Вариант «Бис». Дилогия

– Вот они, красавцы, – Яковлев с удовольствием обвел рукой запаркованные машины. – Первые из серийных. Бригадирская сборка, – он улыбнулся. – Полтора года работы нашего КБ. Заводам дали малые серии, литерный заказ, скостили им план по серийным машинам как следует.
– А я думал, только тридцатого «девятые» придут, – Федоровский покачал головой. Его огорчило, что он совершил какую-то ошибку при летчиках.
– Нет, тридцатого в Монино перегонят остальные, но пару мы заказали погонять самим. Стефановский через час вам покажет, – он посмотрел на часы. – Пока вокруг вот походим.
Они подтянулись к истребителям, и Покрышев первым с удовольствием пощупал обшивку крыла. Приглядевшись, он с удовлетворением отметил, что подгонка и покраска плоскостей была идеальной – это сразу свидетельствовало о высокой культуре сборки – не то, что, бывало, приходило во фронтовые части.
– Крылья складные, три человека за полминуты складывают-раскладывают. Замок простой, но четкий, конструкцию не ослабляет, так что высший пилотаж не ограничен. Мы прототипы гоняли, как Сидоровых коз. Ласточка, а не машина! Ну, опыт у нас большой, «троечка» уже вовсю воюет, так что никаких детских болезней не будет.
Летчики в сопровождении генерального конструктора пошли в обход красавца ЯКа, поглаживая и похлопывая его борта, как опытный лошадник завязывает знакомство с новой лошадью.
– Крюк нужен для зацепления троса аэрофинишера, – объяснял Яковлев. – Рывок такой, что пришлось усилить всю несущую часть. Но за счет применения металлических конструкций по полной программе нам удалось соблюсти весовой лимит. Плюс добавили боезапаса к точкам, так что и баланс не пострадал.
Федоровский, склонившись, подергал за крюк. Литое жало было выкрашено в контрастные черно-белые цвета, по его указаниям. Это поможет летчикам отрабатывать взлетно-посадочные операции на подготовительном этапе, а потом белые полоски можно будет закрасить.
– Номера машин в серии последовательные, – конструктор указал всем на многозначный индекс, ярко выделявшийся на вертикальном оперении. – «М» – значит морской вариант, плюс текущий серийный номер. Душу вкладывали, уж поверьте мне.
Когда они обходили уже четвертую машину, к собравшимся подошел громадный детина с бочкообразной грудью, обтянутой, несмотря на жару, чуть распахнутым регланом.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он густым басом.
– А-а-а! Вот и наш Стефановский пришел! – Яковлев, обернувшись, радостно пожал детине руку. Летчики с восхищением взирали на невероятной, видимо, физической мощи мужика – непохожего на летчика-истребителя, но тем не менее им являвшегося.
– И тебе по-здоровому, Илья Муромец! – ответил за всех Скоморохов, вызвав громкий смех остальных.
Стефановский не обиделся – к насмешкам относительно своего роста он, видимо, давно привык.
– Я, как договаривались, показываю «красавицу» на пилотаже. Потом «убивцев», по десять минут на каждого.
Покрышеву не понравилось, что испытатель назвал ЯК-3 «красавицей», – такое прозвище было у ЛАГГа, пока его не изменили на более актуальное «Лакированный (или Летающий) Гарантированный Гроб». Еще иногда добавляли «Авиационный» – для буквы «а».
Минут десять Стефановский рассказывал, аккуратно двигая тяжелыми ладонями, об особенностях пилотирования каждой из моделей. Яковлев с видимым удовольствием вставлял замечания, хлопал по борту, указывал на воздухозаборники, на фонарь, на стойки шасси. Летчики с интересом попинывали дутые резиновые колеса, щелкали по стволу крупнокалиберного пулемета, торчащего из основания правой плоскости. Подошли несколько механиков – как положено, в замызганных, залитых маслом комбинезонах. Стефановский, нацепив с их помощью парашют, полез в кабину ЯКа-третьего. Все с нескрываемым ужасом смотрели, как он, кряхтя, в ней устраивается. Весил он явно килограммов под сто пятьдесят. Один из механиков подкатил тележку с крупным, с тремя красными полосками на верхнем конце, баллоном сжатого воздуха, поставил на откинутую опору. Сделав Стефановскому какой-то жест, тот махнул в ответ, механик откинул небольшой лючок на капоте и всунул внутрь извивающийся воздушный шланг, отходящий от баллона, накрутил на переходник, провернул маховичок у горловины. Через секунду винт, провернутый другим механиком, с громким чихом качнулся, мотор взревел, и лопасти превратились в полупрозрачный диск с желтой полоской по кромке. Поднявшаяся пыль летела во все стороны, головные уборы приходилось держать двумя руками, чтобы не снесло. Испытатель покачал элеронами, рулями поворота, глубины, и, поддерживаемый впрягшимися технарями, самолет выкатился на кромку полосы. Прокатившись метра четыре, он остановился, минуты две двигатель выл, постепенно набирая обороты, желто-синие огоньки выхлопов то высовывались из зубчатой цепочки патрубков, то втягивались обратно. Наконец, звук работы мотора стал равномерным, Стефановский отпустил тормоз, и машина, быстро разгоняясь, помчалась вперед. Прищурив глаза от пыли, летчики, оскалившись, смотрели, как ЯК легко оторвался от полосы и ушел в небо, оставив в ушах затихающий звенящий вой.
 
Развернувшись над кромкой дальнего леса, маленький истребитель с набором высоты снова начал приближаться к ним, и когда детали его конструкции стали ясно различимы, Стефановский ввел машину в первый вираж. Последующие минуты были плотно забиты каскадом головокружительных фигур высшего пилотажа, выполняемого с минимальными паузами и безо всякой системы. Собравшиеся на поле летчики знали, что Стефановский, несомненно, пилот выдающегося таланта, и как он воевал, тоже знали многие – но не было сомнений, что процентов восемьдесят впечатления оставляет именно самолет. Юркий ЯК крутился в горизонтальной плоскости, как змея, ловящая свой хвост, замыкая вираж секунды на три-четыре быстрее, чем любая машина, которую им приходилось видеть до этого.
– Нам бы его побольше да пораньше, мы бы их давно уже в шлак перегнали, – явно выражая общее мнение, заметил Покрышев. – По стилю похож на И-16 на Халхин-Голе, зайдет в хвост кому угодно.
В южных конфликтах молодежь побывать не успела, но конфликты те пришлись на времена, когда обсуждать достоинства самолетов своих и противника было безопасно для здоровья, поэтому молодые знали о тогдашних машинах практически все.
– Сдохнет, но со спины не слезет, – подтвердил Коля Скоморохов. – Берем!
Все засмеялись, молодого героя любили за веселый характер и пронесенную через буйные военные годы бесшабашность.
ЯК приземлился, коротко пробежал по полосе и, пыля, подрулил, гася скорость, прямо к исходной точке. Стефановский вылез – громадный, громыхающий смехом, с улыбкой на все лицо.
– Ну, ребята, какую шелупень мне водить ни пришлось, но это, я вам скажу, что-то! Ласточка, а не машина! – повторил он слова Яковлева. – Вираж – песня! Бочка – куплет! Управляется – держите меня четверо! Мановением мизинца!
Мизинцем испытатель мог, судя по всему, перегнуть граненый строительный гвоздь, но удовольствие на его лице говорило само за себя. Он ласково потрепал истребитель по плоскости и стянул с себя реглан, оставшись в одной пропитанной потом гимнастерке.
– Не могу, больно жарко!
Механик помог ему снова нацепить парашют, и Стефановский полез в соседнюю машину.
Опять взревел мотор, промасленный технарь выдернул извивающийся шланг, и самолет ушел в небо. Снова каскад пилотажа на максимальных скоростях, «со струями», как говорится. Свечу ЯК делал так, что казалось, он никогда не остановится, а из одной фигуры в другую переходил без малейшего напряжения, закручиваясь сам на себя.
Когда показ закончился и летчики один за другим полезли в кабины припаркованых машин, Стефановский, усталый, присел на измятую траву, привалившись широкой спиной к стойке шасси остывающего истребителя. Через минуту, однако, ему пришлось подняться и, кряхтя, отвечать на вопросы по управляемости. Закончили они, впрочем, достаточно быстро. Подниматься в воздух на новых машинах пока не имел права никто, кроме испытателей, и травить душу особенно не хотелось.