Андрей Юрьевич (СИ)

При этом поняли ошибку. Торговец всего один позарился, а остальные подходили, вертели в руках «игрушку» и вопрошали, а нет ли настоящего боевого меча али сабли? Да, это не двадцать первый век, оружие ещё украшением стен не стало. А если и стало, то торговцы с Краковского рынка в эти дворцы ходу не имеют.
Осознав ошибку, на следующий месяц повезли на продажу саблю из синего харалуга. Длинна чуть больше метра и вес (как точно измерить?) порядка двух кило. И вот за неё получили уже пятьдесят гривен. Расплатились в самой разной серебряной и золотой монете, но Глеб Зеремеевич оценил эту гору монет в пятьдесят новгородских гривен — пять кило серебра.
Два ножа воронёных ушли за десять тех же больших гривен оба. Больше пока в Краков не возили. Слишком часто появляться с таким товаром — явная глупость. И разбойнички заинтересуются, и польские магнаты могут. Рано к себе внимание привлекать.
Так-то оно конечно, для отдельного человека семьдесят пять гривен — это приличные деньги, но для княжества, в котором восемьдесят городов, это даже не слёзы.
Примерно столько же принёс другой продукт. В керамических кувшинах из белой глины, далеко не фарфор пока, продавали жидкое ароматизированное цветами шиповника мыло. Кувшин продавали по десять кун. Куна — это не монета. Это такой собирательный образ. Если это восточный дирхем, то его вес порядка двух с половиной грамм, даже к трём ближе, если европейский денарий, то он чуть тяжелее, где-то три с половиной грамма. Попадались и римские динарии, так те и больше и толще, грамм под семь, наверное. И всё это куна. И русский сребреник весом около четырёх грамм теперь тоже куна.
При продаже мыла, говорили, что купили его у арабских купцов. В результате, за две поездки Наума Изотыча в Краков продали триста приблизительно двухлитровых кувшинов на общую сумму три тысячи кун. Если на новгородские стограммовые гривны пересчитывать, то шестьдесят гривен или шесть кило серебра, если на киевские, вес которых пятьдесят грамм, то сто двадцать гривен.
И всего этого еле-еле хватило, чтобы дружине заплатить за полгода.
Нужно быстрее заканчивать перевооружение армии и заниматься торговлей — добычей серебра, а то эта армия разбежится.
Событие пятьдесят третье
O tempora, o mores!
О времена, о нравы! (Цицерон).
Свадьба назначена на осень. Приблизительно на первое октября. И теперь вообще не понятно, состоится ли. Нет, невеста согласна… А куда ей деваться. Родственники невесты согласны. В смысле, Гедимин даже рад, а не просто согласен. Тем более, что уже через несколько месяцев князю Владимирскому Андрею Юрьевичу предстоит за это согласие расплачиваться. Гедимин затеял поход на Киев. И зятёк должен привезти под его знамёна шесть сотен конных ратников и полторы тысячи ополчения. Плюсом сын Гедимина, тоже как бы кормящийся на землях Андрея Юрьевича, должен привести сто конных воев и пятьсот пеших. Начинать Гедимин завоевания Киевщины собирается с Житомира.
Как там было в реальной истории неизвестно, но скорее всего, и там золотоордынцы выступили на стороне киевских князей Станислава Киевского и Олега Переяславского, происходящих из путивльских Ольговичей. (Ветвь дома Рюриковичей, произошедшая от князя Олега Святославича, внука Ярослава Мудрого). Но тут разозлённый неудачей под Каменцом и данью мышиными шкурками хан Узбек приведёт большое войско. Вернее, он про Гедимина ничего не знает и пойдёт войной на Андрея Юрьевича. Нда! А там ого-го какое войско встретит. И надо бы как-то так устроить, чтобы сначала Гедимин с ордынцами сразился, а уж потом галичане и волынцы поганых добьют.
Идеальным вариантом было бы почти полное истребление, как войск Гедимина, так и войск Узбека с Ольговичами.
И вот теперь все эти рассуждения можно выбрасывать коту под хвост. Да, поделись с богом своими планами, рассмеши его. Второго сентября прискакал гонец с Перемышля и принёс печальные вести.
  
— Княже, на твои земли жупаны напали. Зорят селища и смердов в полон угоняют. В Перемышле в осаде сидят всего три десятка воев, а так в основном смерды и горожане ополчённые. Когда я уезжал, пришла весть, что и Самбор жупаны осадили.
— Жупаны? — блин блинский! Ведь князь Андрей Юрьевич должен знать, кто такие «жупаны».
— Они, княже, совсем унгры нас бояться перестали! — оскалился гонец.
Вона чё⁈ Вспомнил Виноградов, кого жупанами называют. Это шайки венгров, которые грабили приграничные с Венгрией земли ляхов и русов. Та же самая шляхта, только венгерская. Соберутся несколько дворян, возьмут с собой с сотню воев, нападут, пограбят беззащитные сёла, уведут в рабство к себе крестьян. Женщин всех снасильничают, стариков поубивают. Если смогут с наскока город взять, то и его ограбят.
— Долго ли добирался? — карт как не было пять месяцев назад, так и нет. Есть очень приблизительная схемка. Сейчас на неё Виноградов и смотрел, через Львов до Самбора вёрст сто восемьдесят.
— Два дня, княже, двух пристяжных коней загнал.
Мечеслав Дедько — теперь уже не просто выживший в сече под Каменцом сотник, а настоящий воевода, прибежал вслед за гонцом и стоял рядом тяжело дыша.
— Збираемся, княже⁈
— Естественно. Всех… Подожди, воевода. Мысль мне пришла. Нет, ты свои… все три с половиной сотни, срочно собирай и выдвигаемся. А вот дальше? У нас есть полторы сотни арбалетчиков с копейщиками. Есть десять тяжёлых арбалетов, есть десяток спецназовцев, и есть двести семьдесят милиционеров. Вояки из молодёжи этой пока никакие, но пленных сопровождать и венгерских крестьян гнать сюда могут же. Из них почти сотня конных. Если жупаны эти побегут, то преследовать и добивать в спину смогут. Всех берём. Ну, этих я на тысяцкого повешу. А ты с дружиной готовься через пару часов выезжать.
— Я через Львов ехал, их тысяцкому передал про набег жупанов, они свою дружину и ополчение обещали к нашему приходу подготовить.
Тысяцкий Владимирский — боярин Андрей Молибогович появился раньше, чем профессор хотел за ним послать. И появился весь в железе. Роскошная кольчуга со стальными пластинами на груди, шлем с бармицей. Меч на поясе. Стальные пластины, пришитые на штанину выше колена. А позади оруженосец, нужно понимать. Стоит вьонош размерами и статью с этого рыжего великана и держит толстенное копью и круглый щит сверкающий медным умбоном.
— В Самбор выдвигаемся. На тебе Андрей Молибогович милиционеры, и копейщики из арбалетной сотни. Самих арбалетчиков я на коней посажу и с ними следом за дружиной выезжаем. Ну и два десятка подвод обязательно с большими арбалетами, людьми и запасом стрел на тебе. Выходите по готовности, но сильно не тяните, а то без добычи останетесь.
— Я свою полусотню ещё возьму. Много новиков, как раз опыта наберутся в этом походе. Да и остальные бояре сбираются уже, тоже свои дружины поведут. Умоем жупанов их же кровью!
Событие пятьдесят четвёртое
Persona grata
Желательная персона
Кроме всего прочего Андрей Юрьевич не забыл и о зяте. Младший сын Гедимина — Любарт перешедший в православие и принявший имя Дмитрий, после возвращения тяжелораненого тестя один раз всего показал нос из своего малюсенького Любарского княжества. Да и то вместе с отцом приехал.
— Ты, Левонтий, передай князю Димитрию, что ежели через два дня он с сотней не выйдет в поход, и не догонит нас у Самбора, то княжество я у него изыму, — напутствовал Андрей Юрьевич посланника — помощника тысяцкого боярского сына Левонтия Чёрного. Чёрный это не фамилия — это прозвище, и не волосом он чёрен, и не глазами. На левой щеке воина большое тёмно-коричневое родимое пятно. Практически во всю щеку. Смотрится паршиво. Видимо чувствуя, что внешний вид у него не самый благообразный, Левонтий носит шелом с бармицей, прикрывающей лицо, практически всегда.