Последний из Двадцати (СИ)
Глава шестая, часть вторая
Рун вообще не думал о подобных вещах. Взмокший, словно только что вылез из реки, измученный и уставший, он тяжело дышал, опрокинувшись на кровать. В голове бурлило помутнение — память словно стыдилась вспоминать то, что только что было.
Бесовка закинула одну ногу на другую.
— Ты не он.
— Кто? — Рун не сразу понял, о ком речь. Проигранка будто бы и не слышала его вопроса.
— От тебя пахнет как от него, в тебе, наверно, где-то даже есть его изначальная частичка. Ты не такой, как он.
— И какой же я? — парень и сам не знал, чего хочет услышать. Прикусил язык, вдруг вспомнив, что в случае победы дьяволица согласилась ответить на три его вопроса. Она едва обернулась, одарила его ухмылкой.
— Глупый, безрассудный, горячий. Не умеющий задавать вопросы. Молодой, — она села рядом с ним, коснулась ладонью лицом, второй рукой аккуратно коснулась вновь набухающего желанием и силой достоинства. — И здесь у тебя меньше.
Она вдруг выдохнула, и откинулась, безвольно рухнув на подушки.
— Ты хоть помнишь, о чём ты спрашивал меня?
Парень отрицательно покачал головой. До него доходил весь ужас: дьяволица очаровала его своими прелестями, заставила вожделеть — и наверняка в порыве страсти он шептал ничего не значащие глупости.
И получал в ответ их же.
Будь здесь Ска, он сгорел бы от стыда.
— Выше нос, мой маленький колдунчик. Сделка есть сделка. Я повторю свои ответы. Ведь таковы…
— Правила, — закончил он за неё и кивнул.
Изнутри его будто жгло огнём любопытства? Он буквально смотрел дьяволице в рот, надеясь поймать каждое её слово.
— Поначалу ты захотел знать, кто стоял за покушением на Шпиль. Знаешь, мальчик, ты мог бы придумать вопрос поинтересней.
— Не играй с моим любопытством, — чародей нахмурился. Меньше всего ему приходилось по вкусу ощущение, будто его вновь, как марионетку, дёргают за ниточки.
— Ты спрашивал то, на что уже сам знаешь ответ. Кровавые крючья, Ата-ман — разве это тебе ни о чём не говорит?
— Простая шайка разбойников во главе с хорошо вооружённым ублюдком? И всё?
— Ты ждал заговоров и интриг? Козней с соседних стран? Малыш, поверь, но великие низвергались в моё исподнее бродягами, пьяницами и тем, кому больше нечего терять. Иногда их толкает жадность и жажда наживы, иногда — заскорузлая идея под ржавчиной собственных измышлений о том, что и как правильно. Но итог всегда один — иногда великанов давят под сапогом карлики.
Рун прокусил губу до крови. Что вообще заставило его задать подобный вопрос? Словно памяти только и не хватало что упоминания, как она принялась выстраивать в голове чёткую картину.
— Я же говорила, что ты не он, — повторила бесовка. — Он бы знал, что следует спрашивать в первую очередь. Впрочем, если тебя это хоть сколько-то утешит — Ата-ман собрал не простую шайку разбойников. Ему удалось найти… уникальных в своём роде людей. Мне хотелось бы, чтобы подобные им оказались в коллекции моих игрушек, но какая жалость — они не играют с незакомцами на перекрёстках…
Как же, подумалось парню. Разбойники, что не любят бросить час-другой на откуп игре в карты? Скорее он бы уверовал в Архи.
— А вторым моим вопросом оказалась…
— Такая же незначительная мелочь, что и в первом. С тем же успехом ты мог спросить у меня о длине моего хвоста, — дьяволица соблазнительно подмигнула, поглаживая остроконечный отросток ладонью. Руну вдруг вспомнилось, как она придавила им собственного же собрата, чем сыграла ему на руку. Удача, что тут ещё можно сказать?
Властительница мрачных покоев продолжила: — тебе до зарезу было интересно, где остальные разбойники.
— Карта! — обрадовался чародей. Значит, он ещё не совсем утратил рассудок. Он осмотрел себя с ног до головы, будто забыв, что абсолютно наг. Дьяволица рассмеялась.
— Карта. Твоя мерзкая, противная, лживая кукла видела её своими глазами.
— Только видела?
— Ты просил её лишь показать, — пожала плечами безымянная бесовка. Разговора о передаче из рук в руки не было ни слова.
Парень сглотнул. Что ж, может это и не то, что он требовал от придорожных бесов, но то же неплохо.
Бесовка комкала в руках простыню, норовя в любой момент обратить её в дранину из тряпок.
— Если ты когда-нибудь надумаешь от неё избавиться — дай мне знать. Я соберу из этого набора гаек что-нибудь поинтереснее. И соответствующее её лживой натуре!
— Ты же тоже играла нечестно… — заступился за автоматона Рун, но бесовья мать приложила палец к его губам, заставила умолкнуть.
— А третий…
— Третий был не вопрос, а требование. Наверно, когда глас разума окончательно утонул в твоих розовых мечтах, твоими устами заговорила его наука.
Рун нахмурился, покачал головой.
— Что ты такое несёшь?
— Ты потребовал их хвосты.
У парня вновь пересохло в горле. Не сразу, но он сообразил, что бесовка говорит не про хвосты разбойников, а тех двоих проигранцев.
Она лишь хлопнула в ладоши, как с треском разверзлась земля. Из самих глубин преисподней потянуло чёрным, как сажа, дымом.
Бесы уже стояли на коленях. Поросячьи глазки налились крупными, едва ли не с яблоко, слезами. Мохнатые, кривые руки с узловатыми пальцами были сложены замком — проигранцы смотрели на чародея, как на свою последнюю надежду.
Вместе с дымом они принесли стенания — одно горше другого. Рун смотрел на них и вдруг ощутил себя неловко: зачем ему их хвосты? Чего он сам хотел этим добиться? Или глас старого Мяхара в нём?
Парень не знал. Знал только то, что из жутких, бесовьих завываний членораздельной и понятной была разве что слёзная мольба оставить их хвосты при них.
Там, на игровом поле они были другими, стократ опасней и яростней. Сейчас же — просто жалкими.
— Мы что угодно, госпо́да! — выводил хрипатые рулады горбатый бес. Его собрат шмыгал носом, что малое дитя и вторил ему.
— Что угодно! Что угодно!
— Ты только слово — как мы тут, там, здесь и тебе на блюде! — желание говорить в рифму будто бы выветрилось из них вместе с злорадством.
— Чего потреба, мы хучь с неба, хучь с земли, а достанем! Клинок царский, машину из земель виранских какую… Ты только хвост…
— Хвосты, — точас же поправил его рогач. — Хвосты не трогай!
— Мы всяко могём. В пределах разумного.
Рун скуксился — кто ж их, безобразных знает, где у них предел, да ещё и разумного? Он обернулся к бесовке — та протягивала ему на ладони небольшой сапожный нож. При одном его только виде проигранцы запричитали пуще прежнего.
Парень присел на корточки.
— А если мне не сейчас нужна помощь? Потом, в будущем?
— Не изволь покою не знать, господа! Мы тебе — вона чё! — на мохнатой ладони, будто монета едва ли не золотом горела печать.
— Маргулитовая, — словно цепляясь за хвост своих надежд заговорил рогатый, страстно кивая головой и широко разводя руками. — Как мы тебе треба, так ты печать разломишь — тут уж и мы к тебе, как за картёжный стол, бегом побежим!
Рун кивнул, принимая дар из рук придорожных бесов. На их мордах тотчас же отразилась неудержимая радость. Выдохнув от разочарования, дьяволица вновь хлопнула в ладоши. На этот раз решила расступиться стена. В глаза юного чародея тотчас же ударил яркий, почти ослепляющий свет. Под ногами, будто сама собой и из ниоткуда разлеглась лестница.
— Твоя мерзкая вральная кукла там, наверху. Ждёт тебя.
Рун не успел сделать и шага, как она его остановила.
— Подожди, мой маленький колдунчик. Неужели тебе не хочется знать, кто такой Вигк? Обещаю, что за этот ответ не возьму платы.
Внимание Руна вновь было приковано к бесовке. Та жутко и самодовольно оскалилась.
— Вигк — виранец…
***
Руну казалось, что он будет отдыхать неделю, если не две.
Когда он поднимался по лестнице, то прятал в глубине души детский, почти наивный страх, что стены вот-вот сойдутся и раздавят его на середине пути. В конце концов, зачем бесовьей матери отпускать того, кто её обыграл? Потому что это не по правилам?