Сама дура виновата (СИ)

— Все женщины на них слюни пускают, это да… — мечтательно проговорила она, кидая задумчивые взгляды в сторону бара. — Но в сексе они больше любуются собой, чем наслаждаются процессом. А чтобы как следует любоваться, пара должна быть им под стать.
Кажется, Андрюша на этих словах даже как-то воспрял и придвинул свой стул поближе к Элке. А я прям загрустила. Вот и какой смысл в идеальной фигуре, если в итоге вы остаетесь вдвоем с зеркалом?
Вернувшийся Егор окинул быстрым взглядом скуксившегося Андрюшу, хлопающую ресницами Элку и опечаленную меня, расставил бокалы с коктейлями и как-то так ловко устроился за столом, что стал центром компании. Он одновременно оказался ближе и ко мне, и к Элке. Зато Андрюша вроде как остался сидеть с нами, но все равно немножко в стороне.
Я потянулась к своему коктейлю и поймала взгляд из-под темных ресниц — ленивый, как будто немного сонный. Но такой многозначительный, что в голову ударил жар, а по коже разбежались мурашки. Очень смущающий взгляд.
Сердце затрепыхалось как-то подозрительно быстро, и мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы немного прийти в себя.
Я — книжная девочка, как любой порядочный филолог. В литературных героев я влюблялась намного чаще, чем в реальных людей. Иногда мне кажется, что только в них я и влюблялась.
А реальные? Ну что они — живые люди всегда немного компромисс со своим романтическим сердечком. Среди одноклассников не было ни одного Темного Властелина, среди друзей не затесалось мало-мальски приличного дракона, а начальники на моих многочисленных и плохо оплачиваемых работах совершенно не походили на властных и дерзких героев вроде мистера Рочестера или Ретта Батлера.
В обычного человека всем сердцем не влюбишься — крайне редко он стоит на пороге смерти, чтобы за него отчаянно бояться, практически никогда не завоевывает страны и континенты, чтобы им восхищаться, и совсем никогда не владеет древней темной магией, чтобы сладко дрожать в его присутствии.
Тогда откуда у меня именно сейчас возникло вот это пронзительное ощущение, словно я сейчас протяну руку — и герой сойдет со страниц книги?
Именно ко мне.
Зная мои самые потаенные мысли и мечты и готовый их исполнить?
Я узнала это чувство, я слишком часто его переживала!
Порой даже завидовала подругам, которые не так глубоко погружались в выдуманные миры, потому что это ощущение сродни боли — яркое, острое, проникающее в самую глубину сердца и застревающее там огненной занозой.
Когда кажется, что сейчас прорвется ткань реальности, и воображаемое станет вещественным.
Сбудется.
Так всегда выглядела моя любовь к выдуманным мужчинам.
Егор же — настоящий. Живой мужчина, как все. Он наверняка не опускает стульчак унитаза, нюхает носки, перед тем как их надеть, воняет перегаром наутро после пьянки — и не факт, что в курсе, где находится клитор.
Интересно, Ретт Батлер знал, где клитор?
Жоффрей де Пейрак точно знал, мы это как-то на лекции по зарубежке обсуждали. Во французском тексте, рассказала нам преподавательница, многие вещи названы куда более откровенно, чем в переводе.
Я опустила глаза в свой коктейль, пытаясь справиться с дыханием.
Ну я молодец, конечно.
Влюбиться за каких-то полчаса в настоящего мужчину так же сильно, как в книжного.
Но выбрать того, кто гораздо менее доступен, чем любой книжный.
  
Глава шестая, в которой героиня ничего не понимает, а герой понимает слишком много
 
Я ошеломленно переваривала свои ощущения, стараясь не поднимать глаза на Егора и отчаянно путаясь — почему не поднимать? Чтобы не узнал? А если я хочу, чтобы узнал? А вдруг он узнает и скажет что-нибудь… такое?
Такое — какое?
Гадкое.
Может быть, лучше пусть скажет, меня тогда отпустит?
К счастью, пока никто из присутствующих не догадывался, как я попала.
— Как ты этот бар вообще нашел? — поинтересовалась у Егора Элка. — У него даже вывески нет!
— Смотрю, никому это не мешает, — кивнул он на забившую помещение толпу.
В былые времена в барах еще и курили. Я уже не застала в Питере те времена, но страшно представить, как это выглядело в подобных местах.
 
— Ты от всех вопросов будешь так же ловко увиливать? — Элка поставила локоть на столик и изящно оперлась подбородком на тыльную сторону руки, беззастенчиво строя глазки Егору. — Я прощу тебе это, только если ты признаешься, что секретный агент на задании.
— Если я признаюсь, я уже не буду секретным, — засмеялся он. — На самом деле я просто пошел прогуляться в одиночестве, как говорится «чтобы раскрыть душу и глаза» и увидеть настоящий Питер.
Я уставилась на него с изумлением, и — что скрывать! — уважением.
Наличие мозгов в этой привлекательной оболочке можно считать доказанным.
Срочно требуется спасение моего бедного сердечка, алярм!
— Что? — напрягся Егор. — Почему ты на меня так смотришь?
Надо же, а я думала, он только томные взгляды Элки замечает…
— Эта цитата, про пешком и душу с глазами, ты откуда ее взял?
— Мммм… — он почему-то бросил взгляд на Элку. — Еще можно признаться, что я секретный агент?
— Нет. Момент упущен, — жестоко отказала она.
— Тогда вынужден сказать, что эту фразу нам сегодня на экскурсии сказали. Мол, так и стоит познавать Питер. Своими ногами и в одиночестве.
— Это сказал художник Добужинский, — просветила я. — А цитируется эта фраза в лучшей книге об истории Мойки и окрестностей. И я теперь даже знаю, на какой экскурсии ты сегодня был.
— Ты ужасно разочаровал Дарину, — прокомментировала Элка. — Она думала, что нашла такого же влюбленного в Питер психа. А ты просто заплатил штукарь и тебе все разжевали.
— Два штукаря, — поправил Егор рассеянно. — Дарина! — Он развернулся ко мне и спросил как-то очень мягко и доверительно: — Я тебя разочаровал?
И не то, чтобы пошутил изящно. Нет, на полном серьезе ждал моего ответа, не отрывая взгляда от моего лица. А я замерла с трубочкой во рту на половине глотка коктейля и выглядела, вероятно, очень глупо. Особенно когда секунд пять просто хлопала глазами и не понимала, что ответить.
И что делать с огненными мурашками, разбегающимися от этого его взгляда.
Ой-ой-ой.
Что-то уже нифига не смешно!
— Расскажите о себе, что ли? Чем вы тут занимаетесь, в культурной столице? — Егор наконец сжалился и, щедро отхлебнув пива, решил обратиться к той части нашей компании, что еще владела человеческой речью.
— В смысле? — не поняла Элка. — Мы должны чем-то особенным заниматься?
— Дарина умные книги читает, — Егор кивнул на меня. — А ты, наверное, в театр-оперу ходишь? А он в Эрмитаж?
Вот так и навешиваются на людей комплексы. Андрюшу аж перекосило.
Элка тоже нахмурилась.
Я поняла, что пора их спасать!
— На самом деле, я не очень умные книги читаю, — покаялась я, старательно не глядя на Егора. — У меня даже диплом по любовным романам.
— Ого! Значит я все-таки тебя разочаровал, потому что не страстный герцог с огромным болтом, — вздохнул Егор.
— Нет, потому что ты не мистер Дарси в мокрой рубашке, — буркнула я.
— Это несложно исправить, — заявил он и медленно, глядя мне в глаза, вылил на себя весь бокал с пивом. Футболка намокла, прилипла к коже, и под ней обозначились четкие пластины грудных мышц и затвердевшие от холода маленькие соски. — Так лучше?
Элка ахнула вполголоса, я попыталась сглотнуть, но во рту пересохло.
Плюс тысяча пунктов по шкале привлекательности — и Егор только что пробил ее верхнюю границу и улетел в открытый космос.
— А я вот так умею! — нарушил звенящее охренение забытый за ненадобностью Андрюша.
Он высунул язык и принялся демонстрировать двумя его кончиками что-то интересное.
Наверное.
Бедняжка — внимания на него обращали не больше, чем на пятилетнего ребенка, который пытается рассказывать стишок бухим родителям на вечеринке.