Время собирать камни (СИ)

Он нахмурился, но продолжать разговор не стал. Тренера конечно, когда узнали, где я завтракал, потеряли дар речи. Под их ошарашенными взглядами, я пошёл к себе, поскольку уже через пару часов нужно было идти на Олимпийский стадион, начинать тренироваться. Уже с завтрашнего дня можно было мне возобновлять утренние и вечерние пробежки, благо Олимпийский парк был огромный, а вчера и сегодня я сделал исключение только из-за приезда Кэтлин.
  
Глава 18
 
27 августа начались соревнования по спортивной гимнастике, и я, когда получалось, приходил поддержать как советскую команду, так и Кэти, неизменно попадая под множество фотокамер. Кто-то из американцев запечатлел на фотографии тот памятный завтрак, после нашей первой ночи здесь и картинка получилась настолько сочная, где я единственный в красно-белой форме СССР, спокойно сижу в окружении звёздно-полосатых спортсменов, что газеты взахлёб это обсуждали, ещё больше подогревая интерес читателей к нашему роману.
И должен отметить — это дало результат. Билеты на спортивную гимнастику были выкуплены абсолютно все, даже на первые соревнования, не говоря уже о полуфинале и финале. Когда бы я ни приходил, зал всегда был битком забит зрителями. Единственное, что расстраивало мою девушку, это её выступления. Насколько же отлично шли советские спортсменки, настолько плохо дела обстояли у неё. Травма, как она и говорила дала о себе знать и в один из последних дней, она сорвалась и упала с брусьев, а затем хромая, пошла на скамейку команды. Моё сердце сжалось, и я поднявшись, пошёл вниз. Спортивные маршалы бросились меня останавливать, но затем узнали и пропустили. Американские спортсменки проводили меня взглядом, когда я подошёл к плачущей Кэтлин обхватившей себя за колени, и обняв её, я стал успокаивать, говоря, что так в жизни бывает и нужно показать ногу врачу, поскольку здоровье важнее. Она в конце концов согласилась со мной, поднялась и пошла к скамейке, где находились американские врачи, а я, проводив её взглядом, снова пошёл обратно наверх, постоянно попадая под вспышки камер.
Конечно же, это всё попало не только в газеты, поскольку, в зале были кроме фото камер, ещё и стационарные телевизионные камеры и трогательный момент увидел весь мир, в том числе и советские спортсмены, поскольку телевизоры с цветным изображением стояли у нас в каждой комнате. На ужине довольных взглядов я что-то больше не увидел, а потому решил завязывать со своим спектаклем, придя на первый соревновательный день в обычной форме. Представители фирмы «Adidas» не далее, как вчера встречались со мной и передали коробку с финальными образцами, в которых я и должен был выступать на соревнованиях. Вот только я всё это отложил на потом и на квалификационные забеги стометровки вышел в стандартной одежде той же фирмы, с трилистником на футболке слева, как были одеты все наши спринтеры.
В раздевалках сборной стоял обычный шум: Александру Корнелюку и Владимиру Атамасу тренеры что-то повторяли, Борзов же со своим каменным лицом спокойно сидел рядом с тренером, спокойно о чём-то с ним переговариваясь. Мне Дима понятное дело ничего не говорил, он оглядывался по сторонам, не выпуская из рук наши бутылки с водой, а Женя приступил к массажу.
Первое отличие от привычной взгляду картинки, изменившейся за время моего отсутствия, было то, что сборной дали-таки бригаду своих врачей. Видимо Степанчонок оказался более настойчив и смог выбить себе ставки. Это безусловно радовало, поскольку теперь спортсмены не будут обращаться ко мне за помощью, а то помня всех, кто плохо на меня смотрел всё это время, я слишком многим стал бы отказывать.
— Степаныч, — я кивнул головой врачу в сторону его коллег.
— Да, вчера уже познакомился с ними, — он тяжело вздохнул, — жаль пить мне нельзя пока.
— Ничего догонишь своё, если мы выиграем.
— Хорошо бы Ваня, — согласился он.
Как я знал, со слов Димы, что меня организаторы поставили сразу в первом забеге, во втором бежал Борзов, в пятом Корнелюк и Атамас был выставлен в двенадцатом, так много было приехавших на Олимпиаду спортсменов.
 
— Вань, пора! — Дима показал рукой на табло с появившейся моей фамилией и номером дорожки, — давай, удачи.
Я поднялся и пошёл в «предбанник» как его иногда называли наши спортсмены, где собирались с раздевалок и внутренних помещений спортсмены и их тренера, участвующие только в текущем забеге.
— О, Леннокс привет, — поздоровался я с ямайским спортсменом, с которым уже не раз соревновался раньше.
— Иван, — он мгновенно погрустнел при виде меня, — а говорили в газетах, что ты ушёл из спорта и не участвуешь в Олимпиаде.
— Хочу войти в историю, — я извиняющее развёл руками, — насколько я помню, дважды никто из спринтеров ещё не выигрывал две Олимпиады?
Он кивнул, и отошёл, а за нашим разговором пристально наблюдали остальные.
— Спортсмены, выходите на поле, — появился маршал и показал нам в сторону выхода.
Я, расправив плечи и натянув налицо широкую улыбку, шагнул одним из первых на дорожку стадиона, привычно поднимая вверх руки, чтобы поздороваться с болельщиками. Оглушительный шум в ответ, заставил меня улыбнуться ещё шире, я почувствовал себя на привычном месте. Как мне этого оказывается не хватало, когда целый год был отстранён от подобного уровня соревнований!
* * *
— Дорогие телезрители, я рад вас приветствовать в этот первый, солнечный день осени здесь у нас, на Олимпийском стадионе Мюнхена. Сегодня я, Рихард Вернер и наш гость Боб Найт, посмотрим первые квалификационные забеги мужчин на 100 метров, а также четвертьфиналы этой категории.
Картинка со стадиона чуть уменьшилась, поскольку спортсмены ещё не вышли, а два ведущих наоборот появились перед телезрителями.
— Привет Рихард, рад тебя видеть, — поздоровался американец с ним на хорошем немецком, — добрый день всем телезрителям вашего канала.
— Взаимно Боб, — немец довольно покачал головой, — но давай же скорее обсудим, кто из спринтеров твой фаворит на этой Олимпиаде? Думаю, ты не остался равнодушен ко всей той шумихе, что развернулась вокруг фигуры русского, который внезапно снова возник на спортивной арене? Конечно эта его любовь обожаемой многими малышке Кэтлин Ригби — это просто что-то невероятное. Зрители забрасывают нас письмами, чтобы мы больше времени освещали взаимоотношения этой пары, ведь это что-то из области фантастики: спортсмен из СССР и американская гимнастка. Ещё пару лет назад этого нельзя было даже себе представить. Согласись?
— Безусловно Рихард, хотя, как мне известно из надёжных источников, Иван пострадал-таки за свои чувства.
— Да? — мгновенно оживился немец, чувствуя сенсацию, — скорее же поделись с нами этим.
— Его отстранение на год, как мне сказали, как раз случилось после его приезда из Америки, и начала их романа, — напомнил гость, — так вот мне сказали, что его советская пресса за это, просто разобрала на косточки, а руководством страны было принято решение отстранить его от всех международных соревнований.
— Не может быть! — ахнул второй ведущий, — за что? Он же не сделал ничего предосудительного?! Наоборот, интерес к СССР сильно вырос после того, как он уехал, а Кэтлин говорила в интервью, что Иван не забывает её и присылает письма, как только может.
— Не знаю Рихард, рассказываю только то, что мне сказали, — пожал плечами Боб Найт, — поэтому-то весьма удивился, увидев его здесь, в Мюнхене.
— Да, уж это весьма странный и нелогичный поступок, наказывать человека, за любовь к такой красавице, как Кэтлин Ригби.
— Полностью с тобой соглашусь Рихард, но нам пора вернуться на стадион, спортсмены выходят на дорожки!
Картинка с камер стала приближаться, став во весь экран и от ведущих остались только голоса.
— А вот и Иван, в своей неизменной манере, приветствует стадион.