Его М.Альвина (СИ)

Мне кажется, что воздух в лёгких становится тяжелее свинца, который вот-вот придавит меня к полу. Я с трудом соображаю, потому что меня грызет страх. В голове стучит лишь одно: это все? Все закончится именно так?
– Убьете прямо здесь? Сейчас? – я продолжаю по-идиотски улыбаться и кусать себе губы до боли.
Может, это просто очередной, мучающий меня, кошмар, и я сейчас проснусь от звука Алькиного будильника…
– Знаешь в чем моя проблема, Данил? – Ворон неожиданно поднимается из-за стола, оставляя на нем пистолет, и медленно прохаживается от одной стены комнаты к другой. – Мне сорок лет, а двадцать из них я занимаюсь выбиванием долгов. И это все надоедает, – он обводит руками пространство вокруг себя. – Копания ям в лесу, инсценирование самоубийств… Мне уже скучно.
– Хочешь, чтобы я тут клоуном побыл? – страх бездумно толкает меня открывать свой рот и нести всякую дичь.
Уже плевать, если он реально хочет меня убить.
– Ой, нет, – Ворон театрально морщится, – хочу драму. А ещё хочу предложить тебе отыграться.
Облокачиваюсь о стол, запускаю ладони в волосы и меня накрывает истерический смех.
– Это шутка? Ты же знаешь, что у меня ничего нет. Мне не на что отыгрываться.
Хриплый голос Ворона бьёт по моим мозгам молотом:
– Я тут копнул под тебя чуть глубже и понял, что даже по родственникам твоим не пройдусь. Твоя мать все равно скоро умрет, а отец… Ну, ты и сам в курсе, – он снова вздыхает, а потом бьёт ладонью по двери троекратно. – Но, как оказалось, у тебя есть один весьма ценный экземпляр.
Слышу, как кто-то входит в комнату и тихий беспомощный всхлип. Я с трудом отрываю голову от ладоней и каменею окончательно. Перестаю дышать, думать и слышать что-либо вокруг. Потому что вижу перед собой её.
Мальвину.
Зареванную, растрепанную, босую и с размазанной по бледным щекам тушью. Ее изящная шея грубо захвачена пальцами Дога, стоящего сзади неё. А ещё вижу, как к ее виску приставлен пистолет.
Глаза Альки пронизаны страхом. Она дрожит, а по её щекам сплошным потоком катятся слезы. Маленькая, хрупкая, напуганная до смерти. Хватает секунды взгляда на неё и меня скручивает агония.
Блять! Нет! Нет! Нет!
Хочу ринуться к ней, вырвать её из лап Дога, но все на что оказываюсь способен – это обмякнуть на стуле, задыхаться и беспомощно прошептать:
– Отпусти её. Прошу… Не надо.
И походу, моя такая вялая реакция на происходящее вызывает лишь одобрение, что у Дога, что у Ворона: оба не без удовольствия усмехаются.
– Отпущу, но при одном условии.
– Что ты хочешь? – с трудом отрываю взгляд от дрожащий Альвины и перевожу его на Ворона.
Он тянет с ответом и этим молчанием растаптывает каждый мой нерв. Ворон медленно возвращается за стол, садиться и снова накрывает ладонью пистолет, прокручивая оружие вокруг своей оси.
– Я хочу хлеба и зрелищ. Убивать просто так – скучно. Так что все просто. Твоя ставка – это девчонка, а моя – твой долг и плюсом сверху вся его сумма наличкой.
Бред! Это какой-то бред! Я не хочу верить в то, что вижу и слышу, но кое-как собираю все мысли в кучу и смотрю в упор на Ворона.
– Если я выиграю?
– Получаешь и свою девку, и бабки, и уходишь отсюда без долга. Всё по-честному.
– А если проиграю? Или вообще откажусь играть на таких условиях?
– Исход будет одинаковым. Ты уйдёшь отсюда, – равнодушно пожимает плечами Ворон, закуривая сигарету.
– Один? – Сердце в моей груди готово раздолбать к чертям ребра.
Я не могу потерять Альвину.
– Один, – подтверждает Ворон. – Уходишь и просто живёшь с воспоминанием, что когда-то видел, как пуля Дога влетела в красивое личико твоей Мальвины.
  
Глава 41
 
Могла ли я когда-нибудь предположить, что к моему виску будет приставлен пистолет? Или что окажусь в прямом смысле слова похищена посреди белого дня какими-то отморозками? Поверила бы, если бы мне сказали, что когда-нибудь моя жизнь окажется просто ставкой в покере?
Должна ли была я предполагать, что все это произойдет со мной из-за человека, которого полюблю? Что меня могут убить из-за Данила?
 
Нет.
Моя интуиция оказалась глуха и слепа в тот момент, когда чужие скелеты, так долго спрятанные в шкафу, выломали дверь и придавили меня.
Я так переживала и много думала о Дане и его проблемах, что не удосужилась подумать о себе. А сейчас и нет смысла, потому что в его руках теперь не только карты, но и моя жизнь.
Я хотела казаться смелой, сильной и не плакать. Держала свой страх и панику как могла, пока меня везли сюда. Одной фразы, что, если я раскрою свой рот, Данил может как-то пострадать, было достаточно, чтобы молчать, глотая свой страх. Но когда стало понятно для чего меня сюда привезли – сдалась. Нам не оставили выбора. Ему не оставили выбора. Данила вынудили играть, сделав меня ставкой.
И теперь мне не хочется казаться сильной, смелой и не плакать. Сквозь слезы я едва различаю силуэты за покерным столом, а холод, словно змея, ползет от ледяного каменного пола по моим босым стопам вверх. Забирается по ногам под кружевной край черного шелкового платья, скользит по бедрам, окольцовывает талию, поднимается к груди, расползается по ней нитями, а потом удавкой сжимает горло, заставляя хриплый всхлип сорваться с моих губ.
Я чувствую, как дуло пистолета давит мне в висок. Чувствую, как грубые мужские пальцы все сильнее сжимают мою шею. Ощущаю каждым миллиметром кожи, что по ней уже пятнами расплываются синяки. Я не могу и пошевелиться. И не только потому, что скована страхом. За моей спиной стоит амбал, словно сошедший с кадров фильма про бандитский Петербург.
Никогда в жизни мне не было так страшно, что я готова ухватиться за каждую секунду жизни, за каждый свой вдох. А еще мне больно… Не физически. Потому что вижу взгляд того, по чьей вине я продрогла насквозь в полуподвальном помещении элитного загородного клуба. И в этом взгляде больше нет ни сожаления, ни сочувствия. Данил посмотрел на меня всего один раз. Один взгляд, полный чувства вины и страха. Но это исчезло. Сейчас в его глазах только азартная пелена.
– Играем, пока кто-то из нас не сорвет все, что на кону, – хмыкает Ворон, кидая Данилу две карты.
– Играем, – его хриплый ответ заглушается ядовитыми смешками амбала за моей спиной и еще одного охранника, спрятавшегося где-то в углу комнаты.
– Это будет быстро. Так что не волнуйся, тебе и твоей девочке долго мучиться не придется, – Ворон тушит сигарету прямо о пол и заглядывает на меня через плечо.
Подмигивает, и мои внутренности тошнотворно слипаются. Но Данил ни на что не реагирует. Он впивается взглядом в свои карты и не меняется в лице. Его скулы налиты напряжением, а губы сжаты в одну линию, когда Ворон выкладывает перед ним несколько карт рубашкой вниз. Я не вижу масти и значение карт, да если бы и видела… Я не знаю правил покера, поэтому мне и моему страху приходится ориентироваться лишь на реакцию присутствующих. А она явно одобрительная, когда на это Данил отвечает лишь одним словом:
– Чек.
– Вот как? А что, если я удвою сумму? И ты уйдешь отсюда миллионером в обнимку с девицей или…– Ворон кладет еще одну карту.
И ничего не меняется. Я снова слышу от Данила:
– Чек.
Пальцы амбала на моей шее на какую-то секунду еще жестче сжимаются, и меня едва не накрывает обморок. Хочется опуститься на пол. У меня нет никаких сил держаться на ногах.
– Последняя карта, Данил.
На зелёное сукно ложится туз. Данил молча складывает две своих карты рубашкой вверх и первый раз за эти минуты двигается. Облокотившись о стол, он с шипящим протяжным звуком роняет лицо в свои ладони, трет его, а потом грубо запускает пальцы себе в волосы. Я вижу, как они дрожат. Вижу, как Данила колотит изнутри так, что он едва сохраняет равновесие.
Боже… Это конец? Я зажмуриваюсь изо всех сил, а слезы беззвучным водопадом разливаются по моим щекам.
– Ну что, гаденыш? Пасуешь и в этот раз? – Тот, кто может одним щелчком пальца дать команду громиле сзади меня вышибить мои мозги, нагло усмехается.