You're All I Want (СИ)

— Ну что, надумал?
— Ты все еще идешь на хуй, — сквозь зубы прорычал я и спустя мгновение получил сильный удар в челюсть. Голова казалась мне невероятно тяжелой, перед глазами все плыло, и смех ребят сливался в один сплошной гул, но, несмотря на это, я смог подняться с пола и двинулся на Марка, который замахнулся для следующего удара, что пришелся мне прямо в нос. Стоило было с самого начала понять, что мне бесполезно было с ними тягаться в физическом плане, потому что оба были на голову выше меня и гораздо крепче, поэтому физическое превосходство здесь играло основную роль. Я пытался встать, отвечать на их удары, которые приходились в живот и грудную клетку, но уже то, что их было больше и они были сильнее, делало меня ничтожеством в их глазах. Я не мог с ними конкурировать. Сплюнув кровь в сторону и вытирая ее руками, я тяжело дышал, пытаясь перевести дыхание и не кричать от боли, пока мои мучители что-то обсуждали в стороне.
— Поднимайся, блять, давай же! — прорычал Марк, хватая меня за плечо и рванув на себя, а я, словно тряпичная кукла, подался вперед, не в силах ничего сделать.
— Черт… — прокряхтел я, прикрывая глаза, перед которыми все плыло.
— Если Рихард был с тобой, то, видимо, не за красивое личико, м? — спросил он, ухмыляясь. — Сосешь, наверное, неплохо.
— Так же хорошо, как и ты, — огрызнулся я, сплюнув кровь, заполнившую рот, куда-то в сторону.
— Разве ты еще не понял? Я делаю все, что захочу. И я получаю все, что хочу. А я уже давно хочу, чтобы ты мне отсосал, поэтому не будем тратить время зря.
Моя голова просто раскалывалась, во рту был противный металлический вкус крови, которая не прекращала хлестать из носа, как бы усиленно я ни старался утирать ее рукавом своей белой рубашки, что теперь вся была в алых пятнах. А Марк смеялся — так звонко и заливисто, что мне хотелось со всей силы ударить его по самодовольному лицу, но я уже ничего не соображал из-за бешеного головокружения, количества крови на моих руках и невероятной боли где-то под ребрами, куда они с Германом так сильно пинали меня, пока я лежал на бетонном полу, не способный ничего не предпринять, и мне оставалось только закрыть руками свое лицо.
— Поднимайся, блять, — прошипел Марк, снова приподнимая мое избитое тело. Герман сразу же подошел со спины и, резко дернув мои руки назад, завел их за спину, не давая мне возможности воспользоваться хотя бы ими, чтобы сопротивляться, отбиваться или оттолкнуть кого-то из них. В тот момент, когда ширинка Марка оказалась прямо у меня перед носом и бляшка его ремня глухо ударилась о пол, меня сковал страх. Именно дичайший страх и быстро подступающая к горлу тошнота овладели моим разумом. Боль постепенно отходила на второй план, сменяясь неистовым отвращением и ненавистью к человеку, стоящему напротив меня. К человеку, которого я никогда не знал хорошо и с которым даже практически никогда не разговаривал, только изредка здороваясь. И вот теперь я, истекающий кровью, практически обездвиженный и униженный, стоял перед ним на коленях, на грязном полу в мужском туалете и ожидал самого худшего, все еще совершая слабые, но довольно смелые попытки вырваться. Сильные руки Германа крепко сжимали запястья, заставляя плечи и руки ныть, а Марк лишь глухо смеялся, расстегивая свои штаны и наблюдая за тем, как сильно я его боюсь. А ведь я действительно боялся, хотя и старательно пытался унять в себе этот животный страх, нарастающий с каждой секундой. Я боролся сам с собой, но этим сделал только хуже, потому что то, как сотрясается от страха мое тело, заметили они оба, и это только повеселило их.
— Да чего ты так боишься? Не в первый же раз, — спокойно произнес он, когда заметил, как мои округленные от страха глаза уставились на его боксеры. — Возьми его.
— Я не… — начал я, но уже через секунду Марк со всей силы ударил меня по лицу, и я практически упал на бетонный пол, но руки Германа, стоящего сзади, удержали меня, вернув в исходное положение.
— Неправильный ответ, Пауль, — он отрицательно покачал головой, с видимым удовольствием наблюдая за тем, как я недовольно шиплю от боли и облизываю губы.
 
— Не забывай дышать через нос. И только попробуй выкинуть фокус с зубами, — заключил он, одной рукой цепляясь за резинку боксеров, и я начал молиться о том, чтобы оказаться сейчас в другом месте и с другими людьми.
— Оставьте его, — послышался прекрасно знакомый мне голос Томаса, вошедшего в помещение.
— Томас, извини, мне показалось, но ты сказал… — Марк оторвался от своего прежнего занятия, тупо уставившись на своего друга.
— Я сказал оставить его, — снова железным тоном ответил он. — Пошли лучше покурим.
— Но…
— Закончишь в следующий раз, школу скоро закрывают, — убедительным тоном продолжил Томас, разворачиваюсь в сторону двери, и Герман пошел за ним.
— Ладно, — обессиленно выдохнул тот и наклонился, чтобы поднять свой ремень с пола. В этот момент я просто не знал, что мне делать: врезать Марку, пока у меня есть возможность, или благодарить Томаса за то, что он меня спас. Я все еще не мог поверить в происходящий со мной ужас.
— И еще одна вещь, Пауль, — начал он, застегивая свой ремень. Через мгновение Марк опустился на корточки и взял меня за подбородок, внимательно глядя мне в глаза. — Если ты хоть кому-нибудь расскажешь, то о снимках и этой истории узнают все. Приятно было поболтать. Мы еще обязательно встретимся.
Парень отряхнулся и покинул помещение через несколько секунд, так и оставив меня одного в туалете. Еще несколько минут я сидел на полу, приходя в себя и пытаясь отдышаться после того, что только что произошло. Вернее, могло произойти. Все же я взял себя в руки, кое-как умылся, избавившись от крови на лице и руках и, выждав еще немного, спешно покинул помещение, надеясь на то, что не встречу никаких учителей, которые обычно задерживаются в школе до позднего вечера, чтобы проверить тетради, и просто обожают задавать вопросы.
Добраться до дома мне мешали навязчивые мысли о том, что за мной следят, и тупая боль, которая чувствовалась по всему телу. Мрази. Слава богу, мать с отцом уже спали, а вот Эмили была настолько шокирована, увидев меня в таком виде, что даже не смогла мне ничего сказать. Я же, заметив ее в коридоре, просто приложил палец к губам и велел ей идти к себе. Объясню все потом.
***
Если еще вечером пятницы я чувствовал себя отвратительно, то сейчас, в шесть утра субботы, я просто хотел умереть. Так мое тело не болело еще со времен младших классов, когда я принимал участие в городском кроссе. Да и лицо оставляло желать лучшего: многочисленные ссадины, синяк на правой скуле, несколько кровоподтеков. Просто отлично. И я даже не знал, что хуже: остаться дома и волновать мать или идти в школу и волновать всех там?
Все-таки решив, что я просто обязан оттянуть неприятный разговор с матерью хотя бы до вечера, я направился в школу уже в семь утра, надеясь на то, что мои одноклассники не будут лезть не в свое дело. Но как же сильно я ошибался. Разговоры за моей спиной бурлили с невероятной силой, каждый из учеников одиннадцатых классов просто обязан был построить свою догадку по поводу того, почему я сегодня такой «красивый». В лицо мне ни о чем не говорили, и вообще меня не трогали, и я был благодарен им хотя бы за это, потому как у меня в голове ровно столько же вопросов, сколько и у них. Например, на вопрос, почему Томас так со мной поступил, мне кажется, никто не ответит. На его месте я бы просто присоединился к парням и не дал бы мне потом даже выползти из этого туалета. Он вчера, кажется, меня пожалел. В таком случае уж лучше бы меня избили до полусмерти.
И самое главное: я не понимал, за что меня избили. За то, что я отказался это делать? И почему именно я?
— Да, ты знаешь… — весело о чем-то говорил Рихард смеющейся Изабелле, заходящей с ним в класс. Когда он увидел меня, то сразу же замолчал и практически остановился на месте. Да не смотри ты так на меня, иди на свое, блять, место. Я никогда не забуду его потемневшие глаза и испуг, с которым он на меня тогда посмотрел. Я же просто отвернулся к окну, стараясь не встречаться с ним взглядом, и просидел так до начала урока.