Тайный знак
Подложив под голову диванную подушку, брошенную на пол, Ася долго смотрела на огонь, а потом заснула. Миша тихонько, боясь разбудить, снял с нее босоножки, укрыл пледом и, не удержавшись, поцеловал в губы, пахнущие клубникой и молоком. Ася не проснулась. Он уткнулся носом в ее затылок, обнял покрепче… и неожиданно отдернул руку. Аськин талисман вывалился из-за ворота майки и зажужжал под пальцами, словно пойманная муха. Миша ухватил его за кончик, и жужжание прекратилось. Он привык, что эта штука всегда на Асе, но никогда не верил, что она становится то теплее, то холоднее. Странная палочка, и значки на ней странные… Он вспомнил, как удивился дед, когда впервые увидел палочку на Асиной шее. Что он знал об этом талисмане? Теперь уже не скажет… Надо бы найти объяснение, почему секунду назад эта палочка, как живая, дрожала в руке. Объяснения не нашлось, и Миша заснул.
Спали они долго, до тех пор пока полуденное солнце, продырявив острыми лучиками ставни, не начало щекотать им носы. Ася проснулась первой и чихнула. Миша тоже чихнул и только потом проснулся. Покрытые налипшими волосами от старой оленьей шкуры, они напоминали дикобразов. Миша скорчил рожу и зарычал:
– Я снежный человек и очень люблю девочек, которые едят клубнику и пьют молоко! – Он схватил Асю за запястья, прижал к полу и принялся целовать.
– Мишка, ну перестань. – Ася отбивалась, хохоча, а он целовал ее и не мог остановиться.
Старая оленья шкура разлезалась по швам. «Ну, что же вы, как дети, право. Имейте совесть! Сейчас лопну», – казалось, жаловалась она. В конце концов она действительно лопнула – в тот самый момент, когда произошло чудо и две человеческие половинки соединились в одно целое.
Затем, испытывая неловкость от обуревавших вопросов и не решаясь задать их вслух, Ася и Миша отпрянули друг от друга. Но очень скоро забрались в сырую кровать голышом, чтобы продолжить поиски ответов.
Неужели произошло то самое, вокруг чего так много запретов и мифов? Почему человеческое тело устроено так неудобно? Почему не было крови? Почему больно? И самое главное: куда делось то сладкое облегчение, которое они испытали, целуясь взасос и обнимаясь до беспамятства?
Клацая пружинами, старая кровать вопила о пощаде. Вместо серьезного отношения к серьезному делу эти двое вдруг затеяли «подушечную» войну. Нахохотавшись, напрыгавшись, они наконец слиплись голыми животами, повторяя пройденное. На этот раз получилось гораздо слаженнее и приятнее.
Если бы в тех самых животах не заурчало от голода, они бы и не встали с кровати. Но голод не тетка, и Мише пришлось наскрести какие-то копейки в маминой сумке, валявшейся на кухне, оседлать велосипед и отправиться на станцию за хлебом и молоком.
Когда Мишка укатил, Ася отправилась в огород за клубникой. Быстро набрала полное ведерко и пошла к дому мимо елки. Нижние ветви, разросшиеся и колючие, почти лежали на земле. Несколько веток, довольно больших, были сломаны. От елки пахло смертью. Ее родители погибли в новогоднюю ночь, и с тех пор запах хвои соединился в голове с бедой. С недавних пор с бедой соединились и ландыши.
Ася ускорила шаг и поднялась на веранду. Вытащила из дома кресло-качалку, уселась и стала смотреть на небо. При каждом качке верхушка елки втыкалась в пушистое брюшко облака, похожего на зайца. Закатное солнце, вспыхнув, как зажигалка, вдруг подпалило ему лапы. Ася прикрыла глаза и продолжила фантазировать. Вот возьмет и нарисует картину, на которой будут елка и облако-заяц. В темную зелень елки она впишет знак со своего талисмана – тот, что похож на буквы А и М, соединенные друг с другом. Его значение она давно поняла, а теперь и подавно: «Ася и Миша forever». Ася улыбнулась и нащупала талисман на груди. Он был очень горячим, и вдруг она чуть не свалилась с кресла: от елки к ней шла царевна из детских снов, сияя золотом царских одежд. В руках была книга, которую она протягивала ей.
Ойкнув, Ася зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела Мишку. Он дул ей в лицо, пытаясь разбудить.
– Миш, я правда спала? Слава богу! Знаешь, так испугалась, жуть! Там, в елке, царевна живет. Она ко мне вышла с книгой, а я от страха чуть концы не отдала.
– А волка не видела? – пошутил Мишка. – Он тоже там сидит, зубами щелкает.
– Нет, волка не видела, только зайца в небе.
– Зайца? – присвистнул Миша. – Нормально… Конечно, заяц должен быть в небе, а где же ему еще быть?
Ася всем своим видом изобразила смертельную обиду:
– Ты думаешь, что я чокнулась, что вещие сны со старухой и царевной – бред, а живой талисман – моя больная фантазия? Если ты мне не веришь, как же мы будем жить?
– Знаешь, Аська, иногда верю, иногда нет, но я не сомневаюсь, что это все – чистая правда. ТВОЯ правда. Художникам так положено, а я – скучный технарь. Завидую. Мне бы такое воображение! Хотя, если честно, сам обалдел, когда твой талисман у меня в руке завибрировал, как живой.
– А что я тебе говорила! Никто мне не верил, только твой дед Михаил. Он тогда еще, давно, когда мы были маленькими, рассказал, что талисман не простой, что он видел похожий. Еще помню, что талисман нашли внутри книги какой-то. Я не очень тогда поняла, а вот сегодня мне вдруг книга привиделась.
– Значит, скоро и книгу найдем. А пока давай слопаем чего-нибудь. Живот свело. Смотри, тут два пирожка с горохом. Еле удержался, чтобы не заглотить. К соседке зашел, она еще и картошки отсыпала. Живем!
– Ура! Только долго мы так не протянем, – загрустила Ася. – Но в город не хочется! Вот если бы можно было тут жить всегда, чтобы никого больше – только ты и я!
Глава двенадцатая
Когда дети уехали, Клава попыталась дозвониться до Вениамина. Телефон не отвечал. На следующий день после работы она зашла на Котельническую. На смене была знакомая Клаве вахтерша. Себя она называла консьержкой, но Клаве было плевать на стилистические тонкости, вахтерша она и есть вахтерша, чего бы там о себе ни воображала.
Верочка была «прикормленная». Клава всегда, когда приходила с сыном к Карпинской в гости, оставляла Вере шоколадку. От нее она узнала, что Веня с час как вернулся. Поднялась на нужный этаж, позвонила, потом постучала, но дверь никто не открыл. Решив, что Вениамин, скорее всего, заснул, уже собиралась уйти, но тут в дверном глазке мелькнула тень.
– Вениамин, это я, Клава. Открой!
Но дверь так и не отворили. Пришлось спуститься и предупредить Веру, что она уходит, но вернется через часок-другой.
Клава вышла из подъезда и отправилась «на гаражи» – так жильцы дома называли площадку, где выгуливали детей. Именно там можно было встретить тех, кто с удовольствием расскажет о семье Карпинской. Детей «пасли» скучающие нянечки, которые никогда не рискнули бы сплетничать о хозяевах, но с большим удовольствием могли поделиться своими наблюдениями за жизнью соседей. Лицо одной женщины показалось Клаве знакомым. Няня шестилетней девочки, игравшей неподалеку, тоже признала в Клаве ту, что на поминках Карпинской ни минуты не сидела на месте – все подносила и подносила еду. Разговор у них завязался душевный, и из этого разговора Клава поняла, что дело плохо: Вениамин совсем замкнулся, ни с кем из соседей не общается, и ходят слухи, что вроде бы он вместо приемной дочки, которую он куда-то отправил, привел в дом своего сына. Парнишке на вид лет пятнадцать, только с ним его и видят. Сынок очень на отца похож – такой же стройный. И походка, и фигура – все отцовское.
Такого поворота Клава не ожидала. Оказывается, тот, кого Таня и Ася приняли за любовника Вениамина, его внебрачный сын, и, стало быть, Аськины шансы получить квартиру или хотя бы приличную часть наследства тают на глазах. Надо было действовать немедленно, и Клава решила сегодня же поговорить со знакомым юристом.
Вернувшись к вахтерше, она предупредила, что уходит, но оставила свой телефончик на всякий случай, например если Верочке понадобится что-нибудь из продуктового дефицита. Верочка тут же раскололась – шепнула, что Веня с мальчиком пришел, потому и не открывает; ходят слухи, что этот мальчик его сын.