Ланс (СИ)
– С сегодняшнего дня к малой дробилке добавляется малая и усложненная полоса препятствий. Максимальное время для малой полосы сорок минут, для малой дробилки сорок минут. Усложненная полоса в течение недели не лимитируема по времени. Пока привыкайте. Если кто-то из вас опоздает хоть на минуту – наказание ждет всю команду, – я холодно, но с предвкушением, улыбнулась и продолжила: – Если в течение недели ежедневно не будет ни одного наказания – я дам всей команде выходной. Разумеется, в пределах лагеря. Вы ведь хотите жить, верно?
Пусть думают, что я садистка. Но научатся помогать и вытаскивать друг друга. Надо это также ввести в рефлексы, как и абсолютное подчинение моим командам.
Этим же днем команда была несколько раз наказана болью за то, что Долар и Рамек не уложились в отведенное время на полосе. Если бы им помогли – они бы успели. На дробилке опоздавшие были Неш и Вербен. Причем Вербен не прошел из-за полученной травмы. После возвращения его из лазарета наказаны были все. Через пару дней со мной решили поговорить. Вербена назначили парламентером, а остальные стояли за его спиной и буравили меня мрачным взглядом.
– Старший Ланс, разрешите обратиться.
– Разрешаю.
– Мы не можем отвечать друг за друга, ведь у каждого свои особенности. Я неплох в ловкости, и легко прохожу полосу, но с меткостью у меня чуть хуже, поэтому мне сложнее дается дробилка. Почему я должен получать за того же Рамека, что он не прошел полосу? Это ведь его проблема! Не моя. Я стараюсь и у меня получается. А так выходит, что ты наказываешь меня даже когда я выполнил свою задачу!
– Смести акценты Вербен. Я наказываю не тебя, а твою команду.
– У меня нет команды. Это у тебя команда. А мы тебе подчиняемся.
– Вот пока ты будешь так думать – тебе будет больно. Я вижу, что вы все согласны с Вербеном, – я задумчиво посмотрела на остальных своих подопечных, – Но мне плевать, – радостно улыбнулась и, выдержав паузу, продолжила:
– Я дам вам подсказку. Если у вас в голове есть хотя бы одна извилина – вы сможете ею воспользоваться. Ну а нет – значит вас ждет ежедневная боль, а потом смерть. Сегодня, если бы Вербен на полосе помог Рамеку, а у него была такая возможность, вся группа успела бы прийти вовремя. Всего-то и требовалось – протянуть руку на стене и помочь ее преодолеть. Второй момент – дробилка. Тут сложнее. Действительно, у Вербена с меткостью хуже всех. А вот Рамек наоборот, лучший. А чего ты лыбишься, Рамек? Это ты когда один – лучше всех. А когда ты в команде – то твой уровень измеряется уровнем самого слабого по меткости товарища. Так что, по сути, ты в меткости слабак. И пока меткость Вербена будет на прежнем уровне – больно будет всем. Вербен, что лично ты понял из того, что я сказал? Ты собираешься как-то исправлять ситуацию? – Я замолчала ненадолго, давая подопечным время осознать мои слова, затем весело продолжила: – Ребят! Я тут чего подумал-то…. А может все дело в том, что вы мазохисты и вам просто нравится, когда вам делают больно? Есть такое психическое отклонение… Так вы просто скажите! Будем радовать друг друга!
– Старший Ланс, вы хотите, чтобы мы помогали друг другу в команде? И чтобы лучшие из нас в каком-то определенном умении подтянули остальных членов команды? Я, например, могу тренировать в меткости остальных и особенно Вербена, – обижено пробубнил, глядя на меня сверху вниз, Рамек. Взрослый, сформировавший мужик. Даже не так, мужичищще! А такой ребенок. И все они – как дети малые, жалко их. Наверное, ничего хорошего в жизни то и не видели. Привыкли к дерьму и думают, что по-другому не бывает.
Наверное, это смотрится комично, подросток метр семьдесят и смотрит свысока на амбалов под два метра ростом. И так бывает.
– Я лично ничего не хочу кроме одного – чтобы вы все выжили. Но мыслишь в верном направлении. Молодец. Разжуешь политику партии остальным товарищам по несчастью?
– Чо??! – Испугано посмотрел на меня Рамек. Упс.
– Объясни товарищам, что сам понял.
– Да, старший.
С этого момента воз сдвинулся с места и дело пошло.
А я начала знакомиться с большой дробилкой. Я все же рискнула обратиться к Рандому, чтоб подстраховал меня. В первый раз, когда проходила ее – думала не выживу. Хорошо, что в любой момент можно спрыгнуть с нее. Так я самостоятельно лечила пропоротый острой щепой кишечник, перерубленное сухожилие, кость, с застрявшим в ней лезвием…. Правда, с открытым переломом ноги – пришлось обратиться в лазарет. Рандом донес. Полдня в лазарете и вечером вновь дробилка. А потом снова лазарет. Ничего. Раз надо – значит надо.
***
Дни складывались в недели, недели – в месяцы.
Ненавистное утро. Открыть глаза, бездумно смотреть в деревянный потолок. Храп сослуживцев, ну, или сокамерников. Лежать с открытыми глазами и ненавидеть все вокруг, в том числе и себя. Отчаянно желать окончания этого лагеря. Этой жизни. Иногда мне кажется, что ничего другого, кроме этого лагеря, в моей жизни не было. Мои друзья и учителя, родные, вообще весь мир Земли – это все сон. Бред больного сознания. А реальность вот она. Вонючие портянки, бешеный храп зеков, с которыми живу, существую, постоянная борьба за свою жизнь и жизнь подопечных. И звери, которые меня окружают… Ненавижу все это! А кто я? Меня ведь тоже больше нет. Кто я? Ланс? Мелкий? Зверь… Паук ползет по потолку… заполз в щель. Ядовитый? Снова зеки подсуетились? На автомате провела детализацию. Нет. Струйка свежего воздуха от двери – небольшой сквознячок от двери. Ветер. Сеть координат – все спокойно.
Одеть ненавистную вонючую, жесткую и колючую одежду. Портянки. Ненавижу! Боже! Как же я ненавижу это все! Как же хочется зубами вцепиться во все эти звериные глотки и рвать, рвать, рвать их. Чтоб сдохли твари! Хочется лезть на стену и царапать эти ненавистные стены, раздирая пальцы в кровь, до костей. Чтобы боль хоть немного приглушила чувства ненависти и безысходности! Полгода. Я здесь полгода. Падаю на колени, поднимаю голову, зажмуриваю глаза. «Аааааааааааааа» – мысленно изо всех сил кричу, пытаясь избавиться от паники и ярости, неизбежно накатывающей на меня. От сдерживаемого крика болит голова. А душу все рвет и рвет…
Время. Глушу эмоции и чувства. Все потом. Быстро встать, проверить одежду подопечных. Побудка всей команды. Две минуты на сборы. Постановка задач на отработку подопечным. Танец с касарами (Легкие мечи, похожие на катаны. Считаются оружием вампиров) с Карелом. Во время танца меня, как обычно, отпускает. Я снова в норме до самого вечера. Интересно, а капрал и сотник догадываются, что если б не они – я бы давно слилась уже? Наверное, нет. Или да, но им пофиг. Надо думать так.
Я с удовольствием танцевала с Карелом на мечах. Рисунки танца духа мы создавали теперь исключительно клинками. От алфавита и слогов мы уже перешли к разбору различных частей рисунков. Мастер объяснил, что благодаря тому, что учили меня правильно, навыки боя с клинками закрепляются во мне очень быстро. Танцевать с мастером танец духа было одно удовольствие. Я присоединялась к создаваемому рисунку и выводила заученные линии, отрывки, комплексы. Причем все время мастер старался использовать разные клинки. Выбор клинков в танце соответствовал клинкам, с которыми мы тренировались с капралом на тренировках. Разной формы, тяжести, и предназначения. Кто бы знал, как я благодарна капралу и сотнику.
Работы, напряжения и усталости у меня значительно прибавилось. После случая в столовой все чаще хотелось просто опустить руки и сдаться. Нервное напряжение вызывало эмоциональную нестабильность. То на меня накатывала апатия, то непонятная злость, граничащая с яростью, то раздражение, то безысходность. Я держала себя в руках, стараясь, чтоб ни одна эмоция не отобразилась для внешнего мира. Постоянный контроль эмоций привел к тому, что меня стали опасаться и даже бояться не только смертники, но и, кажется, руководство. Однажды так же на тренировке ко мне подошел Рандом:
– Ланс, что с тобой происходит? – Его вопрос вызвал раздражение и злость. Строит из себя заботливого чуть ли не друга. Но я-то знаю, что ему плевать. Им всем плевать. Я смертник. Раб. Их забота, участие – лишь игра. И они все звери. Преступники. И им плевать. И выбора нет.