Последняя пьеса Земли (СИ)
Заглушив мотор, Денис включил в салоне свет. Юра перебрался назад и замерил Аленке уровень сахара ручкой тестером. Терещенко наблюдал за всем в полоборота. Сын посмотрел результат, который показывало окошко на боку тестера. Туго сглотнул.
— Что там? — спросил Денис.
— Немного… немного выше нормы, — ответил сын. Но голос его дрожал.
Юра стал искать в рюкзаке инсулин. Нашел, щелкнул ампулой и набрал шприц.
— Уверен, что справишься? — спросил Денис.
— Уверен.
Терещенко вышел из машины. Он всегда боялся уколов. Но еще страшнее было его сделать. Он до сих пор не забыл, как мать просила вколоть ей обезболивающий препарат накануне свой смерти. Тогда Денису было семнадцать. И Денис не смог. Страх навредить матери плохим уколом (Денис очень боялся запустить в вену воздух) был куда сильнее, чем страх, что она испытывает жуткую боль.
Прислонившись спиной к Ниве, Терещенко закурил и посмотрел на небо. Млечный путь светился дымкой непривычно ярко. А полярная звезда висела на небе, как серебряная шляпка гвоздя, прибитого к черному полотну. Антураж апокалипсиса завораживал.
Терещенко уловил запах бензина. Принюхался. Ему показалось, что бензином пахло из-под Нивы. Он выкинул подальше сигарету, посмотрел под машину и посветил туда телефонным фонарем. Между задними колесами тонкой струйкой стекал бензин.
Денис поднялся на ноги и подумал, как где он умудрился пробить бензобак. Ведь пуля попасть под днище никак не могла. Но ничего другого, кроме как попадание пули на ум не шло. Тут же выстроилась логичная версия: пуля отскочила от асфальта, устремилась прямо под днище и пробила бензобак. Это было по истине фатальное невезение. Но Терещенко всегда не везло.
Денис прыгнул за руль и повернулся назад.
— Вы все? — спросил детей.
— Давно. Это ты, где-то прохлаждаешься, — ответил сын, застегивая рюкзак.
— Ты как, принцесса?
— Хорошо, — ответила дочь.
— Тогда едем дальше, — Денис потушил в салоне свет и провернул зажигание.
— Подожди, дай вперед сесть, — сказал Юра.
Они мчались по трассе, Терещенко то и дело бросал взгляд на приборную панель. Стрелка бензина сползала вниз и уже миновала отметину в полбака.
— Куда так несешься? — спросил сын.
— Бак пробит. Не хочу тут застрять.
— До города дотянем?
Денис вздохнул:
— Очень хочется. Еще километров сорок.
— Может скотчем заклеим? Или заткнем чем-то?
— Ерунду не говори. В городе поищем автосервис. Если дотяем. Глянь, как там Аленка.
— Я хорошо, — ответила дочь.
— Слушай, и часто у тебя сахар поднимается? — спросил ее Денис.
— Нет. Просто мне было страшно.
— Врач сказал, что ей нельзя нервничать, — проговорил Юра. — Сахар сразу поднимается. Теперь ты понимаешь, чего нам стоил этот прорыв?
— Я не знал, извини. А давно у нее? Ну, сахар.
— С первого класса. Мать говорит это у нее это по твоей линии пошло.
— У меня же нет сахара.
— У деда был.
— У отца? Не припомню.
— Просто это ты такой ущербный. Из-за тебя все. Даже детей нормальных не способен сделать!
Денис сжал руль.
— Меня уже достали твои упреки! Еще одна подобная фразочка — высажу и пойдешь дальше пешком!
— Да хватит вам уже! — крикнула Аленка.
С мгновение молчали. Юра опустил стекло и закурил. Денис косо посмотрел на сына.
— Уже достал где-то новую пачку? На зло мне это делаешь? Окей, валяй. Ты же у нас весь такой правильный, мать твою! — Терещенко ударил по рулю.
Дальше ехали молча. Мотор заглох минут через двадцать, и Денис покатил машину на обочине.
— Приехали. С вещами на выход, — сказал он, когда Нива остановилась.
Они вышли из машины, Терещенко собрал самое ценное в рюкзак: деньги, инсулин, документы. Закинул лямки на плечи. Потом поставил машину на сигнализацию, и крутанувшись, громок крикнул.
— Черт!
Его можно было понять. Бросать машину посреди дороги больно.
— Папа, что случилось? — спросил Аленка. — Почему ты кричишь?
— Все в порядке, принцесса. Все в порядке. Пойдем пешком.
20:00
Когда они вошли в город, Денис повернулся к детям и негромко проговорил:
— Не отставайте.
Людей нигде не было. В окнах домов горел свет. На перекрестке стоял настоящий блокпост в пятне уличного фонаря, оборудованный по всем правилам фортификации: нагруженные друг на друга мешки, бойницы. Терещенко негромко чертыхнулся. Он помнил, чем все закончилось, когда они в последний раз встретили блокпост. Потом присмотрелся к блокпосту и понял, что там были казаки: одеты по форме, на головах папахи.
Казак увидел их и дал жесть подойти.
Когда они и дети подошли, казак вскинул ружье. Терещенко инстинктивно запустил руку за спину, коснулся пистолета.
— Руки в гору! — прогорланил казак, щуря бульдожьи глаза. Блокпост ощетинился во все стволы.
Денис подчинился.
— Шо у тебя за спиной? — спросил казак.
— Пистолет. Травматический, — ответил Денис.
Через миг из-за мешков выскочил два хлопца, и подскочили к Терещенко, забрал пистолет. Обшманали. Потом детей. Рюкзак. Хлопец гнусаво рапортовал:
— Чисто.
Казак опустил ружье, блокпост тоже расслабился, защелкал обратно предохранителями.
— Какими ветрами? — спросил он Дениса.
Терещенко опустил руки.
— Армавирскими. Проездом тут. Машина сломалась, — и посмотрел на хлопца. — Ствол верни.
Паренек бросил взгляд на казака. Тот одобрил. Денис забрал травмат и убрал за спину.
— У вас что-то произошло? Зачем блокпост? — спросил Терещенко.
— Обеспечиваем правопорядок, покуда затмение не кончится. Я, значит, подъесаул Матвей Степаныч, будем знакомы. А это хлопцы мои. Сам-то кем будешь?
— Денис.
— Шо с машиной-то?
— Бак пробил. Залатать надо.
— Пробил? — усмехнулся подъесаул. — Это ж каким макаром-то пробил? Это ж не колесо.
Гнусавый паренек облокотился на мешки и перегнал в другой угол рта зубочистку:
— Наверное, пуля поймал? Сейчас психи всякие на темноту ползут, как черти из табакерки.
— Ну типа того сказал Денис. — Ну так есть у вас тут автосервис?
— Автосервис есть. Только сейчас закрыт. Комендантский час в городе. Утром откроется, — сказал подъесаул.
Терещенко покачал головой:
— До утра не можем ждать. Неужели совсем ничего нельзя сделать? Может, кто-то сможет помочь? Очень срочно в Сочи надо.
— Матвей Степаныч, может поможем людям? — спросил гнусавый.
Подъесаул выбил папиросу из пачки, дунул в фильтр.
— Ну, в принципе, можно. Только проблемка одна есть. — Подъесаул стал прикуривать.
Гнусавый кивнул в тыл блокпоста:
— Есть тут у нас один персонаж пакостный. Шляхтер его фамилия — начальничек ОВД, мать его. Когда вся эта петрушка с солнцем завертелась, Шляхтер подсуетился и начал город в охапку брать. Все так быстро сделал, за полдня прям. Видимо давно зрел у него план. В общем, теперь он тут власть. Потом комендантский час ввел. Мы-то, казаки, ничего против комендантского часа не имеем и даже за. Но только не за такой. Мало того, что патрули повсюду с собаками шастают, так если попадешься, заберут в ОВД и отправят на принудительные работы. А в худшем случае завалят на месте. Бойцы его те еще организмы. Пользуются положением. Беззаконие творят.
Подъесаул подхватил:
— Мы, казаки, не одобряем шо Шляхтер прессует людей. Но шибко ничего поделать не можем. Личного состава мало, шо бы отпор дать. Сохраняем нейтралитет. На постах вахту несем. Если сам пойдешь к автослесарю, на патруль нарваться можешь. Могут, конечно, и хлопцы тебя сопроводить. Только если с патрулем встретитесь, неизвестно как все оно завертится…. Так шо рисковать я не могу.
— Интересные у вас тут дела, — сказал Денис.
— Шляхтер только и ждал подходящего момента, чтобы власть перехватить. Революционер херов, — сплюнул гундосый.
— Тогда один пойду. Только детей с вами оставлю, — сказал Денис. — Присмотрите?