Заклятый друг (СИ)

Моя сестра совсем не похожа на тот беззубый скелет, которым она предстала предо мной в последнюю нашу встречу пять лет назад. Но я узнаю её. Я бы её любой узнала.
— Откуда у тебя её фото?
— Скажу тебе больше — я знаю, где она.
— Как тебе удалось найти?
— Разве это важно? Она жива и здорова. В безопасности. Ты хочешь увидеть её прямо сейчас?
Я встаю и начинаю натягивать платье, путаясь в его рукавах.
— Спрашиваешь?!
— Психологи говорят, что ей ещё рано эмоционально перегружаться. Можешь пока одна приехать?
— Да. Я возьму такси прямо сейчас. Адрес! Пожалуйста, скажи мне адрес!
Хватаю зонт и сумку. Обуваюсь в лифте.
Мне приходится мучительно долго ждать такси.
Мой телефон разрядился и вырубился. И я боялась, что таксист напутает что-нибудь, встанет где-то в другом месте, и я не смогу его найти.
От волнения я забыла раскрыть зонт, и вся промокла.
Наконец меня забрали.
Я оказалась в коттеджном посёлке на окраине Одинцово. Кованые ворота приоткрыты, и я проскальзываю в щель, за которой густой мокрый лес.
Даже широкие листья густо сросшихся клёнов не спасают от капель.
Я раскрываю зонт, и капли так красиво прилипают к его прозрачной поверхности.
Смотрю сквозь них на серое небо как в калейдоскоп.
Слушаю собственные шаги по мокрому камню.
Я ощущаю запах сырой земли и вымытых умирающих листьев смородины.
Всё ерунда. Моя сестра жива.
Эта мысль процветает внутри меня, и делает мир вокруг цветным.
Невзирая ни на что.
Как в тумане я вижу силуэт счастья, который маячит впереди на моём жизненном пути.
Мы с Верой и Ванечкой заберём маму с папой и уедем.
Мы начнём всё заново.
Где никто не знает про её прошлое.
Где никто не знает про моё настоящее.
Я вернусь к учёбе. А Вера начнёт её.
У Вани будут бабушка и дедушка. И он будет расти, зная, что его все любят. И мама очень любит.
Макс отпустит меня.
Он ведь отпустит нас с Ваней?
Сомнение накрывает собой теплящуюся надежду, как поражённая чумными язвами кисть накрывает румяную щёчку ребёнка.
Но всего лишь на миг. Я прогоняю её.
Он отпустит.
И открываю стеклянную дверь оранжереи.
Мертвечина. Запах крови. Осколки.
49. Даша
Срезанные цветы. Вырванные с корнем. Разодранные напополам.
Умирающие цветы повсюду.
Копна из олеандровых веток. Почти лысых. С редкими завитками оборванных листьев.
Ягоды поздней клубники втоптаны в землю. Их лопнувшие оболочки расплющены. Внутренности перемешаны с грязью.
Голые ветки смородины надломаны. Их ощипали. Сняли плоды и листья как кожуру. Просыпанные красные бусины скатились к перерубленному корню.
Стебли огурцов сорваны с крючков, как выдранные грабителем серьги.
Ярко-оранжевые тропические цветы в клочья.
Не пожалели никого. Ни набухающих бутонов, ни увядающих цветков.
Мне жалко каждое уничтоженное существо, через которое я переступаю.
Под ногами хрустят крупинки стекла.
Неосторожно задеваю носком глиняный обломок. И он скользит, треща, по каменной тропинке. Оглушает меня своим скрежетом.
То, в чём росло гранатовое деревце, похоже на расколотую скорлупу.
Застывший водопад из земли и спутанных корней свисает с края цветочного горшка.
Ствол обрублен аккуратно, словно копьё точили.
Миную острый кончик.
Оставляю за спиной прозрачный зонт.
Втискиваюсь в узкий коридор между поломанными древовидными розами.
Я иду на запах растерзанной плоти.
На шум оставленного открытым крана.
Там, в самом конце застывшей в кровавом зное оранжереи, человек.
И белые волосы слепят на фоне красного платья.
Останавливаюсь.
Крови столько, что в ней утонуть можно.
Она сливается с водой, что потекла из переполненного пруда. И смешивает свой металлический запах со сладковато-гнилостным.
Растекается повсюду. Кажется отдельной, самостоятельной субстанцией, наделённой жизнью.
Преодолевает равнину, и начинает бежать с горки.
Бежит прямо к моим ногам.
Резво. Будто сейчас закипит.
А я застыла. Провалилась в каменную дорожку как в зыбучий песок.
И кровь, вторя подкатывающей к горлу тошноте, подбирается к моим босоножкам багряными сгустками в мутной воде.
 
Источник — глубокий таз, белая эмаль которого уже перемазана тёмно-красным. И плоть в нём разрывают зубы большой графитовой собаки.
Все её мускулы напряжены. Зубы клацают по тазу. И чавкающая огромная пасть увешана склизкими слюнями, перемешанными с кровью.
Закатываю глаза. Отворачиваю лицо.
— Эффектно? Я очень хочу, чтобы он тебя нашёл в соответствующей обстановке.
Заставляю себя разлепить мокрые ресницы. Они словно не в слезах, а в гное — так тяжело открыть глаза.
Женщина в красном платье улыбается мне так, будто я её хорошая подруга.
— Где Вера?
— Ну, явно не в этом тазу. Она уже не такая худенькая, чтобы в нём поместиться. Кое-кто её вылечил и откормил, как ты могла видеть по фото. Ганг, фу. Сидеть.
Собака послушно закрывает пасть и садится. На её испачканную белую грудь сползают кровавые слюни.
Пёс смотрит в мою сторону, но будто сквозь меня.
— Хороший питомец, правда? Не хуже вашего Крона. Ты можешь подойти и взять еду из его миски, он ничего тебе не сделает. Пока я ему не скажу. Давай, не бойся.
— Зачем ты меня сюда позвала?
— Я? Не звала я тебя никуда. Ты сама ко мне приехала. Приревновала к мужу своему, наверное.
— С чего мнек тебеего ревновать?
— Фото тебе кто-то прислал, где он меня обнимает. Что ты глаза пучишь, курочка? Когда Ганг разорвёт тебе глотку, я подменю фотки твоей сестры на нас с Арским. Ты пришла на мою территорию с агрессивными намерениями, и моя собака меня защитила. Ко мне не подкопаешься. Как вы там любите с Максом говорить? Эта история яйца выеденного не стоит. Жаль пса придётся усыпить. Хотя я и не на такие жертвы шла ради того, чтобы растоптать эту проклятую семейку. Но сначала я позвоню Максу. Я хочу, чтобы он первым приехал, и увидел тебя прежде, чем полицейские прикроют твой растерзанный труп чёрным пакетом.
«Почему ты решила, что ятебяненавижу?»
— Ну что ты стоишь как вкопанная? Подойди, познакомься с тем, кто проводит тебя в последний путь. Можешь погладить его. Ты же любишь животных? Аааа, наверное, только травоядных? — она достаёт из таза шмоток мяса и швыряет в меня.
Я не успеваю увернуться, и кровавый кусок прилетает мне в живот. Я сгибаюсь, оступаюсь, делаю шаг назад, и едва удерживаю равновесие.
— Очень жаль, что отец Макса самоликвидировался. Я хотела, чтобы он видел, как страдает его сын. Но я тешу себя надеждой, что они с Мариной разбились из-за меня, пусть и опосредованно. Это я поставила в её квартире камеры. И в ту ночь перед свадьбой Макса его отец обнаружил их. Ох и срач у них с Мариной начался! Видимо, в машине продолжили. Нельзя выяснять отношения, когда ведёшь автомобиль. Иначе — бам! Как думаешь, могло так произойти?
— Мне всё равно.
— Тебе они тоже не нравились, да? — она широко улыбается. — Макса твоего обидели. Предатели, поделом им. Ты не обманула? Действительно простила его?
Я ничего ей не отвечаю.
— Не хочу, чтобы он был счастлив. Макс этого не заслужил. Он ведь такой же, как его отец. Пойдёт по головам ради своей цели. Тебе ли не знать, Даша? Я думала, тебе не понравилось то, что он сделал с тобой. Но ты оказалась тёмной лошадкой, зря я на тебя поставила. Ганг, опасность.
Собака вдруг сфокусировала на мне взгляд.
Показала длинные зубы.
Зарычала.
— Ганг, фас!
50. Макс
Крон с громким лаем бросился к своей миске. Воробей, который пытался своровать немного гречки, всплеснул крыльями и вихрем промчался мимо нас.
Ванька испугался. Вздрогнул, уставился на собаку, и схватился маленькой ручкой за ворот моей футболки.
— Обижается на птичку. Мог бы и не жадничать, злодей. Ну не бойся. Он не на нас лает. Подожди-ка, малыш, — вытаскиваю из кармана трезвонящий мобильник. — Мне надо ответить. Мил!