Athanasy: История болезни

К тому же, как она объяснит, куда ей нужно идти? «Приведи меня к одной конкретной кучке шахтёров из тысячи?» Нет. Это не сработает.
Нет пути назад. Но без Глупого у неё нет смысла идти вперёд.
В груди, где-то под рёбрами, словно открылась жадная чёрная пасть, высасывающая из тела силы и тепло. Бесполезным мусором в памяти всплыло имя этой пасти – отчаяние.
Полынь уселась на пол и привалилась спиной к стене. Потом медленно, страшась собственной идеи, провела по стене рукой.
Один проводник всегда рядом. Всегда готов помочь. Но цена этой помощи каждый раз грозила стать слишком высокой. Разговаривая с Плёнкой, Полынь ощущала себя спичкой, просящей помощи у пожара.
– Просто голос… – прошептала она вслух, – просто очень громкий голос в голове…
Она закрыла глаза и осторожно откинула голову назад. Затылок прижался к трепещущей плоти, после чего погрузился в стену.
Выгнать собственные мысли из сознания нелегко. С каждым ударом сердца тело нагнетало в голову страх, вливало бурлящую кровь, от которой тяжелели виски, а на глазах выступали слёзы. Стоило только разогнать стайку слов, крутящихся в черепе, как на их месте начинало клубиться что-то тёмное и пугающее, не требующее формы для того, чтобы существовать.
Полынь нахмурилась и сосредоточилась на мысли о том, что нужно перестать мыслить; из-за этих усилий она не заметила, как в голове начал шептать чужой голос:
– Нет страха. Нет боли. Только то, чего ты захочешь. Мы существуем для тебя. Послушай наши песни.
Полынь судорожно схватилась за горло. Слова прозвучали не просто в голове – они донеслись из её рта.
Усилием воли она удержала голову на месте. Затылок нагрелся; граница между стеной и собственной кожей перестала ощущаться, и от этого становилось только страшней.
– Мне не нужны песни, – сказала Полынь, – мне нужна помощь.
– Мы знаем, – рассмеялась она в ответ на собственные слова. – И мы можем помочь.
– Приведи меня к моему дому, к моим рабочим. Приведи меня к Глупому.
– Зачем тебе идти к нему, если можно привести его к тебе?
– Нет! – Полынь взволнованно дёрнулась, но не осмелилась встать. – Ты можешь потушить его! У него в голове совсем ничего не осталось!
– Он сильнее, чем ты думаешь… Наше общение с ним длится дольше, чем с тобой.
– Но я оказалась в этом месте раньше! Что это значит? Отвечай!
Затылок мягко отпружинил от стены; Полынь по инерции дёрнулась вперёд и чуть не прикусила язык. Голова болталась на плечах, словно пустой и лёгкий шарик: выметены и выжжены свои мысли, ушли бесследно чужие.
Из горла вырвался стон, полный боли и страха; но она не двинулась с места. Дело сделано. Если Глупый и сможет прийти под руководством Плёнки, то придёт он именно сюда.
Значит, остаётся только ждать.
Иногда на поверхность стены или потолка медленно выныривали целые костяки: полуоформленные тела, слепые и немые. С мучительной неторопливостью они дрейфовали мимо; неоднородный поток извивался и закручивался, колыхая их, отчего казалось, что тела загребали руками и ногами, словно самые раздетые в мире пловцы.
Некоторое время Полынь развлекалась, пытаясь оторвать от стены одно из тел целиком, – но каждый раз оно распадалось прямо в руках, а его фрагменты бесследно рассеивались в плоти. Вскоре это безнадёжное дело ей надоело, и она принялась за своё любимое занятие: охоту за светящимися гнойничками.
Но даже это удовольствие быстро наскучило. Нервное ожидание мешало радоваться в полной мере; страх убивал любую попытку сосредоточиться на своём деле. Вскоре Полынь обнаружила себя неподвижно стоящей посреди тоннеля – словно столб из мяса и кости, подпирающий просевшее брюхо потолка.
Это её не удивило. Даже не напугало. Просто оставило равнодушной. Она поленилась даже лечь. Закончились стимулы, способные вызвать реакцию, и уставший разум остановился.
Пересохшие глаза вдруг моргнули – впервые за долгое время. Впереди, в просвете тоннеля, вдруг мелькнула тень. Она становилась всё больше и больше, обрастая формами и деталями. Дёрганая, пошатывающаяся, она приблизилась и превратилась в шахтёра.
 
Он судорожно держался за голову обеими руками, словно пытался проковырять киркой висок. Тощие ноги подкашивались, отчего он то и дело ударялся о стену или падал на колени – но раз за разом вставал и упорно шёл дальше.
Полынь с лёгким неудовольствием шевельнулась. Раскрытые глаза увидели что-то новое, и это пробудило непрошенный и нежеланный, но такой привычный стимул – любопытство.
Шахтёр доковылял до неё и упал на пол, наконец разжав сведённые пальцы. На его виске остались багровые отпечатки.
– Госпожа Полынь… – прошептал он. – Голос звал… Без остановки…
– Это я его попросила, – мстительно и злобно ответила она.
Но её душу почему-то наполнила радость.
Арка, сплетённая из белёсых нитей, оказалась на месте – островок стабильности в изменчивом окружении.
– Зачем мы здесь? – спросил Глупый. – Мне нужно работать… Иначе не покормят.
Полынь молча взяла его за руку и шагнула в проход.
Ещё один зал, длинный и полутёмный. Белые участки стен чередовались с привычно красными, из которых тускло сияли редкие пузырьки гноя, – они силились наполнить пространство светом, но получилось у них лишь сгустить ещё больше теней.
Пол устилали толстые канаты и жгуты; то тут, то там они завивались в узлы и поднимались с пола столбами, доходящими до потолка. Десятки и десятки столбов занимали всё пространство зала, превращая его в лабиринт без стен. Они как будто втягивали в себя немного плоти из пола и стен, отчего прослойки красного и розового в них перемежались с белым, придавая столбам смутно праздничный вид.
Столбы ветвились в стороны вездесущими белыми нитями – растопыренные лапы висели в воздухе, словно пытались нашарить друг друга и сцепиться, чтобы переплестись в новый канат. На этих отростках висели странные полусферы; бугристые и сморщенные, изъязвлённые множеством канавок, они блестели от влаги, которая непрерывно выделялась из столбов и сочилась по всему вокруг.
Полынь осторожно коснулась ближайшей морщинистой сферы. Та даже не покачнулась. Отросток столба не просто удерживал округлый ком серой плоти в воздухе – он прорастал глубоко в сферу, создавая путь множеству толстых сосудов, пульсирующих от внутреннего давления.
Десятки ветвей на каждом столбе… Полынь прищурилась, пытаясь разглядеть противоположную сторону зала, но не смогла увидеть ничего, кроме новых и новых рядов белых колонн.
– Сколько же их там… – прошептала она, словно боясь нарушать тишину странной пещеры.
Постепенно схлынула дрожь удивления и опасения. Полынь постояла на месте, ожидая невероятных чудес; прошлась из стороны в сторону, каждый раз оглядываясь на Глупого, чтобы не заблудиться в трёх шагах от выхода; потрогала ещё несколько уродливых сфер. Никакого результата.
– Ну и как нам это поможет? – раздражённо сказала она. В груди уже закипал привычный гнев, побуждающий расколотить несколько сфер в кровавые брызги, но его пока удавалось сдержать.
– Может, если бы было побольше света… – неуверенно сказал Глупый.
– Увеличиваю яркость дневного освещения, – внезапно прозвучал бесплотный голос.
Полынь завертела головой. Обладатель спокойного голоса мог находиться где угодно; в тенях за столбами могли бы спрятаться десятки людей. Если неожиданный обитатель пещеры и был где-то рядом, то он мудро предпочёл не показываться ей на глаза.
Глупый же замер на месте, недоумённо нахмурившись.
– Б… Б-бомануар?.. – он с трудом произнёс непонятное слово и поднял голову к потолку.
– Господин! – воскликнул голос. – Вас так давно не было дома… С вами всё в порядке?
Полынь уставилась на Глупого во все глаза; тот испуганно и беспомощно оглянулся на неё.
– Продолжай говорить!.. – тихо прошипела она, стараясь не спугнуть невидимого собеседника. – Говори и вспоминай!