Бастион (СИ)

Тут я с ним был согласен. Тьма, слишком уж пафосно и предвзято.
— Так вас здесь называют.
— Здесь?
— У нас, эльфов, — поправился я.
— Чего ещё можно ожидать от надменных эльфишек. Знаешь, как мы называем вас?
— Эльфишки? — усмехнулся я.
— И так тоже, а ещё поработители и угнетатели.
— Кого мы угнали? — пошутил я.
Хотя, он был прав. Сейчас эльфы держали в рабстве целый народ лоталли.
Мой собеседник игры слов не понял.
— Когда-то вы угоняли тысячами все народы. Обращали их в рабство, а на оставшихся налагали тяжкую дань. Кое-кто из ваших, кто лично делал это, все ещё жив.
Это к тому, что эльфы живут очень долго и кто-то из них застал лучшие времена для эльфов, чем сегодняшний день. Интересно, а сколько лет мне. Ладно, этот вопрос не самый важный.
— А у вас рабства нет? — ядовитое спросил я. — Кругом благодать, все свободны и делают, что хотят?
— Нет, — голос его стал серьёзным. — У одних из нас есть зависимые, прикреплены к земле. У других, есть прикреплены к производству. Гоблины, те вовсе зависят от ящеров. Но рабства, когда одно мыслящее существо — вещь другого, такого нет. Это отвратительно природе любого существа, наделенного разумом. Кроме, эльфов, конечно.
Что-то подсказывал мне, что их «зависимым» жилось ничем не лучше эльфийские рабов. Хотя, как знать.
Сверху послышалось шаги. Разгорающийся свет лизнул железные решётки, породив на них блики.
— Стража, — вымолвил мой собеседник, — помолчим, не стоит им знать, что я говорю на вашем языке.
Я услышал, как он укладывается на лежанку, отошёл от решётки и сел на свою.
Вскоре, с лампадой в руках, появился Глендрик. Он не торопился сообщать мне приговор, просто стоял и смотрел.
— Чего таращишься? — не выдержал я.
— Раздумываю, — мягко ответил жрец, — почему ты все еще жив?
— Потому что я Гунальф Веспар, меня не взять так просто, подсылая сборную убийц!
Он улыбнулся:
— Такова необходимость, поддержка Юнифиндов дорого стоит, а тут, всего лишь каприз их главы. Ты должен меня понять.
— Я прекрасно понимаю, что ты и Дуэндал, лживые змеи, готовые предать верных вам эльфов.
— Верных много, а Эфелита Юнифинд — одна.
— Когда-нибудь, вы запутаетесь в собственной паутине.
— Надеюсь, я запутаюсь в ней позже остальных, — Глендрик вздохнул и добавил, — я принес тебе решение суда. Не хочу, чтобы это сделал кто-нибудь другой.
Я промолчал, стиснув зубы так, что желваки загуляли.
— Смерть, — коротко вымолвил жрец.
На секунду мир завертелся, жгучее чувство несправедливости накатило на меня, да такое, что защипало в носу. Но я овладел собой.
— Другого я от вас и не ожидал.
— Казнь завтра утром, — в голосе Глендрика засквозила печаль. — Я добился от остальных, чтобы это была казнь с последней надеждой. Это все, что я могу для тебя сделать.
Последняя надежда? О чем это он? Да, не важно, слово «казнь» заслонило все вокруг. Ощущение безвыходности холодной змеей заползло в сердце, сжало виски смертельными кольцами. Сердце, молотом застучало в грудь. Одно дело, когда в бою, с оружием в руке, при равных шансах с тем, кто хочет твоей смерти. Где от твоей силы, ловкости и подготовки зависит жить или умереть. И казнь, когда шансов нет. Лишь бездонная пропасть обреченности.
— Мерзавец! — выкрикнул я.
Схватив решетку, я встряхнул ее. Глендрик отступил на шаг.
— Чего ты корчишь здесь заботливого родственника, ты ведь вынес мне приговор вместе с остальными!
Я орал во всю мощь легких. Больше всего мне хотелось схватить жреца и свернуть ему шею, превратить холенное, располневшее лицо в кровавую кашу, а затем пинать бездыханный труп.
— Ты разменял мою жизнь, словно монету!
Силы покинули меня. Я замолчал, задыхаясь от злобы.
Глендрик внезапно шагнул вперед и с силой ткнул пальцем меня в грудь, его голос звучал твердо:
— Как мелкую монету! Когда мы составляли наш план, чтобы ты проник в Гильдию магов, у тебя был седьмой ранг. Но ты проср…потерял его! Профукал, словно глупец! Что нужно было сделать, чтобы Священный Свет выбросил тебя на самое дно, ниже новорожденного младенца, а? Ты прекрасно знаешь, Гун, хочешь играть во взрослые игры, надо соответствовать. А третьего ранга, для этого явно мало.
  
Он снова ткнул меня в грудь пальцем, небрежно поддел шнурок с жемчужинами и повернувшись двинулся к выходу.
— Надейся на чудо, Гун, — бросил он мне не поворачиваясь, — я буду просить его у Священного Света. И да, задумка с предательством, этого волшебного засранца, была неплоха. Но не повезло.
Он ушел. Тьма вновь ослепила меня. На ощупь я добрался до лежанки и упал ничком.
Какой самый важный день в жизни? Все почему-то уверены, что день рождения. В моем мире, во всяком случае. Человека чествуют в этот день, ежегодно, словно появиться на свет — какая-то неимоверная заслуга. И совсем не помнят о другом важнейшем дне, дне смерти. А ведь именно смерть подводит итог всей жизни. Она показывает, чего ты стоишь. После нее ты уже не сможешь исправит ошибки, переиграть, выйти на новый уровень. Все game over, навсегда!
Но разве кто-то переживает по этому поводу? Все живут, словно у них впереди вечность. И я в том числе. Ну, что я сделал такого запоминающегося в прошлой жизни, в моем мире? Да ничего! Ровным счетом — ни-че-го. Мне нечего вспомнить грандиозного, чтобы на пороге вечности сказать: вот, что я смог!
Здесь, в теле Гунальфа, все куда веселее. Вот только веселье заканчивается быстро. Как же глупо! Не задумываться о смерти, ведь она всегда рядом. Один неосторожный шаг, и она распахнет свои объятия для очередного глупца, возомнившего себя бессмертным. У нее тысячи ликов: война, катастрофа, болезнь, несчастный случай или приговор. И каждый из нас, обязательно узрит один из них.
  
Глава 16
 
Затем меня посетила другая мысль, настолько ошеломительная, что пригвоздила мое тело к ложу. Я пытался отбросить ее, загнать в самые глубины подсознания, а когда понял, что не могу, постарался просто не замечать ее. Но тщетно, она жалила меня словно взбесившаяся оса, просачивалась через все преграды, возведенные мной, сияла так ослепительно, словно палящее солнце, даже закрытые глаза не спасали от такого яркого света.
Я глупец! Идиот, дурак и бестолочь! Только слепец или придурок, вроде меня, мог не замечать столь явную несуразицу. Предательство Маленкорха. Его не было! Не собирался, чертов маг сносить стены и впускать орду Тьмы. Это все бред моего воспаленного воображения. Боже! Как же горько сознавать, что я сам, своими же действиями, довел дело до плахи палача.
Только сейчас, оставшись один взаперти, осознание этого стало столь ясно, что я, стиснув зубы, тяжело задышал. Я сам себя привел на край гибели. Я сам явился к Пелерину, верному стороннику Маленкорха, и сам же выложил ему свои подозрения. А он, после моего ухода, конечно же доложил о моих словах магу. И они решили просто не мешать мне. Я ничего не буду делать? Отлично! Маленкорх уничтожит все воинство Тьмы, явившееся под стены Бастиона. Честь и хвала ему!
Я задумаю помешать ему? Тоже отлично! Ведь, потом он сможет обвинить меня в предательстве, что собственно и сделал. А если бы я решил убить его? Думаю, Маленкорх изначально дал распоряжение своей страже, если увидят меня с оружием — убить, без оружия — не мешать и задержать позже. Простенькая ловушка, рассчитанная на дураков. И я в нее угодил.
А как же Охренуэль, сидящий в Лабиринте Грез и заглядывающий в мысли окружающих? Да, никак! Нет его! Или он глубоко внутри моего мозга. Мой разум и есть Лабиринт Грез для него. А эльфы, чьи мысли он подсматривает — просто проекция, созданная в моем сознании, не имеющая ничего общего с реальностью. Вот и все. Теперь, точно все.
— Эй, Гун, решил выспаться перед смертью?
Грубый насмешливый голос вторгся в мои размышления. Пленный орк, мой сосед по заключению. Откуда он узнал мое имя? А, ну да, ведь Глендрик называл его.