По ту сторону зимы

Через месяц, на рассвете, Ричард склонился над колыбелью, чтобы достать оттуда ребенка и передать Аните, удивляясь, почему тот не плачет от голода, как обычно, через каждые три-четыре часа. Он спал так спокойно, что Ричард заколебался, надо ли его будить. Волна нежности захлестнула его, глаза защипало, и горло сдавил сладкий комок, как это всегда бывало, когда он смотрел на Биби. Анита расстегнула блузку и даже поднесла малыша к груди, прежде чем до нее дошло, что тот не дышит. Утробный крик раненого зверя потряс дом, улицу, весь мир.
Необходимо было сделать аутопсию. Ричард хотел скрыть это от Аниты, поскольку сама мысль о том, что малыша Пабло будут методично разрезать ножом, была слишком жестокой, но ведь нужно было узнать причину смерти. В отчете патологоанатома она была указана как синдром неожиданной смерти, или младенческая смерть, и далее большими буквами было написано: «НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ, КОТОРЫЙ НЕВОЗМОЖНО ПРЕДВИДЕТЬ». Анита погрузилась во мрак глубокого страдания, в непроницаемую пещеру, куда мужу вход был заказан. Ричард был отвергнут женой и задвинут, как ненужная помеха, в самый дальний угол домашнего очага остальными членами семьи Фаринья, наводнившими его жилище; они заботились об Аните, занимались Биби и принимали решения, не спрашивая Ричарда. Родственники завладели его маленькой семьей, полагая, что он не способен понять масштабы трагедии, поскольку не так чувствителен, как они. В глубине души Ричард испытывал облегчение, он и в самом деле был чужой на этой территории страдания. Он увеличил количество уроков, выходил из дома рано и возвращался поздно под разными предлогами. Он стал больше пить. В определенном количестве алкоголь представлял собой необходимую разрядку.
Путешественники находились всего в нескольких километрах от проселочной дороги, как вдруг послышалась сирена и появились полицейские, которые ждали в машине, скрытой в кустах. Лусия увидела, как крутится мигалка между «лексусом» и «субару». Она всерьез подумала о том, чтобы нажать на газ и бросить вызов судьбе, однако крик Ричарда заставил ее изменить планы. Она проехала несколько метров и наконец прижалась к обочине. «На этот раз нам конец», — сказал Ричард вслух, выпрямляясь. Лусия опустила окошко и ждала, боясь дышать, пока патрульная машина пристраивалась позади. Мимо на малой скорости проехала «субару», и она сделала знак Эвелин, чтобы та продолжала путь, не останавливаясь. Через минуту к ней подошел полицейский.
— Ваши документы, — потребовал он.
— Я что-то нарушила, офицер?
— Ваши документы.
Лусия поискала в бардачке и подала ему документы на «лексус» и свои международные права, подумав, что этот номер может не пройти, поскольку она сама не помнила, когда получала их в Чили. Офицер долго изучал права, потом оглядел Ричарда, который полулежал на заднем сиденье, пытаясь привести в порядок свою одежду.
— Выйдите из машины, — сказал офицер Лусии.
Та подчинилась. Коленки дрожали так сильно, что она едва держалась на ногах. Она мельком подумала, что так, должно быть, чувствует себя афроамериканец, когда его останавливает полиция, и что, если бы Ричард сидел за рулем, отношение к водителю было бы другим. В этот момент Ричард открыл дверцу и, согнувшись, вылез из машины.
— Сеньор, ждите в машине! — крикнул ему офицер, положив правую руку на кобуру.
Ричард, сотрясаясь от рвотных позывов, изрыгнул остатки овсянки под ноги офицеру, который с отвращением попятился.
— Он болен, у него язва, — сказала Лусия.
— Кем вы ему приходитесь?
— Я… я… — пробормотала Лусия.
— Это моя экономка. Она работает на меня, — удалось произнести Ричарду между двумя позывами.
Полицейский автоматически расставил стереотипные факты по местам: прислуга, латиноамериканка, везет хозяина, видимо, в больницу. Этот тип и впрямь выглядел больным. Любопытно, что права у женщины получены за границей; он не в первый раз видел международные права. Чили? И где это находится?
Он подождал, пока Ричард выпрямился, и снова велел ему сесть в машину, но уже более примирительным тоном. Он обошел «лексус» сзади, позвал Лусию и указал на багажник.
 
— Да, офицер. Только что случилось. На дороге столкнулись несколько машин, может, вы знаете. Машина, которая ехала сзади, не успела вовремя затормозить и ударила мою, но это ерунда, небольшая вмятина и разбитая фара. Я закрасила фару лаком для ногтей, пока не поставлю новую.
— Я вынужден сделать вам официальное предупреждение.
— Мне нужно отвезти сеньора Боумастера к врачу.
— На этот раз я вас отпущу, но вы должны заменить фару в течение суток. Понятно?
— Да, офицер.
— Вам нужна помощь с больным? Я могу вас сопроводить до больницы.
— Большое спасибо, офицер. В этом нет необходимости.
С бьющимся сердцем Лусия вернулась за руль, пытаясь выровнять дыхание, в то время как полицейская машина удалялась. У меня будет инфаркт, подумала она, однако через полминуты на нее напал нервный смех. Если ей выпишут штраф, ее данные и сведения о машине будут зарегистрированы в полиции, и тогда опасения Ричарда реализуются во всем своем кошмарном великолепии.
— Еле проскочили, — заметила она, вытирая слезы, выступившие от смеха, но Ричарду все это совсем не казалось забавным.
«Субару» ждала их в километре от места, где происходила сцена, а вскоре Ричард обнаружил дорогу к хижине Орасио — извилистую, почти невидимую среди сосен тропу, покрытую снегом в несколько сантиметров толщиной. Они медленно пробирались по лесу минут десять, молясь, чтобы машины не увязли в снегу, не видя никаких следов пребывания человека, как вдруг показалась покатая крыша домика, напоминающего жилище сказочных фей, с которой свисали сосульки, похожие на рождественские украшения.
Ричард, обессиленный приступом рвоты, — правда, живот у него болел гораздо меньше, — открыл замок на воротах своим ключом, они подъехали к дому и вышли из машин. Он отворил дверь в дом, при этом вынужден был изо всех сил толкать ее, налегая всем телом, поскольку дерево разбухло от влажности. Едва они вошли, как в нос ударил тошнотворный запах. Забежав в туалет, Ричард объяснил женщинам, что дом пустовал два года с лишним, так что наверняка тут хозяйничали летучие мыши и прочие твари.
— Когда будем избавляться от «лексуса»? — спросила Лусия.
— Сегодня же; дай мне полчаса, чтобы прийти в себя, — сказал он, падая на обшарпанный диван в гостиной и не решаясь попросить, чтобы Лусия легла рядом, обняла его и согрела.
— Отдыхай. Но если мы останемся тут надолго, то заледенеем, — сказала Лусия.
— Надо включить генератор и зарядить топливом обогреватели. В кухне есть канистры с керосином. Трубы наверняка замерзли и какие-то прохудились, весной будет видно. Чтобы готовить, придется растопить снег. Камин нельзя использовать, кто-то может заметить дым.
— Ты сейчас не в состоянии всем этим заниматься. Пойдем, Эвелин! — сказала Лусия, укрывая Ричарда одеялом, траченным молью и твердым, как картон, которое висело на спинке стула.
Немного спустя нагреватели заработали, но женщинам не удалось запустить генератор, который дышал на ладан, не смог этого и Ричард, когда поднялся на ноги. В хижине имелась керосиновая горелка, которой пользовались мужчины, когда приезжали ловить рыбу на озеро на подледную рыбалку, кроме того, Ричард взял с собой три ручных фонаря, спальные мешки и другие вещи, необходимые для экспедиции на берега Амазонки, а также несколько пакетов с сухой вегетарианской едой, которые брал с собой во время длительных велосипедных прогулок. Ослиный корм, пошутила Лусия, намереваясь вскипятить воду на маленькой керосиновой горелке, от которой было почти так же мало проку, как от генератора.
Растворенный в кипятке «ослиный корм» превратился в достойный ужин, который Ричард не стал даже пробовать, ограничившись бульоном и чаем, чтобы не было обезвоживания; ничего больше его желудок не выдержал бы. Потом он снова лег, закутавшись в одеяло.