Продолжение записок сумасшедшего анимешника, который переехал в Японию, стал мастером боевых искусст

Коу кивнул.
— Ты прав.
— А?
— Это дилемма, — сказал я, присаживаясь на парапет и сцепляя руки. — У неё нет простого решения. Твоя мать разумеется подозревает, что тебе неприятно, даже не сомневайся. Тем не менее, между вами сейчас действует негласное правило ничего не говорить. Это своеобразный защитный барьер между вами. И для неё, и для тебя. Иной раз такие нужны в человеческих отношениях. Если ты заикнёшься про деньги, что ты не хочешь, чтобы она и дальше работала, ты его разрушить. Её будет болезненно — всё равно что содрать пластырь.
Ну а если ты будешь молчать… Сам понимаешь. Барьер останется. С ним можно уживаться, на самом деле. Принимая его во внимание, можно даже построить хорошие, доверительные между матерью и сыном, на которых будет зиять единственное чёрное пятно, и которые тем не менее будут цельными.
Ты можешь считать, что молчать про деньги будет эгоистично. Ты прав, но только отчасти. Оба этих варианта на самом деле эгоистичны. И нет. Если ты всё расскажешь и начнёшь просить её бросить работу, ты разрушить всё то, что она старательно пыталась сделать в плане ваших отношений. Зачем? Ради неё? Наверное. А может и себя самого. Если ты не будешь говорить, это будет лёгкий выход — просто не трогать бремя, которая висит на ваших отношениях. Закрыть глаза и сбежать… Тоже очень эгоистично.
Здесь нет правильного варианта с моральной точки зрения. Нет здесь правильного варианта и в смысле наилучшего развития взаимоотношений внутри вашей семьи. И в той, и в другой чаше — горький напиток. Это уксус, в который положили ложку сахара. Так что… только тебе решать.
Я бы посоветовал бросить монетку, но это будет полный идиотизм.
Забрать деньги я тоже не могу. Если ты меня об этом попросишь, это тоже будет выбор с твоей стороны. Собственно, это в любом случае будет твой выбор, парень.
Ясно?
Коу молчал.
Сперва он выглядел немного обескураженным моей тирадой, но затем пришёл в себя и кивнул.
— Я… понимаю.
— Хорошо, — я поднялся и пошёл на выход
Я был уже одной на лестнице, как вдруг остановился и прибавил:
— И вот ещё какой момент… Можешь попробовать соврать.
— Ах?
Не говоря больше ни слова, я вышел и прикрыл за собой скрипучую железную дверь.
Там, с этим справились. Теперь… возвращаемся к работе.
…
…
  
Глава 51
 
Интервью
 
POV Коу.
Сенсей ушёл.
Дверь за ним скрипнула и закрылась.
Коу ещё некоторое стоя на месте и смотрел на серый бетон у себя под ногами.
Затем приподнял голову, чувствуя прохладный ветер в своих неряшливых волосах — вспышка воспоминаний, мать ведёт его за руку в парикмахерскую — и вздохнул.
«Это твой выбор».
«Я бы посоветовал бросить монетку, но это — сущая глупость…»
Коу повернулся и стал медленно спускаться вниз.
Собственно, размышлял он по дороге, Сенсей был прав: именно ему, Коу, следовало сделать этот выбор.
По правде сказать, он почувствовал облегчение, когда Сенсей впервые завёл свою тираду; на долю секунды Коу подумал, что сейчас последний даст ему чёткий ответ, что именно нужно делать.
Вместо этого его обдали холодной водой.
Обдали весьма заслужено, разумеется. В реальном мире редко бывают «правильные» варианты. Не каждая задача имеет конкретное решение — особенно когда дело касается человеческих взаимоотношений. Довольно часто приходится делать выбор; довольно часто он бывает болезненным.
Спустившись на улицу, Коу побрёл в сторону метрополитена. Домой он возвращался в раздумьях. Между делом он заметил, что не особо следит за конвертом у себя в кармане. Казалось бы, такой сумму следовало вообще не выпускать из рук, и всё же, хотя в этом и было стыдно признаться, Коу подсознательно хотелось её потерять.
Этого не случилось, и домой он привёз деньги в целости и сохранности.
Ещё в прихожей он почувствовал запах пиццы; некоторые дети мечтают есть такое каждый день — для него это была обыденность.
Мать сидела за кухонным столиком и смотрела в телефоне. При виде своего сына она положила его на скатерть и улыбнулась улыбкой, которая всегда вызывал на сердце Коу неизъяснимую муку, а вместе с тем некое странное, непривычное для него ощущение почти садистского раздражения.
 
Он резко подвинул стул и сел за стол.
Во время еды они обыденно молчали. Иной раз мать — осторожно — вкидывали несколько тем для разговора, — про его учёбу, друзей и так далее, — иной раз, если Коу был в хорошем настроении, он ей даже подыгрывал.
Это была та самая игра, про которую рассказывал Сенсей. Это было общение, которое происходило через ширму. Теперь Коу понял, что подобное затрагивало их всё чаще и чаще. Вполне возможно, что ещё через пару лет они действительно смогут построить особенные отношения — наподобие тесной комнаты с большим шкафом, который никогда не открывают.
В сущности, многие отношения выглядят именно таким образом, и Коу понимал — теперь понимал — что его настойчивое желание даже не открыть этот шкаф, а пнуть его ногой было сущим ребячеством.
Это был первый вариант.
Был и другой.
Открыть его.
Прямо сейчас в кармане Коу, в белом конверте, лежал ключ.
Нет, разумеется сперва ему нужно было придумать оправдание, откуда у него вообще такие деньги. Возможно, следовало несколько преуменьшить их количество, чтобы сумма не выглядела слишком страшной. Для этого придётся составить тщательно продуманную ложь, потребуется время, усилия, ведь Коу никогда не умел этого делать, но…
Но всё это были оправдание, подумал Коу, лёжа в своей комнате поздним вечером и поднимая перед глазами белый конверт.
Он просто оттягивал момент своего решения.
Благо, делать это можно было… почти бесконечно.
…
…
…
POV Кей
Кей был, пожалуй, самым неподходящим человеком, чтобы вести шпионскую деятельность.
С одной стороны, он действительно умел и привык маскироваться. С другой, сама необходимость постоянной маскировки делала его неподходящим кандидатом. Шпион должен быть непримечательным. Он должен уметь «не выделаться». Кей, сидя на скамейке в парке в серой ветровке и тёмных очках, напоминал пародию на шпиона из комедийного фильма — даром что газета, за которой он прятался, не была неперевёрнутой.
Это был выбор из двух зол, на самом деле. Оденься он менее примечательно, и его могли узнать.
Сейчас он тоже привлекал внимание, но только потому что был странным. Это было терпимо. Прохожие иной раз пытались полоснуть его хмурым взглядом, но не более того. Затем в парке появилась другая, ещё более примечательная фигура — чернокожий — и Кей почувствовал, — он вообще был довольно чувствительным, — как люди начинают смотреть уже на него.
Парень выдохнул и поблагодарил Японию за её консервативность.
Иронически, разумеется.
На самом деле он придерживался противоположных политических взглядов и жертвовал внушительные суммы организациям, которые боролись за права меньшинств и людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. С его стороны это была немного странная щедрость, учитывая глубокий цинизм, который пронизывал его характер, но…
Кей прикусил губы.
…На всё были свои причины.
Наклонившись над газетой, он стал внимательно следить за людьми, которые ходили в парке. В основном это были парочки, которые держались за руку и умилительно ворковали под деревьями. Ради интереса, Кей пытался найти среди них пару из двух женщин или двух мужчин, когда взгляд его наконец зацепился за искомую фигуру.
Парень прищурился.
На мощёной тропинке показалась высокая и худая девушка, одетая в чёрное платье… Немного странный наряд для этого времени суток и обыкновенной прогулки.
Волосы её были длинными, прямыми и предельно черными. Девушка была статной. Кожа её была чистой. Ногти — совершенно не крашеными, прямо как у Марии, хотя с недавних пор Кей пытался уломать последнюю покрасить их в чёрный. Её длинная лебединая шейка держалась необычайно прямо… и немного возбуждала.