Последний из Двадцати (СИ)

Парень вдруг споткнулся, ухнул, мешком повалился наземь. В его ногу что-то вцепилось — по всему телу пробежал мороз от прикосновения холодных, липких пальцев.
Парень ударил импульсом наотмашь — в лицо тотчас же брызнуло тёплым и мерзким. Хватка ослабилась, но отрубленная чужая рука осталась на ноге, словно вцепившийся паук. Ушей коснулся запоздалый, похожий на детский плач скулёж.
Рун спешно поднимался на ноги, ругая себя за безрассудность — как можно было забыть о том, что с заклинаниями здесь следует быть поосторожней? Под ним отчаянно хрустело стекло бывшей травы, пальцы и ноги вязли, если не утопали в грязи. Едва парень поднялся, как тут же отскочил прочь. Выругал самого себя за мгновение охватившей его паники — она заставила его сотворить ещё один охранок поверх тех, что уже были. Юный чародей тотчас же сплёл ещё один светляк, на замену погасшему, смахнул с себя чужую конечность — та хлюпающе булькнула в лужу.
Свет выхватил её фигурку из окружающей мглы — глаза вылавливали знакомые очертания.
Скорчившаяся от боли она как никогда раньше походила на ребёнка. У Руна сердце ухнуло вниз — разум верещал на все лады, чтобы он не верил, но глаза говорили об обратном.
Виска баюкала обрубленную культю руки, её красивое лицо исказила гримасса боли, из глаз брызнули слёзы.
Парень стоял опешив, не зная что делать дальше. Мир мглы, что окружал его, играл с ним, обращал тени в самые жутчайшие кошмары. Тускло и блекло мерцал светляк, угрожая погаснуть в любой момент.
Виска вдруг вздрогнула, будто нечто неестественное разрывало её изнутри. Рун, было собиравшийся подойти к ней ближе прищурился — в ноздри ударила мерзкая, трупная вонь. На место отрубленной руки у Виски выросла новая — маленькая, несуразная, с блестящей кожицей и когтями.
Крысиная.
Волшебницу рвало. Словно до сего момента она держалась из последних сил, а теперь потеряла над собой контроль. Звонко, словно гром, затрещали швы разрываемой одёжки — длинный, словно плеть хвост вырвался наружу. Виска подалась вперёд — с детства знакомое лицо вытянулось, покрываясь мерзкой серой шерстью. Глаза, полные боли и отчаяния заплывали чёрной жижей, обращались в бусинки. Сквозь растрепанные пряди волос, что клоками осыпались с головы чародейки, проступили круглые, неприглядные уши.
Рун завизжал как никогда в жизни. Страх родом из самого детства будто взорвался у него в голове, забрызгал собой всё, выдавил прочь все остальные мысли.
Она шагала к нему нелепо и неспешно — каждый шаг давался ей с огромным трудом. Ей было тяжело держаться на двух ногах — всё естество заставляло её пасть на четыре лапы. Будто прося помощи, она тянулась к юному чародею. Двигались длинные, противные усы, из глотки вместо крика несся отчаянный писк.
Так быть не должно!
Не должно, не должно, не должно!
Рун отчаянно пытался взять себя в руки — тщетно: ужас терзал его, не давал покоя, заставил по-детски закрыться руками. Он рад был бы зажмуриться, но всё тело онемело, стало разом непослушным.
Разламывая скорлупу ужаса, сквозь него пробиралось безумие. До умилительного крохотное, оно улыбалось, взирая на будущую жертву — оно точно найдёт чем заняться в сознании юного чародея.
Найдётся ли в будущем тот, кто сможет остановить обезумевшего Двадцатого?
Рун не знал и не хотел знать. Страх оказался сильнее, всё глубже и глубже погружая его в пучины собственного отчаяния.
Крысиная Виска была повсюду. Не нападая, она приближалась — до бесконечного долго. Безумие порождало в воспалённом разуме ещё более жуткие вопросы — что, если не она шагает медленно, просто она невероятно далека и невероятно огромна? Рун взглянул — новый страх заставил его увидеть, будто тварь становятся всё больше и больше с каждым шагом. Это не она крыса — вторило безумие. Это ты — маленькая, крохотная, никчёмная крыска. Серая шерсть тотчас же проступила сквозь кожу юного чародея и…
Ска выскочила из небытия. Облако мглы, что скрывало её в себе разорвалось, рассыпалось в клочья. Механическая кукла сверкнула блеском жёлтых глаз, мазнула взглядом по чародею, тут же закрыла его собой. Крысиная Виска была недовольна. Неторопливая всего мгновением назад, она тотчас же будто взбеленилась. Размахивая крохотными кулачками лап, обнажила блестящие от слюны резцы, грозно оскалилась. Из глотки обращённой чародейки лился возмущённый писк — даже в таком обличии Виска не желала, чтобы нашёлся хоть кто-то, кто смог бы встать между ними.
 
Окончательно припав на передние лапы, теряя последние остатки человечности, она тут же принюхалась, заводила вокруг себя розовой точкой носа.
Ска не ведала ужасов — ни тех, что можно увидеть, ни тех, что можно лишь представить. Словно вихрь, она обрушилась на чудовище перед ней. Рун смотрел — клокочущий чан сумасшествия заставлял его смотреть не отводя глаз. Стальная дева тотчас же оказалась рядом с гигантской крысой.
— Нет! — успел выдавить из себя юный чародей, выставивший перед собой руку в тщетных надеждах остановить свою служку. Что будет дальше он знал: Ска увидела в обращённой Виске угрозу, опасность для хозяина. Быть слишком угрожающим рядом с Руном — всё равно что подписать себе смертный разговор. Бывшая чародейка тоже не желала сдаваться без боя, пересилив саму себя, она поднялась на задние лапы, высоко задрала морду и запищала. Для автоматона это ничего не значило. Ска размашисто рубанула ладонью наотмашь — вставшая на дыбы Виска тотчас же получила в подарок красивую, рассёкшую плоть линию. Из разверстого тулова повалились неприглядного вида потроха. Автоматон не останавливалась на достигнутом: стальной хваткой вцепилась в горло, подняла обращённую над собой. Рун ждал, что даже в своём новом облике его подруга сотворит с десяток заклинаний, обложит себя охранками, затянет свежую рану, будто её никогда и не было.
Тщетно. Виска в рука механической куклы была словно залежавшийся мешок картошки…
— Ска, остановись!
Но было слишком поздно. Слова чародея будто тонули во мгле, послышавшийся же хруст костей казался бесконечно звучащей в ушах канонадой. Виска скорчилась на земле, будто испорченная кукла. В её новом, крысином облике глаз всё равно выхватывал родные для чародея очертания.
  
Глава двенадцатая, часть четвёртая
 
— Что ты наделала? — Рун сам не понял, когда успел вскочить на ноги. Те, впрочем, продержались недолго: поддаваясь охватившему чародея с ног до головы бессилию, он рухнул перед телом на колени. На его глазах оно обретало прежние очертания. Когда-то он слышал, что смерть нещадно уродует всякого, кто попал в её жадные объятия. А теперь он видел наоборот — бывшая гигантской крысой девчонка с каждым мгновением становилась меньше, тоньше, краше.
— Что ты наделала?! — по щекам Последнего из Двадцати крупными каплями катились горькие слёзы. Маны, её остатки, норовили вот-вот обрушиться на Ска ураганным огнём. Словно не помня самого себя от вдруг навалившегося горя, парень коснулся перстня-активатора. Сейчас, говорил он самому себе, сейчас я сорву эту треклятую побрякушку, вышвырну её прочь, вот только…
— Самоуничтожься! — выкрикнул он на возвышающуюся над ним стальную деву. Ска смотрела на его истерику спокойно и ни о чём не сожалея.
— Это же была она… Виска! — словно ещё на что-то надеясь, он начал тормошить покойную — та была совершенно безучастна к его скорби. — Сгинь, пропади, исчезни! Взорвись, слышишь?
Парень накинулся на Ска с кулаками, словно дряной мальчишка. — Это была Виска… Мы с ней… ночью. А ты нас тогда поймала… Ты всегда её ненавидела, ты…
Его щёку тут же обожгло ударом. Ска била наотмашь, тыльной стороной ладони. У парня чуть было не вылетели зубы, застонала челюсть. Он смотрел на механическую служку так, как не смотрел никогда. В праведный гнев вмешался иной вопрос — что она себе позволяет?!
— Ты…
Она ударила его вновь, на этот раз чуть сильнее. Рун повалился наземь. Захрустела трава под ладонями, руки заливала синяя жижа. Качнув головой, сгоняя с себя наваждение, юный чародей взвился, будто факел.