотрели со злобой. В тусклой пыльной атмосфере они казались почти белыми.
— Лейтенант, вы слышали, что я приказал этому сержанту? — спросил он тонким сиплым голосом.
— Этим подразделением командую я, капитан.
Таунсенд не ожидал такого ответа. Тело его слегка дернулось. Он приподнял щегольский стек, словно хотел отсалютовать, но затем снова начал равномерно ударять им по бриджам. В траншее стояла мертвая тишина, как будто все находившиеся в ней впали в полный транс. «Если по какому-нибудь невероятному капризу судьбы я стану когда-нибудь начальником штаба американской армии, — подумал Дэмон, — я лично переломаю эти проклятые щегольские стоки о голову тех офицеров, которые их носят».
— Дэмон, — продолжал Таунсенд напряженно, — я приказываю вам изъять детонатор!
— Сэр, я отказываюсь выполнить этот приказ.
Таунсенд вынул часы и посмотрел на циферблат. На его пухлой щеке над левым усом чуть дрогнула какая-то мышца.
— Я приказываю еще раз и даю вам сто двадцать секунд на выполнение приказа. Точно в…
Понизив голос, Дэмон торопливо перебил его:
— Капитан, вам хорошо известно, что в случае осечки подрывная партия обязана ждать минимум тридцать минут, прежде чем…
— Довольно! — крикнул Таунсенд. Его голова так при этом качнулась, что съехала шляпа, и он был вынужден поправить ее рукой. — Давайте назовем вещи своими именами, Дэмон. Для отчета. Я вам дважды давал приказ на занятии по подрывному делу, и вы отказались выполнить этот приказ — отказались в обоих случаях. Это правильно?
— Капитан, такая осечка…
— Я вас спрашиваю, правильно или нет? — завизжал Таунсенд.
Дэмон ухватился обеими руками за поясной ремень. Фантастично. Глупо, жестоко и фантастично. Какой смысл было не спать целыми ночами и, накрутив на голову мокрое полотенце, изучать эти вертикальные радиусы поражения, усиленные заряды для взрыва на выброс, свойства тринитротолуола, запоминать, что N = R^3 KC + 10 — это формула для пробивного подрывного заряда, а N = D^2/20 — это формула для дробящего подрывного заряда, предназначенного для разрушения деревянных конструкций. Какой толк от всех этих трудных и утомительных усилий, если какой-то идиот англофил со щегольским стеком и необъяснимой жаждой мщения не помнит об элементарной предосторожности в случае осечки капсюля-детонатора?
Конечно, Таунсенд знал и помнил это. Наверняка помнил. Его губы под бросающимися в глаза кавалерийскими усами нервно подергивались, а лицо выражало напряженную, почти отчаянную жажду мести. Все солдаты наблюдали за происходящим с благоговейным страхом; все, кроме сержанта Торри, который повернулся к офицерам спиной.
«Почему он отчитывает меня перед солдатами?» — подумал Дэмон.
— Да, сэр, — спокойно ответил он. — Правильно.
— Отлично. — Губы Таунсенда плотно сжались. Однако выражение его лица говорило о том, что он все еще чем-то очень разочарован. — Отлично, значит, мы понимаем друг друга. Вы, следовательно, согласны, что допустили открытое неповиновение приказу при выполнении важного учебного задания.
— Капитан, это не…
— Вы согласны с этим? Отвечайте!
— Да, сэр.
Из траншеи кто-то быстро вылез наверх. Это был Конте, молодой солдат первого года службы, с шелковистыми черными волосами и лицом цыганского типа.
— Я извлеку детонатор, лейтенант, — сказал он, махнув рукой в сторону моста. — О чем здесь говорить-то, я пойду и выну его, вот и все. — Он начал спускаться по дороге к мосту.
— Конте, остановитесь! — крикнул ему Дэмон.
— Все будет хорошо. Я сбегаю за одну минуту. Я не боюсь…
— Я сказал, вернитесь назад! — еще громче крикнул Дэмон. Держа винтовку наперевес, парень в нерешительности остановился на полпути. Дэмон выругался; он понял, что парню пришла благородная, но не продуманная до конца идея спасти его от ответственности, разрядить своим действием напряженную ситуацию. Посмотрев на Таунсенда, Дэмон понял, что тот тоже догадался об этом, но сразу же решил истолковать поведение Конте в свою пользу. В глазах Таунсенда засверкали злобные искорки.
— Видите, Дэмон, даже этот парень хочет сделать то, что я приказываю.
— Дело вовсе не в том, хочет он или не хочет.
— А в чем же?
— В здравом смысле, капитан.
Губы Таунсенда искривились в слабой, почти сопливой улыбке.
— Мне кажется, что вы немного боитесь, Дэмон, — сказал он со своей витиеватой английской интонацией. — Может так быть, что вы боитесь?
— Конечно, боюсь. Любой человек, если он в здравом уме, должен бояться.
Таунсенд несколько раз кивнул головой, как будто этот ответ Дэмона подтвердил все, что он думал о нем.
— А я слышал, что вы были там довольно храбрым парнем, этаким смельчаком.
— Я не хочу напрасно рисковать чьей бы то ни было жизнью. Я скажу вам, что…
— Интересно. — Щегольский стек по-прежнему постукивал по выпуклой штанине бриджей: раз-два-три, раз-два-три. — Знаете, что я думаю о вас, Дэмон? — спросил капитан хриплым шепотом. — По-моему, вы плут. Большой и отъявленный мошенник.
Дэмон стиснул зубы. После Суассона и Мальсэнтера, после Мон-Нуара и долгих месяцев лежания на госпитальной койке в Анжере, после могил на свежескошенных пшеничных полях, безудержного рвения, угрызения совести и безысходного отчаяния — после всего этого стоять здесь, на краю этой грязной траншеи и выслушивать оскорбления такого преступно-безответственного и мстительного стервеца, как Таунсенд, было просто невыносимо. Совершенно невыносимо. Сержант Торри отошел от них футов на двадцать и стоял около траншеи, повернувшись к офицерам спиной. На полпути к мосту по-прежнему стоял Конте, лениво покачивая винтовкой и ковыряя носком ботинка яму на дороге.
— Мошенник, — повторил капитан Таунсенд непререкаемым тоном. — Вы никого не проведете, Дэмон. Не обманете ни одной души. Все эти ордена, принимая во внимание, что вашим тестем был бригадный генерал… Что может быть еще легче?
Дэмон до боли сжал кулаки и сделал шаг назад. «Этот мерзавец только того и ждет, — внезапно подумал он, сдерживая свой гнев, — чтобы ты оскорбил его, чтобы ударил, сбил его с ног, он хочет этого больше всего на свете. А потом он посадит тебя туда, куда пожелает. Да, да, и пошлет Торри, которого тоже ненавидит, изъять детонатор».
— Итак, Дэмон, хотите ли вы сказать что-нибудь, а?
«Ты мерзавец, безмозглый и презренный; одержимый мыслью об убийстве мерзавец», — хотелось сказать Дэмону. Но он не сказал этого. Переступив с ноги на ногу, он пристально посмотрел на Таунсенда и произнес безразличным тоном: