Никогда_не... (СИ)
— Блин… — Артур на секунду останавливается. — Полин, я тебя подставил? Я сам не знаю, как это вышло. Обычно я… ну, не делаю такого.
Черт, как же очаровательно он смущается. Не первый раз замечаю за ним такое, но эффект, производимый на меня, никак не снижается.
— Да ладно тебе. Мы, вообще-то квиты. У тебя вон тоже, — показываю на следы-царапины на его шее и опускаю глаза.
— Ну, мне-то легче отмахнуться. Могу сказать «отвали» и все. А тебе пришлось… Я знаю, каким бывает Дэн. Я поговорю с ним, не волнуйся.
— Да не надо! Все нормально, Артур, честно! — чувствуя, что густо краснею я из-за этого дурацкого конфуза, отвлекаюсь на закипевший чайник, после чего возвращаюсь к столу. — Мы с Дэном и так все решили, нормально общаемся. Он же мне и рассказал о том, что было. Ну, там… в школе. И тут я сразу о тебе подумала. Ты же попал туда, когда все только-только случилось. Тебе же сестра звонила сразу после гибели этой девочки?
— Не совсем сразу, — уточняет он, заканчивая свою часть работы и ожидая, пока я разолью кипяток по чашкам с чаем. — Пюс время, пока мы собрались и выехали. Сама помнишь. Уже где-то час прошёл.
— И… и что?
— И ничего. Ничего хорошего, — упрямо закрывается он. — Зачем тебе?
— Ну, как же… — не знаю, как сразу рассказать ему все. — Хочу знать правду, из первых уст. Все об этом говорят, уже мифы и сплетни всякие поползли, а я не в курсе, чему можно верить, а чему нет.
— А ничему не верь. Ясно, что не каждый день у нас такое случается, гудеть народ будет долго и нести всякую хрень — тоже, — Артур едва сдерживает раздражение. — Только тут не языками чесать надо, а сесть и подумать — как такое, вообще, могло случиться? Кто где хлебалом прощелкал — школа, родители? Друзья? — вижу, что его прорвало и молчу, не перебивая, не задавшая лишних вопросов. Все это позже, потом. Сейчас пусть говорит. Все, что думает, пусть и говорит.
— Я, Полин, если честно, сам не знаю, почему они к этому так относятся. Почему принимают это так… Какой-то тупой хайп на чужой смерти. Чёрные ленточки, стены памяти, вон на памятник уже собирать начали. Они что, главного не видят? Что это уже дно, понимаешь? Край тупости! Выпрыгнуть из окна ради лайков в интернете… Это, блядь, ни в какие рамки. Совсем охренели со своими конкурсами и соцсетями… Придурки! — он зло выдыхает и снова какое-то время молчит.
Я тоже молчу, впервые услышав от него такие резкие слова, и понимаю, что у Артура своя болезненная зацепка в этой теме. Присматриваюсь к нему внимательнее — губы сжаты, желваки под кожей ходят так, что, кажется, ещё немного и он заскрежещет зубами. Вовремя напоминаю себе, что у него же сестра-выпускница, может быть, из того же класса, что и Виола.
Тем более, надо попытаться разобраться во всем. Пусть эту девочку я знаю только по голосу, но количество тех, о ком я волнуюсь и кто находится слишком близко, в тени этого странного происшествия, постоянно растёт.
— И самое тупое, знаешь что? — продолжает Артур. — Что она таки стала знаменитой. Сейчас только о ней говорят, пишут, репостят, снимать уже что-то собрались. Сами подогревают весь этот бред, а потом будут удивляться, если появятся подражатели. А они точно появятся. Кто не захочет себе тысячу лайков или сколько там им надо? Похрен, что для этого надо сдохнуть. Популярность важнее жизни — вот что сейчас у них в головах.
— Прости, что заставляю это все вспоминать, — наклонившись через стол, беру его за руку и чувствую, как он в ответ сжимает мои пальцы.
— Ладно, Полин. Давай закончим, — машинально отвечает он. — Не очень много я там видел, так что и говорить особо не о чем. Только не надо ещё и тебе на всём этом хайпиться, ладно?
— Да я и не думала хайпиться!
— Все, понял. Извини, — исправляется он, стараясь взять себя в руки, и я даже жалею об этом. На волне злости он мог бы рассказать мне гораздо больше, но сейчас я вижу — у него снова все под контролем.
Ладно, пусть рассказывает, что считает нужным. Остальное я и сама узнаю.
— Все в порядке. Я же не из пустого любопытства интересуюсь… У меня, если хочешь, есть и свои причины, очень веские.
— Какие? — тут же переспрашивает Артур.
— Расскажу. Обязательно. Только после тебя. Я обещаю, это только между мной и тобой, дальше не выйдет.
Он все ещё смотрит на меня, словно прикидывая что-то в уме.
— Ну? Артур? Неужели ты держишь меня за трепливую дурочку? Или думаешь, что я это использую в каких-то своих коварных целях?
— Нет, конечно… — говорит он, но в его взгляде, как ни крути, все ещё скользит тень странной подозрительности. — Ладно, — решает Артур после минутной задумчивости. — Что тебе интересно?
С его стороны это выглядит как уступка, причём принудительная.
— Я уже спросила, — уточняю я. — Что? Что там было? Что ты видел?
— Да честно — ничего особенного, — тоном, больше похожим на свой обычный, отвечает он — Полиция, три скорые, все кричат, кому-то плохо, директрису откачивают. Тело… — кажется, Артур совсем не боится и не избегает этого слова, — уже увезли. Только следы во дворе остались. Всякие случайные мелочи… туфли, вот помню, точно лежали… Вернее, одна из них, где вторая была — не знаю… Запчасти ещё какие-то, колёсики от часов, браслет… мобилка разбитая. Блестящая ерунда ещё — то ли с платья, то ли с украшений. И ещё пятна, пятна везде. Как лужи после дождя. Только это совсем не дождь был, ты же понимаешь.
— Понимаю, — тихо отвечаю я, вздрагивая от такого простого, но очень меткого описания. Артур тут же замечает это.
— Не лезь в это, Полина, — снова предупреждает он. — Помнишь, что я тебе говорил? У нас не любят приезжих. А приезжих, которые мешаются в жизнь города — не любят ещё больше. А мусолить эту тему будут долго. И фонд памяти организуют, и специальную табличку на школу повесят, и доску на дом, где эта Виола жила. Ещё и улицу в честь неё назовут, — по лицу Артура проходит гримаса отвращения, и я в который раз задаюсь вопросом — почему он до сих пор здесь, среди порядков, которые вызывают в нем такое неприятие?
И ведь он говорит чистую правду — по поводу хайпа и истерии на трагедии. Я успела убедиться в этом накануне ночью, пока сидела в интернете. Выйдя на местные группы, которые смогла найти на Эмелькиной страничке, я листала их, иногда протирая глаза и брызгая в лицо водой — среди ночи мне начинало казаться, что я брежу. Но нет — виртуальная реальность меня не обманывала. Хотя, лучше бы я на самом деле бредила.
На первый взгляд народ глубоко и искренне скорбел. Городские паблики и группы были заполнены трагическими картинками со свечками, фотографиями Виолы в чёрной рамке, а некоторые даже успели скреативить и пририсовать ей нимб и крылышки, изобразив в виде ангела, упорхнувшего на небо. Под одним из таких коллажей развернулся спор на сотни комментариев, вызванный тем же вопросом, который вчера задавала Наташка — можно ли молиться за самоубийц и, тем более, изображать их в виде ангелов? Не понимая, откуда в местных людях, которые никогда не были набожны, взялось такое рвение к соблюдению церковных канонов, я с удивлением погрузилась в богословские проповеди от явившихся из недр интернета праведников, точно знавших, что есть свет, а что тьма. В полемику с ними вступали те, кто обвинял их в излишней жестокости — в основном женщины, чьи дети могли быть ровесниками Виолы, — всячески сочувствуя «деточке» и ее несчастной матери, у которой такое горе, такое горе.
Параллельно множились и версии причин произошедшего. Некоторые утверждали, что девочка умом тронулась, все из-за неправильных компьютерных игр, перепутала жизнь и виртуал, вот и шагнула с крыши. Некоторые — что бес попутал, а некоторые, что это ее через интернет шантажировали, обещая рассекретит интимные фото или видео, потому что была она гулящая и вела себя как малолетняя шалава.
Богословы тем временем продолжали свои проповеди, и постепенно добросердечные жалельщицы начали затыкать им рты — кто, мол они такие, чтобы судить? А потом и вовсе принялись проклинать и желать, чтобы такое случилось уже с их детьми.