Воровка

 
 
Ожидание… чем меньше говорить об ожидании, тем лучше. Оно мучительно.
Но я не одна.
Энцо здесь. Татьяна тоже, притаилась в углу больничной приемной, выглядит молодой и очень уязвимой. Валентина дома с Анжеликой, но Данте здесь, глаза мрачные, плечи напряжены. В какой-то момент в течение этой долгой ночи приезжают лейтенанты Антонио, Хуан и Томас. Агнес приносит свежеиспеченный хлеб и контейнеры с теплым супом.
Сразу после приезда Агнес я звоню на рабочий телефон Рокко Каччиолы. Он не отвечает - четыре часа утра, - но я оставляю сообщение.
― Извините, что я это делаю, но мне нужно отозвать свое заявление.
Я ожидаю, что почувствую укол сожаления - ведь это действительно отличная работа, но не чувствую ничего, кроме облегчения. В глубине души я не хотела покидать Венецию. Это снова мой дом, здесь моя семья и друзья.
Будет и другая работа. Но есть только один Антонио.
Единственный человек, которого не хватает, - это Лео.
— Он винит себя в том, что произошло, ― отвечает Данте, когда я прихожу в себя настолько, чтобы спросить. ― Он допрашивает Марко. Раскрывает заговор, собирает команду, чтобы убрать Верратти.
Энцо поднимает голову.
― В этом нет необходимости, ― говорит он, его голос звучит устало. ― Верратти под стражей. DIA взяло его час назад.
Данте качает головой.
― Это гидра. Можно отрубить одну голову, но этого будет недостаточно. Нам нужно уничтожить всю организацию.
И насилие будет продолжаться.
Вчера у меня, возможно, были сомнения по поводу того, хочу ли я выбрать такую жизнь. Сегодня я знаю, что лучше. Иногда на насилие нужно отвечать насилием. Иногда нужно делать что-то трудное и опасное, чтобы защитить людей, которые тебе дороги.
И вчера я могла поступить так, как упрекнул меня Данте, - сбежать, когда стало трудно. Сегодня я взглянула на ситуацию по-новому. Жизнь коротка, и ничто не гарантировано.
Я люблю Антонио. Я хочу провести с ним всю свою жизнь. Я собираюсь ухватиться за то время, которое нам отмеряно, обеими руками и не отпускать его.
Шесть мучительных часов спустя хирург, оперировавший Антонио, заходит в комнату ожидания. Она оглядывает переполненную комнату, и ее лицо бледнеет. Кажется, до нее только сейчас доходит, что она оперировала самого опасного человека Венеции.
Я тут же поднимаюсь на ноги.
― Операция?
Она смотрит на меня.
― Все прошло хорошо, ― говорит она. ― Мы обнаружили несколько дополнительных костных обломков, что усложнило операцию. Но, как я уже сказала, все прошло хорошо. Синьор Моретти находится в реанимации. — Она пересчитывает людей в приемной. ― Он отходит от последствий анестезии. Я могу пустить одного человека на пять минут. Кто это будет?
― Лучия, ― твердо говорит Энцо.
Татьяна кивает в знак согласия.
― Это должна быть Лучия.
 
 
Тридцать шесть часов спустя Антонио переводят в палату интенсивной терапии. Через два дня после этого его переводят в обычную больничную палату, хотя и очень шикарную, в отдельном крыле.
Наконец-то пришло время поговорить. Я сажусь на край его кровати и переплетаю свои пальцы с его.
― Я поняла, почему ты отослал меня.
Он напрягается.
― Правда?
― Это было несложно. Как только я справилась со своими обидами, все стало очевидно. Ты испугался, потому что меня могли убить. ― Я целую его в лоб. ― Ты не такой непостижимый, как тебе кажется.
― Я чуть не убил тебя. ― В его голосе звучит мука. ― Лучия, я не могу…
― Но в этом-то все и дело. Ты этого не делал. Наоборот, ты бросился под пулю ради меня. Это тебя подстрелили, а не меня.
― Я не могу подвергать тебя опасности. ― Но он не отстраняется от меня. ― Жизнь со мной небезопасна.
― Ты слишком самоуверен, ― говорю я ему. ― И самонадеян, думая, что можешь принимать за меня такие решения. ― Я нежно сжимаю его руку. В любой момент в палату может войти медсестра и выгнать меня, так что мне нужно поторопиться. ― Помнишь, как я ненавижу больницы? Как меня тошнит при виде крови? И все же я здесь. И не падаю в обморок. Ты же не думал, что я буду здесь, правда?
 
― Я явно ошибался.
Я оглядываюсь вокруг с преувеличенным шоком.
― Где свидетели, когда они мне нужны? ― спрашиваю я. ― Не каждый день Антонио Моретти признает, что ошибался.
Его губы дергаются.
― Негодница. ― Он делает вдох. ― Лучия, ничего не изменилось. Я не могу гарантировать твою безопасность.
Он все еще пытается оттолкнуть меня. Но я видела шок в его глазах, когда он очнулся и увидел меня в своей больничной палате. Шок и облегчение. И воспоминания о том, как это облегчение превратилось в яростную радость, дают мне мужество остаться. Бороться за нас.
― Дело в том, что я люблю тебя. ― Я встречаюсь с ним взглядом. ― Ты можешь прогнать меня, но я все равно буду любить тебя. Я могу покинуть Венецию и переехать в, не знаю, Сибирь или еще куда-нибудь, и я все равно буду любить тебя.
― Или во Флоренцию? ― язвительно спрашивает он.
Я шокирована.
― Ты знал? Почему ты не спросил меня об этом?
― Я подумал, что ты скажешь мне, когда будешь готова. ― Он пожимает плечами. ― Это не казалось таким уж важным. Флоренция всего в паре часов езды, и у меня есть частный самолет.
― Я отказалась. Я не хочу жить во Флоренции. ― Я снова сжимаю его руку. ― Я хочу быть здесь.
― Лучия, я…
― Я не хочу безопасности, ― продолжаю я. ― Безопасность - это иллюзия. Мои родители накрыли меня защитным куполом, но мое сердце все равно разбилось. Я просто хочу тебя.
Его глаза одновременно голодные и затравленные. Внутри него бушует конфликт.
― Ты должна уйти от меня, ― выдавливает он из себя, крепче сжимая мою руку. ― Это разумный поступок.
― Этого никогда не произойдет. ― Я робко улыбаюсь ему. ― Это тот момент, когда ты понимаешь, что застрял со мной.
Он долго смотрит на меня. Я вижу тот самый момент, когда он перестает сопротивляться, потому что его глаза вспыхивают собственническим огнем. Он раскрывает объятия, и я придвигаюсь ближе и прислоняюсь к теплу его тела.
― Я никогда не застряну с тобой, ― говорит он. Он улыбается мне и проводит рукой по своему сердцу. ― Это слово означает отсутствие выбора. Я люблю тебя, Лучия. Для меня больше никого нет, маленькая воровка. Я выбираю провести свою жизнь с тобой.
По мне разливается тепло. Он заключает меня в свои объятия, и я чувствую, что наконец-то вернулась домой. Конечно, я не могу удержаться от последней колкости.
― Я все еще думаю, что ты должен вернуть Тициана в музей.
Он одаривает меня лукавой улыбкой.
― Он стоит у тебя в шкафу, cara mia. Это ты отказываешься вернуть его в Palazzo Ducale. Интересно, почему? В конце концов, Бассано, которого ты украла у Пауэлла, уже вернулся в Турин.
Я чувствую, что краснею.
― Я была занята.
Его губы подергиваются.
― Конечно. Жаль, что ты украла его у меня. Если бы ты этого не сделала, я бы подарил его тебе в качестве свадебного подарка. Теперь мне придется придумать что-нибудь другое.
У меня открывается рот. Это что…
― Видела бы ты свое выражение лица. ― Антонио тихонько смеется над моей реакцией. ― Кстати, это не настоящее предложение. Будь я проклят, если буду просить любимую женщину выйти за меня замуж в больничной палате. ― Он касается поцелуем моих губ. ― Считай это репетицией.
― Если это репетиция, ― говорю я, ― то уверена, что само событие мне очень понравится.
Мое сердце переполняется радостью, и я обнимаю Антонио так крепко, как только осмеливаюсь. Больше никаких страховочных сеток - они мне не нужны. Я наконец-то готова к прыжку веры. Мы будем жить долго и счастливо.
ЭПИЛОГ