Открывашка и пробой (СИ)
— Берите призы, идемте — регламент мероприятия строгий, и к вечеру нам нужно вернуться, — проинструктировал Жириновский.
Худрук растерянно посмотрел на кубок, лихо блеснул глазами, выдохнул и осушил посуду в три глотка. Бабушка справа тем временем подхватила бутыль, спрятав ее где-то в юбках. Наши посмотрели на Федора Степановича с уважением, на роже европейцев читалось «ох уж эти русские алкаши», а японцы почему-то предпочитали смотреть на меня. Как-то не по себе немного, но это — тоже не моя проблема.
Мы покинули МВДЦ через пожарный выход, встретив на парковке трио «пиджаков», которые проводили нас к автобусу марки «Икарус» с затонированными окнами. Лёха немножко косился на японскую делегацию, но, из-за отсутствия у последних питомцев-оборотней, быстро потерял интерес, и, судя по бросаемым на Укупника взглядам и едва заметному шевелению губами, планировал в голове разговор об автографах. Заслуженный артист тем временем немного пошептался с Федором Степановичем и замедлил шаг, сравнявшись со следующим в хвосте процессии мной:
— Ты, значит, репертуар «Липкам» написал, Андрей?
Нет, мне контракт нафиг не нужен!
— Отчасти, — осторожно признался я. — И больше ничего не напишу — иссяк.
— Это ты зря! — оживился Аркадий Семенович. — Стесняться не нужно — смотри, первый опыт, и сразу успех… — он пожевал губами, подбирая слово. — Краевого масштаба! Если Владимир Вольфович это одобрит, я мог бы помочь тебе стать звездой.
— Это не мои песни, — признался я чуть менее осторожно.
— А, гоуст-райтер? — догадался Укупник. — А кто? Манера вроде знакома… — подумав, он предположил. — Губин?
— Не знаю, — развел я руками.
— Да ерунда, ты не стесняйся, — похлопал он меня по плечу. — У нас знаешь на эстраде какие бездари? И ничего, выступают, полные залы собирают. Артист — это только вершина айсберга, а основа — это продюсер. Я бы за твою раскрутку взялся!
Ага, именно за этим тебя на конкурс и выписали — все очевидно!
— Вы лучше за бабушек возьмитесь, — попросил я. — Хорошо поют.
— Непременно, потенциал у ансамбля замечательный, — покивал Аркадий Семенович. — Только художественного руководителя заменить придется — сам видишь, бухает как лошадь.
Идущий спереди Федор Степанович вжал голову в плечи, бабушки синхронно отступили от «алкаша» на шаг.
— Это он от стресса, — заступился я за худрука. — Сами понимаете — международное мероприятие, гости большие.
— Посмотрим, — сориентировался Укупник.
Бабушки вернулись «на исходную».
— Уважаемый Укупник, — набрался тем временем смелости благополучно забывший имя-отчество звезды Лёха. — Моя мама очень любит ваши песни. Можно, пожалуйста, у вас автограф попросить?
— Конечно, — отработанным годами движением заслуженный артист России достал из кармана пиджака карандашик и залип.
— Бумажка нужна, — объяснил я сбой для Лёхи.
— У меня нету, — вздохнул он. — О, а давайте на руке! — протянул тыльную сторону ладони. — Я потом кожу срежу, у меня все равно новая отрастет, а старую в рамку повесим!
— Э-э-э… — опешил Укупник. — Как композитору и исполнителю мне приятна твоя самоотверженность, но…
Ситуацию спас Тимофей, вырвав листочек из служебного блокнота.
— На коже было бы круче, — проводил Лёха грустным вздохом нереализованную идею и аккуратно убрал во внутренний карман подписанный листочек. — Спасибо, уважаемый Укупник!
— У меня знакомые композиторы-фольклористы есть, озадачу их написанием песен такого же плана. Губину придется подвинуться — не застолбил ансамбль, сам виноват, — достав блокнотик собственный, принялся делать пометки Аркадий Семенович. — Он с народными коллективами работать не любит, — поделился с нами инсайдом. — Больше по певичкам, но это глупость — они дольше, чем полгода на эстраде не живут, а вот бабушки — это надежно, они и не беременеют, и товарный вид им потерять не грозит — уже потерян.
Дамы обернулись и наградили Укупника гневными взглядами. Ему было все равно:
— Три верных шлягера у нас есть, если все пойдет плохо — это на три альбома. Альбомов из одних хитов не бывает, — пояснил для меня так, будто мне не все равно. — Один шлягер пропихнет и альбом, и концертную программу. Но простата и красота имеющегося репертуара дают надежду на долгую жизнь коллектива — в этом стиле у нас пока никого нет, а значит народ будет слушать. В самую платежеспособную и респектабельную аудиторию бьём, Андрей! — весело мне подмигнул. — А еще и фольклор! Где фольклор, там государственная поддержка!
Бизнес-план вовсю разрабатывается! Мы погрузились в автобус, и Аркадий Степанович обосновался в передней его части, принявшись расспрашивать бабушек и худрука о личном, тут же формируя «творческие образы»:
— Нет, «инженер» не подойдет, Антонина Юрьевна! Поющий фольклорные песни инженер — это же нонсенс! Запоминайте: с этого момента вы — доярка, передовица сельскохозяйственного производства. Звание героя труда мы вам задним числом выбьем…
На подъезде к деревне, аккурат к моменту окончания асфальта, что вызвало пренебрежительные усмешки иностранцев — типа у самих везде все хорошо! — Тимофей ожил и тихонько меня предупредил:
— Готовься.
— К чему? — спросил я.
— К чему угодно. И ты готовься, — добавил для жука-дипломата.
— Защита — высший приоритет, — ответила всегда готовая Гриша.
— Мне домой, да? — вздохнув, догадался Лёха.
— Как пойдет, — поморщился КГБшник.
— Готовиться? — уточнил маленький оборотень.
— Не вздумай! — придавил его взглядом Тимофей. — Если что-то необычное начнется — убегай.
— Я не трус, — насупился пацан.
— Конечно нет, — терпеливо кивнул КГБшник. — Просто если полезешь, можешь нашим планам помешать. Это — не трусость, а доверие старшим товарищам и разумное поведение. Понял?
— Понял, — кивнул просветлевший Лёха и осторожно спросил. — А почему у Гриши «защита — высший приоритет»? Она необычная, да?
— Очень необычная, — подтвердил я. — Но пока секрет.
— Ладно, — вздохнув, смирился он.
Глава 29
Автобус стыдливо провез нас лесным проселком, откуда не было никакой возможности посмотреть на родную деревню, и, оставив Укупника и бабушек обсуждать будущее ансамбля, мы выбрались на вновь появившийся у синих металлических ворот с табличкой «Агрохолдинг „Липкинский“, ИП Евгеньев», асфальт. Местный кулак, получается — скупил вон те покрытые почти созревшей пшеницей и картофельной ботвой поля до самого горизонта, выстроил на окруженной забором территории элеваторы-сушилки-хранилища, машинно-тракторную станцию и вон там, слева, удручающе близко к Чулыму, здоровенные коровники.
Выглядело все это добро очень пристойно — блестела нержавейка, бетон не успел потемнеть от времени, по полю бодро тарахтел спёртный нами трактор… Твою мать!
Красующийся церемониальной катаной на поясе Самый Важный япошка хмуро глянул на трактор и что-то пробубнил на японском. Один из троих его подручных достал из внутреннего кармана пиджака телефон-«раскладушку» и начал набирать номер, а другой на корявом русском спросил:
— Многоуважаемый потомок древнего рода Акира-сама просит поинтересоваться, кто продал вашему агрохолдингу не подлежащий экспорту трактор «Тип-672»? Мы будем очень признательны вам за имена предателей, посмевших поставить собственные интересы выше подписанного императорской рукой приказа.
Они что, не поняли? Слава богу! С другой стороны — кто сможет запомнить все ворованные тракторы? А вот приехал этот мужик на ЭКОНОМИЧЕСКИЙ форум, поэтому его вопрос логичен и понятен. Ну и как вообще в нормальную голову может прийти идея воровства японских тракторов в Сибирь? Ладно бы в приграничных районах. Да и не успела бы японская система отреагировать и прислать специально озабоченных этим вопросом людей — с момента, когда Тимофей пожег япошек и камеры, прошло всего три дня.
Жириновский укоризненно посмотрел на меня (а я-то что? Все вопросы к взрослым!) и отбрехался стандартным: