Грешники (СИ)

— Я просто хотела, чтобы ему было больно, — произношу вслух то, от чего бегала все это время. — Ждала возможность поквитаться. Воспользоваться им для своего удовольствия, а потом выбросить. Думала, мне станет легче.
Конечно, все эти странные процессы происходили в моей голове абсолютно неосознанно, но они точно торчали во мне и все это время вели активную подрывную деятельность. Мой «срыв в Призрака» случился бы так или иначе, это было лишь вопросом времени.
Он правда отравил меня своими словами о том, что будет ждать.
Он знал, что рано или поздно они меня отравят. Впрыснул их в мои вены как чертов тромб, и просто ждал, пока маленькая бомбочка замедленного действия курсировала по моему организму.
— И как, полегчало? — в голосе Грозной ни капли иронии.
Отрицательно качаю головой.
Стало только противно от того, что как бы я не убеждала себя в обратном, Призрак снова меня обыграл. Хоть вряд ли он рассчитывал, что результат будет таким коротким и резким.
— А что насчет развода? — Грозная поглядывает на часы, потом — на входную дверь.
Я тоже заметила, что Маруся опаздывает, а обычно она не позволяет себе прийти позже, чем на пятнадцать минут. Говорит, что седина в волосах и морщины на заднице — не повод заставлять других ждать.
— Как будто у меня есть выбор, — говорю я, и с молчаливого согласия Грозной, набираю Марусин номер.
Она не отвечает ни на первый, ни на второй звонок.
Это заставляет нервничать нас обеих, потому что, хоть у Маруси шило в известном месте, она все же пожилой человек, и у нее не так много дел из-за которых можно было бы игнорировать телефон.
— Позвони ему, — приказывает Грозная. — Позвони Гарику.
Мы знаем, почему нужно звонить именно моему мужу.
Как-то раз Маруся обмолвилась, что в ее списке экстренных контактов только один номер — номер Гарика. Я даже не удивилась, почему не сына — отца Гарика за эти два года я видела все-то пару раз (как и его мать), и он едва ли сказал мне пару слов. Общение с собственной матерью у отца Гарика находится на примерно таком же уровне.
Если с Марусей что-то случилось — Гарику уже сообщили.
Я чувствую себя жалкой, потому что хватаюсь за этот повод еще раз услышать его голос, а с другой стороны — мне очень страшно, что с моей бодрой Марусей могла случиться какая-то беда.
Но я все-таки набираю Гарика, и он отвечает слишком быстро.
Почти мгновенно.
— Маруся… — начинаю, но не заканчиваю я. — Мы должны были встретится в кафе, но…
— Маша, у нее инфаркт, — слышу сдавленный от горя голос мужа. — Я еду в больницу.
— Я приеду!
Он быстро диктует адрес, и я вылетаю так быстро, что едва ли слышу просьбу Грозной обязательно позвонить ей, как только что-то прояснится.
  
Глава 66
 
У Маруси обширный инфаркт.
В ее возрасте это очень опасно, и врачи не дают никакой гарантии, хотя она лежит в лучшем кардиоцентре, у нее лучшая команда специалистов и доступ ко всем возможным препаратам.
Все, что мы знаем через час после того, как ее перевели в реанимационное отделение — ее состояние стабильно тяжелое, и врачи пытаются немного улучшить его, потому что Марусе нужна операция на сердце, но в таком состоянии она вряд ли ее перенесет. Но если операцию не сделать — она все равно умрет.
Выбор без отсутствия выбора.
Я беру в кофейном автомате пару стаканчиков с чем-то, что даже кофе почти не пахнет, и иду к Гарику, который стоит у окна в пролетах между этажами.
Он молча берет стаканчик у меня из рук.
Несколько минут мы просто пьем эту бурду и делаем вид, что она нас бодрит.
— Ей стало плохо в магазине, — говорит Гарик, и звук его голоса немного разбавляет гнетущую тишину. — Заехала купить тебе конфеты. Моя бабушка в курсе, какие конфеты ты любишь?
Я нервно дергаю плечом.
Мы так мало общались всю нашу семейную жизнь, что мой муж не в курсе, насколько хорошо я успела сдружиться с его бабушкой. Которая, хоть и делала это редко, но плакалась мне, что они в последнее время почти не разговаривают.
 
Я не говорила, что со мной он разговаривает еще меньше.
— Она сильная, — говорю единственное, что кажется уместным в этой ситуации.
«Все будет хорошо» и «Надо верить в лучшее» лично я бы восприняла как издевательство.
Какое к черту хорошо, если в ее возрасте люди умирают даже от гриппа?
Гарик качает головой.
Смотрит на меня.
Потянуться к нему сейчас кажется таким естественным.
Обнять, чтобы он чувствовал мое тепло.
Вместо этого он сам обнимает меня — одной рукой притягивает к себе, толкает голову куда-то себе под подмышку, где он пахнет дымом и полынью.
Я тоже обнимаю его в ответ.
Мы как две маленьких сломанных одноруких сущности — притягиваем друг друга так, как можем, так, как умеем.
Сейчас не время об этом говорить, но я знаю, что потом, вне зависимости от состояния Маруси, я больше не смогу вернуться к этому разговору.
— Я не хочу развод, Гарик, — надломленным голосом ему в рубашку. Собственное горячее дыхание почему-то до сих пор пахнет сигаретами, хоть после того разговора с Великаном, я пообещала себе больше никогда не притрагиваться к этой дряни. — Ты… дорог мне, даже если это звучит глупо. Я помню, что у нас соглашение, и что мы договаривались, но ведь… до того, как я пришла к тебе с тем идиотским планом мести, ты хотел позвать меня на свидание просто так, потому что я тебе нравилась?
Гарик молча обхватывает мою голову второй рукой.
Зарывается носом в макушку.
— Маш, все очень сложно.
— Настолько, что ты даже не дашь нам шанс?
— Я должен дать ответ прямо сейчас? — Он еле слышно дует мне в волосы, и это напоминает его фирменную умиротворенную улыбку. — Ты научилась требовать свое любыми способами, в особенности, когда соперник выбит из колеи.
Я понимаю к чему он клонит.
— Мне очень стыдно, но я буду хвататься за любой шанс.
Почему-то кажется, что это — лучший способ сказать, как он мне важен.
— И, конечно, ты можешь дать ответ потом.
Гарик снова с благодарностью улыбается — я чувствую это легким дыханием мне в макушку.
— Бакаев отослал претензии, — говорит он чуть погодя.
— Почему я не удивлена, что ты узнал об этом раньше меня, — пытаюсь поддержать нейтральный тон нашего разговора.
— Он позвонил как раз перед тем, как Маруся… когда все это случилось. Я в любом случае собирался рассказать тебе, просто не успел.
— Если бы не ты — он бы в жизни не отступил. Муж, мы оказались хорошей командой, и я категорически не согласна становится полной собственницей «ОлМакс» — без тебя я все это развалю!
Мне кажется, что я скорее чувствую, чем слышу его едва слышное: «Но тебе придется».
Подумать и взвесить не получается — наше уединение нарушает взволнованная медсестра и говорит, что нам нужно срочно поговорить с врачом. Гарик отпускает меня, но совсем не против, что я беру его за руку.
Врач ждет нас в кабинете.
По одному его лицу понятно, что разговор будет серьезный.
Он сразу сыпет какими-то медицинскими терминами, половину из которых я просто не в состоянии понять. Но судя по выражению лица Гарика, по его встречным вопросам, он-то как раз в курсе, о чем речь. Надо потом спросить, когда это мой муж успел стать таким специалистом. Хотя, кажется, один из его стартапов как раз связан с какими-то онко-разработками. Может быть, поэтому?
— Ей необходима операция, — в конце концов, подытоживает доктор. — мы попытались ее стабилизировать, насколько это возможно, но время тянуть больше нельзя.
— Но она может умереть на операционном столе? — Голос Гарика впервые настолько пронзительно холодный, что я ежусь от ледяных мурашек на коже.
— Да, такой исход возможен.
— И какие реальные шансы, что операция пройдет успешно?
— Двадцать против… остальных. — Доктору не привыкать говорить людям, что их родственники могут не пережить операцию, но и жить без нее они тоже не могут. — Я бы хотел сказать, что есть время подумать, господин Лисин, но на счету каждая минута. Даже те, которые мы тратим на этот разговор.