Последний из Двадцати (СИ)

— Я уже говорил тебе. Мой шишак давно мечтает о чехле посисястей. Знатно ты с ней кувыркался. Но, признайся, парень, ты туг на ухо?
— Что? — удивился Рун.
— Я сказал — бабы. Механическая тоже. По рукам?
Рун позволил себе мгновение нерешительности. Мик изо всех сил строил из себя неотесанного варвара и глоткодёра, но таил в своих карманах один козырь за другим. На что ему Ска? Готовить по утрам и проводить анализ грязных портков на популяцию вшей?
Сыграем? — плясал в глазах головореза игривый огонёк. Мокрый и взъерошенный, Мик сейчас походил на проигранца небывалых размеров. Юному чародею казалось, что ещё чуть-чуть. и он высвободится, вытащит из-за пазухи колоду карт, покажет ловкий фокус.
Старый Мяхар кивнул за юного чародея — чего ему терять? Сыграем, ответил он. Сыграем, побьемся об заклад, ударим по рукам, что там ещё нонче среди воровских шаек принято?
В конце концов, продолжал шептать старик в голове Последнего из Двадцати, ты здесь не единственный пройдоха. Мы тоже не зря десятки лет проигранцев без хвостов оставляли. Под его напором, Рун едва заметно кивнул.
— Господин? — Ска лишь подняла бровь. Вряд ли она испытывала к Мику нечто похожее на отвращение, но становиться его личной игрушкой не горела желанием. Взгляд Читль жёг юному чародею спину — Руну казалось, что он буквально слышит, как замерло сердце в её объемистой груди.
Разбойник прищурился — кивок его устраивал мало. А вот за слово чародея уже можно было хвататься обоими руками.
— Согласен, — выдохнул парень. На удивление самому себе вышло как-то слишком легко и просто. Бесы сомнений, ещё пару мгновений назад тяжким грузом висевшие на языке будто разом испарились, оставив его в неопределённом одиночестве.
Настало время для разбойника уйти в размышления.
Парень закинул ногу на ногу, оперся локтями в землю.
— Согласен, но с парой условий. Сначала…
— Никаких условий! — верёвки на разбойнике вдруг не выдержали и наконец лопнули. Исполин высвободился, вскочил, но тут же застыл на одном месте, широка разинул рот от удивления.
Где-то глубоко в Руне хитро ухмыльнулся старый Мяхар.
Рабочая часть лопаты была неудобна, но он стискивал её до побелевших костяшек. Металл холодил разгорячённое тело, острый край едва коснулся нежной кожи на шее Читль.
Рабыня стояла не шелохнувшись — если хозяин жаждет её смерти, значит в этом был смысл её жизни.
Рун был напряжён, словно натянутая пружина. Краем глаза он видел Ска — интересно, что было раньше? Мик высвободился из своего игрушечного плена, или она оказалась на ногах с малуритом наперевес? Ствол магического оружия смотрел прямо в его бородатую рожу. Начертанная на деке руна обещала вогнать в противника всю мощь огненного снаряда. Выдержит ли он, если оторвать ему голову? Или спалить заживо?
Проверять никто не хотел.
— Пат, ар-ро, пат… — Мик, мгновение спустя, повержено поднял руки. Рун не давал себе расслабиться — знал, что повернись он к головорезу спиной хоть на миг и это станет его последней ошибкой.
Нож по-прежнему был у глотки виранки. Парень чувствовал себя чудовищем: в кого он, в конце концов, превратился? Из карающего меча Шпиля он стал ничем не лучше, чем придорожный разбойник. Держит рабыню в плену, угрожает, заигрывает.
— Пара условий… ар-ро, — на манер головореза произнёс Рун. Получилось у него довольно скверно и жалко. Мик не шелохнулся — он весь был будто застывшая гора.
— Ты расскажешь мне всё, что я захочу узнать. И поможешь справиться с тем, что здесь творится. Понял?
Мик не ответил. На его лице играли желваки, сжимались и разжимались пудовые кулаки. Юный чародей нутром чувствовал, что разбойник решает, что делать дальше. Дикие, поросячьи глазки поглядывали и в сторону Ска. Малурит выстрелит огнём, но это будет всё ещё заклинание. Шкура из саффиритовой лазури спасёт, но вот насколько хорошо.
Парень вдруг плюнул себе под ноги. Слюна вспыхнула, изошла на нет сиреневым дымом — на месте плевка оказался крохотный паучок. Зло перебирая лапками, он поводил жвалами, прежде чем прыгнул на ногу Читль. В одно мгновение мерзкая тварь оказалась на плече виранки, скользнула прямо к её шее — рабыня напряглась.
 
— Что ты сделал, сопляк? Ар-ро, клянусь рудокопом…
— Тебе нужна виранка, верно? Не для того, о чём ты говоришь. Нужна живой и здоровой. Эта тварь, что я подселил к ней, прикончит её сразу же, едва со мной что-то случится.
— Кабанисий сын, еганый виллод, потрох сучиный, хруставолкова сыть… — с уст разбойника полилась самая что ни на есть бессильная злоба. Едва он сделал шаг в сторону, как Ска выстрелила.
Огненный поток вырвался из сферы, струёй ударил в бородатую рожу головореза.
Сначала вспыхнули волосы, воздух тут же наполнился палёным смрадом. Мик взвыл, разом обратившись в живой факел. Огонь охватил кожу, едкими каплями пролился на штаны — плохо просушенная одёжа разве что шипела в ответ, но не спешила гореть.
Великан рухнул наземь, перекатываясь на спину, сбивая жгучее пламя. То шустро сошло на нет — саффиритова лазурь отчаянно и не безуспешно боролась с порождением чар.
Мик, скорчившийся на земле, походил на нечто невообразимое и бесформенное. Кожа бугрилась следами свежих, но малых ожогов. Парень закусил губу — выходит, не так уж и неуязвим этот поганец.
— С-сука, — кашлянул гарью разбойник. От его тела валил пар. Он скривился, когда ствол малурита вновь ткнулся ему в щёку — Ска времени даром не теряла. Рун подошёл к лежащему опасно близко. Мику стоило лишь протянуть руку, чтобы схватить чародея, но он не спешил.
— Что ж, ар-ро, или как ты там говоришь? Роли поменялись? Если со мной что-то случится — девчонка умрёт. Я нечаянно упал и утонул в луже? Моё проклятие свернёт ей шею. Споткнулся и напоролся на торчащий из пола гвоздь — проклятие заставит её выблевать внутренности. Может быть через рот, а может и…
Рун врал безбожно и беспощадно. Единственное, на что хватило его сил сейчас, так это создать лишь видимость.
— Ты получишь Читль, но автоматон останется со мной. Остальное ты слышал. Мне приказать всадить в тебя ещё заряд или достаточно?
  
Глава одиннадцатая, Лихорадка
 
У костра было почти тихо. Ночь лежала мягким покрывалом, трусливо ползла темнотой к огню — и столь же трусливо бежала прочь.
Воздух был приятен и свеж. Ухали, хлопая крыльями, ночушки, стрекуны не умолкали не на миг в своей любовной песне.
У Последнего из Двадцати щёки разве что не горели огнем. Он чувствовал, как к нему из темноты ползёт жуткое зло — простуда. Жар охватил лоб, озноб пробирал тело. Парню мечталось о шарфе и первом снеге. И паре часов на отдых.
Когда-то ему казалось странным, что Старый Мяхар временами пропадал из Шпиля, а возвращался донельзя довольным и счастливым. Взрослые молчали не желая смущать детский ум излишними подробностями. Сам же старик всегда говорил, что уходит отдыхать.
Юный ум негодовал — где, как не дома, среди сородичей можно найти отдых? Сплести совместное заклинание, поваляться в кровати до самого полудня, отдать время на откуп играм и игрушкам?
Мяхар лишь смеялся в ответ — он умел разбивать детские представления о мире камнем собственных взглядов, но не решился в тот раз. Это потом Рун узнал, что старый учитель менял чародейский халат на грязные лохмотья. Что заклинаниям и всемогуществу предпочитал кривой разбойничий нож и выходил на дорогу.
Грабил, насиловал, убивал.
По возвращению на него смотрели, будто на мясника. Будто кровопийца, насытившийся чужой жизненной силой, он вновь был полон тяги к жизни. А теперь, здесь, на поляне, среди сплошных угроз, ему казалось, что он чуточку начал его понимать.
Хворост уютно, почти по-домашнему трещал. Ска поймала дичь на ужин. Мик проявил недюженные способности и умудрился приготовить восхитительно прожаренное мясо. Не окажись этот великан тем, кем оказался — из него мог бы в самом деле получиться радушный хозяин и владелец корчмы.