Старая Земля

Даже с такого расстояния он видел, что это не обычная пуля.
— Ты ведь узнал этот снаряд, не так ли, Джон?
Грамматикус кивнул, по–прежнему глядя на Нарека:
— Он меньше, чем я помню. Но присутствие силы ощущается безошибочно.
— Вечного можно убить фульгуритом или его осколками.
— Ты использовал его, да? — Грамматикус снова перевел взгляд на ясновидца, а тело Дамона Пританиса, уже обновленное, начало подниматься.
Эльдрад кивнул:
— Он оборвал не одну вечную нить.
Грохот выстрела прокатился по полю странным раскатом в этой обманной сельской идиллии, выбранной эльдарами для их «гостя».
Грамматикус не вздрогнул, но по его глазам Эльдрад видел, что он знает о смерти Пританиса. На этот раз — реальной.
— Он и на такое способен?
— Он совершил и еще совершит множество других действий, — сказал Эльдрад. — Это явилось в видениях.
Грамматикус попытался скрыть свое потрясение.
Эльдрад ощутил отголосок печали Грамматикуса, вызванной смертью Пританиса. Когда видишь то, что считал невозможным, это шокирует само по себе, и к тому же, как казалось Эльдраду, Джон с Дамоном были старыми друзьями.
— А каков результат порученной мне миссии на Макрагге? — спросил Грамматикус. — Всё получилось?
— Вулкан жив. Полагаю, такого ответа достаточно.
Несколько секунд Грамматикус молчал, и Эльдрад почувствовал его примирение, но вместе с ним пришли и воспоминания о Макрагге, о том, что пришлось им с Пританисом там вынести, сражаясь бок о бок.
— Тебе действительно необходимо было его убивать?
— Дамон Пританис был негодяем даже по меркам вашей никчемной расы.
— Да, но должен ли ты был убивать его?
— Его смерть больше не затмевает полотно судьбы.
— А моя? — спросил Грамматикус, Он наклонился ближе и даже прикрыл рот ладонью, изображая заговорщика. — Я даже не стану притворяться, что понимаю, о чем ты сейчас говорил.
Эльдрад улыбнулся, хотя и считал людей возмутительными существами:
— Твоя смерть станет окончательной, Джон.
— А что помешает мне принять ее сейчас и не выполнить того, что ты от меня хочешь?
— Твоя врожденная нравственность, конечно. И еще томительное ощущение незаконченного дела.
— Ты слишком полагаешься на мою нравственность,
— И уже не в первый раз.
— Верно, — признал Грамматикус, искоса глядя на приближающегося к ним Нарека. Он заметно вздрогнул. — Не буду отрицать, твой изверг только что убил человека, которого, как я считал, убить невозможно и который находился под защитой древнего Кабала, чьих членов ты по какой–то причине ликвидируешь. И, хотя я достаточно реален, чтобы вести этот разговор, в остальном я все быстрее утрачиваю способность мыслить рационально.
— Ты можешь его отыскать, Джон?
Несмотря на все свои сетования, Грамматикус знал, о ком говорит ясновидец.
— Ты и его собираешься убить?
— Нет. Дамон был последним.
— Тогда возможно.
— Ты должен, Джон. Эта часть всё ещё… не совсем определена. Он поверит только тебе.
— А тебя это удивляет? Зачем ты это сделал? Зачем заставил меня вернуть к жизни этого примарха?
Эльдрад рассмеялся.
— Это смешно? Я не понимаю эльдарского юмора.
— Только сейчас, в самом конце, у тебя появились вопросы.
— О, они всегда у меня были. Просто страх мешал мне их задавать.
— Очень хорошо, вот только времени у нас мало. — Эльдрад посмотрел на Нарека, который стоял посреди сгибающейся под ветерком пшеницы, словно часовой. Легионер покачал головой. — Горгон пал. Его смерть отозвалась рябью в полотне. Судьба изменилась, его предназначение не было исполнено. Я ошибся, поставив не на того сына. Я снова всматривался в судьбу и отыскал другого. Того, кто сначала должен был умереть, а затем родиться заново.
— Вулкан.
Эльдрад с насмешливым удивлением приподнял бровь:
— Ты все–таки еще способен логически мыслить.
— Это шутка?
— Просто наблюдение. Вулкан должен достичь цели и занять свое место рядом с отцом. Хоруса необходимо уничтожить.
— Оба они почти что боги, независимо от твоих теологических убеждений. Не понимаю, как я могу помочь кому–то из них.
 
— У тебя — решающая роль. Я это видел.
— Опять полотно судьбы?
— Ты и Олланий Перссон должны исполнить свое предназначение. Очень важное.
— Кстати, мне это очень не нравится, — заявил Грамматикус. — Всё, что ты делаешь. Сказать по правде, я всё это чертовски ненавижу.
— Все дело в Хаосе. Воле и прихотях древних богов. Я видел это, я был свидетелем Грехопадения моей расы. Мы были высокомерными. Слепыми. Сейчас человечество — величайший соблазн и величайшая угроза для Изначального Разрушителя. Ваши души, наши… Он алчет их всех.
— Это безумие. Настоящее сумасшествие.
— Ты когда–нибудь видел, что рыщет за пеленой? — спросил Эльдрад.
— Видел, — нахмурившись, ответил Грамматикус, пытаясь гневом прогнать страх.
— Вот что ждет человечество в случае победы Хоруса. Демоны реальны. Боги и магия реальны. Древние обычаи вернулись, и огонь просвещения угасает.
Грамматикус покачал головой, все еще не до конца убежденный его словами:
— И я сумею остановить прилив? Мы, Олл и я? Что мы можем? Что может сделать человек против воли богов?
— Ваш Император когда–то тоже был человеком. В своем роде, конечно. Он всегда верил в людей. Значит, вполне вероятно, что человек должен спасти Его.
— Я думал, ваша раса уже пережила увлечение поэзией.
Эльдрад нахмурился.
Грамматикус пожал плечами:
— Это неважно.
Он умолк, как только приблизилась массивная фигура Нарека, пахнущая смазкой и кровью, пышущая жаром.
— Сюда идут другие, — проворчал он, глядя на смертного, словно на насекомое, осмелившееся ужалить его.
Эльдрад поднял голову. Он чувствовал их.
— Твоя тюрьма изолирована, Джон, но сюда идут твои тюремщики. И их много. Ты можешь остаться, — продолжал он, снова обратив взгляд на Грамматикуса, — или доказать, что ты — человек высокой нравственности, каким я тебя и считаю.
Эльдрад поднял взгляд к туманной дали, представил себе появляющихся там солдат, а затем запустил руку в складки одеяния и достал стержень из призрачной кости, усыпанный драгоценными камнями и инкрустированный рунами, соединенными между собой в подобие электронной схемы.
Он заметил, что Грамматикус смотрит на стержень.
— Он откроет путь.
По окончании ритуала ярко вспыхнул свет и возник вихрь. Эльдрад поднялся над воткнутым глубоко в землю стержнем. Его одеяние уже трепал магический вихрь.
— Какой путь? — закричал Грамматикус.
Ветер хлестнул его по лицу, выбивая слезы, волосы взметнулись над головой.
— Развилка дорог, Джон. Здесь наши судьбы снова расходятся, — сказал Эльдрад и повернулся лицом к буре.
Нарек, забросив винтовку за спину, сделал то же самое и замер, словно гранитная скала.
— Наши судьбы? — переспросил он со скрытой угрозой в голосе. — Ты обещал мне вознаграждение, ксенос.
Нарек протянул руку к гладию, взятому с трупа Пританиса.
Ты получишь его. Или, по крайней мере, узнаешь способ его достигнуть. Дальнейшее будет зависеть только от тебя самого.
— Если ты обманываешь, колдун…
— Тогда ты все равно ничего не сможешь сделать.
Я разыщу тебя.
— В этом я не сомневаюсь. Идем? — поторопил Эльдрад.
— Ради человечества? — спросил Грамматикус, готовый войти в шторм.
— И ради Императора, — сухо добавил Эльдрад. Грамматикус шагнул в свет и позволил ему себя унести.
Остальные последовали за Джоном.
  
Глава 26
 
НА ТЕРРЕ
 
НАДЕЖДА ТАЕТ
 
На Рубеже Жалобщиков было неспокойно.
 
Построенный изначально как аванпост исключительно для наблюдения, впоследствии Рубеж стал частью обновленных укреплений Императорского Дворца. Несколько таких же, как Рубеж, аванпостов следили за всеми, кто приближался к комплексу, по крайней мере по суше. Их соединяла заградительная стена с массивными воротами, установленными через каждые несколько километров. Из метрового слоя железобетона поднялись крепкие опоры, впоследствии усиленные абляционной броней. Были воздвигнуты смотровые вышки, укомплектованные сторожевыми орудиями или снайперскими винтовками. Гарнизон увеличился, и для солдат, свободных от патрулирования стены, построили казармы. Обширные участки земли выровняли и превратили в посадочные площадки для десантных катеров.