Андрей Юрьевич (СИ)

— То воровство, Андрей Юрьевич! — тоже глянув на язык монашка пробасил появившийся весь пропахший своим и конским потом сотник Мечеслав.
— И что делать будем? — Виноградов себе задал вопрос. Про то, что вор в эти времена — это не тот, кто деньги украл, а тот, кто власть хотел украсть, профессор читал. А вот про то, кто занимается в четырнадцатом веке дознанием и поиском преступников, да и вообще охраной правопорядка в городе, не знал ничего.
— Тысяцкого нужно кликнуть, — в палату незаметно и епископ Владимирский Афанасий проник.
— Тыс… Так чего не позвали раньше, зови! — рыкнул Андрей Юрьевич на сотника.
А кто такой тысяцкий⁈ Эх, мало он успел у настоящего князя узнать. Тысяцкий — это тот, кто тысячей командует? Тогда зачем его звать. И опять же если вся дружина была триста человек и ополчения пятьсот, то какой нахрен тысяцкий?
— Владыко Афанасий, — оттянул в сторонку от собравшейся дворни епископа Виноградов, — Ваше Высокопреосвященство, тысяцкий — это то, чего я не помню.
— Ох, ты, боже ж мой!!! Ох, бяда! Ох, горе! Давай, княже, уйдём отсюда. Не здесь же! Вон, ушей сколько.
Они вышли на двор. Весна уже настоящая была, солнце брызгало лучами во все стороны, травка зелёненькая пробивалась вдоль стен и между натоптанных дорожек. По одной такой дорожке они дошли до конюшни, и Андрей Юрьевич шугнул конюха, бросившегося навстречу:
— В телегу запряги коня. Нужно Димку в… Ну, владыко скажет потом, куда его отвезти.
Когда, наконец, они остались одни, епископ, крестясь беспрерывно, стал рассказывать Виноградову, кто такой тысяцкий. Рассказ вышел путанный. Как и подозревал профессор, Афанасий был сербом и не так давно жил поживал в Волынском княжестве, а потому и сам ещё много не знает. В целом, получалась такая картина.
Главное, что делал тысяцкий — это возглавлял городское ополчение во Владимире. В городе были всякие ремесленники и прочие свободные горожане, и их, на случай осады Владимира, объединяли в добровольные вооруженные отряды. Тысяцкий наблюдал за ведением общей подготовки ополчения, следил за порядком в войске, был ответственен за сооружение оборонных укреплений. Это Андрею Юрьевичу было понятно. А вот дальше. В ведомстве тысяцкого находился ещё и военный суд. Тысяцкий суд применялся к ополченцам за военные преступления, разбой, мародерство и дезертирство. Под контролем тысяцкого находился городской арсенал. Ну, можно было и с этим согласиться. А дальше шёл явный перебор. Тысяцкий имел и гражданские обязанности. Он осуществлял полицейский надзор за правопорядком. В его ведомстве находились всякие слухачи и доносчики, которые ему передавали все сведения о жизни города. Кроме этого, подчиненные тысяцкого имели право проводить облавы и устраивать обыски, они же призывали к суду, извещали о преступлениях, оповещали народ о принятых властью решениях.
Андрей Юрьевич решил, что нужно подумать о разделении как бы должности начальника военкомата и начальника полиции. Но не прямо же сейчас. Нужно посмотреть, как справится тысяцкий со своими дополнительными обязанностями.
— А кто у нас во Владимире тысяцкий?
— Да, вон он идёт. Это боярин Андрей Молибогович.
Охо-хо. Тот самый боярин — воин, что два слова в одно предложение связать не может. «Оратор» — как его для себя отметил профессор Виноградов.
Событие двадцать девятое
Ab hoedis scindere oves
Отделять овец от козлищ.
Владыко собирался отчалить по-английски, но Андрей Юрьевич его остановил.
— Ваше Высокопреосвященство, я постараюсь питание своё наладить, но пока я его налаживаю, не могли бы вы три раза в день кашу с мясом мне присылать и хлеб с молоком. И присылать с доверенным лицом. Нужен монах, которого по дороге не подкупят и яд в еду не вольют. И чтобы те, которые готовят не знали, для кого они готовят.
— Думаешь повторят, аспиды⁈ — зыркнул на приближающегося боярина епископ.
— Сто проценто… Обязательно.
  
— Хорошо. Пришлю.
— Подождите, владыко. Как я узнаю, что посланец от вас?
— Ох, страсти господни! — стал креститься Афанасий.
— Пусть он мне пароль скажет… слово тайное назовёт. Произнесёт: «Славянский шкаф» потом ложку сам съест, ну а после мне передаст.
— Ох, сподобил господь до такого дожить, что же это на земле русской делается⁈ Хорошо, княже, всё так и будет. Завтра утром…
— Я с самого утра ничего не ел и не пил.
— Ох, прости господи! Постараюсь побыстрее отправить, — епископ на ходу перекрестил подходящего боярина Андрея Молибоговича и, подобрав подол рясы, довольно проворно засеменил к воротам.
— Здравия тебе, Андрей Юрьевич, — поклонился эдак, как равному почти, здоровяк. Рукой махнул, да головой трясонул.
— И тебе не хворать, боярин. Слышал, что произошло?
— Сказывают, отравили монашка, что тебя от ран пестовал, — оратор произнёс это медленно будто слова пообтекаемее выбирая.
— Можно и так сказать. Только съел тот монах — травник, присланный епископом Афанасием — отец Димитрий, обед, что для меня принесли.
— Зачем же⁈ — нахмурился тысяцкий.
— Не понимаешь? Я так придумал, чтобы меня не отравили. Хотели отравить, да вот про мою придумку не знали, — говоря всё это, Виноградов смотрел прямо в глаза боярину. Были они примерно одного роста и получалось, что глаза Андрея Молибоговича, в тридцати всего сантиметрах находились.
Взгляда в упор боярин не выдержал, отвёл. И чё? Может стыдно ему за дворню княжескую, а может обидно, что не знал про такой фокус, отчебученный князем, и не получилось такая классная придумка, отравить князя, да призвать на его место братца его двоюродного — малохольного, полячка этого. Того призвать, из коего легко верёвки вить будут бояре волынские.
— Найти нужно вора. Ты же у нас Андрей Молибогович тысяцкий, в граде за порядок отвечаешь. Так действуй. Поваров расспроси, узнай, кто и когда принёс еду мне в покои? Кто, вообще, в покои заходил. Понимаю, что дом мой большой и народу много, но ты поспрошай. Только не калечь сразу. На дыбе любой признается в том, чего и не делал. Ты так спрашивай, чтобы проверить можно было, чтобы видаки были.
Виноградов говорил и понимал, что бесполезная затея. На самом деле по замку шляются десятки людей, а кухня вообще в отдельном доме, и там же столовая для челяди. Там тоже десятками толкутся. Нет. Ничего не найдёт тысяцкий. Только народ против князя настроит.
— Отбой. Э… Не надо искать, Андрей Молибогович, передумал я. Бог за зло сам покарает. Он-то точно видел, кто на помазанника божьего воровство повёл. Я сам молиться буду и епископа Афанасия попрошу, чтобы Господь знак нам дал. И завтра весь двор поведу в Исаакиевский собор на богослужение и там попрошу, чтобы Господь чудо явил и на воре шапка вспыхнула.
— Думаешь, Андрей Юрьевич…
— Не думаю, а точно знаю, если я попрошу у Господа и просьбу мою епископ Афанасий поддержит, то откликнется Вседержитель на нашу просьбу.
— Чудо? — тугодум тысяцкий или нет, но он — боярин.
Мысль эта пришла Виноградову неожиданно. Вместо того, чтобы настроить всю дворню против себя истязанием их друзей и родичей на дыбе, нужно поступить проще. Нужно заставить гада, отравившего Димку, выдать себя. Новость о молитве с помощью этого вот обормота распространится быстро. Века сейчас тёмные, и человек, у которого сейчас совесть нечиста, не пойдёт в храм. Он найдёт способ не явиться. Заболеет. Самый плохой вариант сбежит в чужие Палестины. Но люди ведь все семейные, скорее всего, понадеется на русский авось и просто заболеет. Вот и посмотрим, кто завтра не явится на богослужение.
Чтобы источник информации был не один… А то ведь и вообще ноль, вдруг кто-то из слуг именно приказ тысяцкого и исполнял, подливая атропин в кашу князю. Тогда он никому не скажет и просто перережет по-тихому горло исполнителю. Так вот, чтобы источник был не один, решил поделиться своей мыслью и планом действия Андрей Юрьевич ещё с парой человек. Рассказал Ерохе — главкузнецу, рассказал Глебу Зеремеевичу и даже Мечеславу. Всё, как бы между прочим, при этом голову к небу вскинув и истово молясь.